Просыпаясь утром, Вэл тщательно умывалась, наслаждаясь чистой ледяной водой, от которой ломило зубы. Зефф, поглядывая на нее, каждый раз не забывал вставить свое словцо, удивляясь тому, как старательно Вэл намыливала лицо мылом. «Ты хуже последней шлюхи, ей-богу», – ухмылялся бородач, вызывая на лице девушки скупую улыбку. Вэл, даже если бы и захотела, не смогла бы объяснить, что значит просыпаться под крышей настоящего дома и знать, что каждое утро ее ждет свежая колодезная вода да кусок настоящего, пенистого мыла. После обильного завтрака, чаще всего состоящего из поджаренных куриных яиц, наскоро приготовленных Зеффом, Вэл получала от бородача небольшой список покупок и послушно отправлялась на рынок. Ей, не привыкшей жить за чужой счет, нравилось быть хоть в чем-то полезной. Она надевала свою новую куртку, каждый раз поглаживая приятную на ощупь ткань, шнуровала сапоги, не веря в то, что дожила до того момента, что надевает подобную обувь, и, внутренне наслаждаясь этими ничего не значащами для окружающих людей вещами, отправлялась в путь, получая от бородача необходимое количество монет. Днем она чаще всего убиралась в доме, каждый раз придумывая себе какую-нибудь цель – отмыть мутные от грязи окна или вычистить наконец отхожее место. Зефф, поначалу ворчавший и игнорирующий действия Вэл, вскоре проникся прилагаемыми усилиями и, заметно подобревший, начал указывать на пропущенные грязные пятнышки на каминной полке. Девушка лишь улыбалась и спешила угодить хозяину дома. Она видела, как медленно, но верно настороженный Зефф стал доверять ей самое сокровенное – и кошелек с деньгами, и самые пошлые и откровенные истории своих похождений. За ужином, приготовление которого Вэл взяла на себя, Зефф неизменно выпивал бокал настойки (а бывало и куда больше) из своих нескончаемых запасов в буфете и, заметно покрасневший, довольно откинувшись на отчаянно скрипевший стул, начинал рассказывать о грудастых девушках с большими упругими задницами и тех всевозможных вещах, которые он с ними творил. Вэл слушала его, улыбаясь и смотря в горящий камин, наслаждаясь каждой спокойной минутой своей новой жизни. Когда бородач начинал клевать носом, Вэл осторожно вставала и уходила, тихо прикрывая за собой тяжелую дверь. Именно там, за порогом, для нее открывался чуждый ей мир, притягательный и завораживающий своей неизвестностью. Она шагала по улицам, рассматривая окружающий город, и каждый раз не переставала удивляться его аккуратной и правильной красоте. Узкие улочки были сплошь вымощены камнем, и Вэл, старательно глядя под ноги, так и не смогла понять, как же часто нужно подметать дороги, чтобы поддерживать их в таком идеальном виде. Мусор, к которому привыкла Вэл, половину своей жизни проведя под открытым небом, являлся для этих мест настолько редким явлением, что она не раз и не два задавалась вопросом – кто и какими средствами смог приучить жителей быть такими опрятными. Поначалу Вэл терялась, плутая по однообразным проходам и переулкам, но к концу своей второй недели пребывания в городе научилась безошибочно ориентироваться на местности. Сложного ничего не было, город лишь немного отличался от тех мест, где выросла Вэл, – имелась и главная площадь, на которой, судя по всему, проводились различные городские праздники и мероприятия; и большой крытый гостиный двор, где торговали дорогостоящими овощами, фруктами и мясом; и жилые кварталы – ближе к центру сплошь богатые каменные дома, а чем дальше от площади, тем проще – серый камень сменялся на дерево, не изменяя одному – излишне чрезмерной опрятности. Бывала Вэл и на набережной. Она приходила сюда почти каждый вечер, обычно будучи уже свободна от всех своих дневных дел. Арсу-Ала. Вэл повторяла это название про себя, перекатывая его на языке, как леденец. Именно озеро и выходящая вперед деревянная пристань нравились ей больше всего. Вэл любила рассматривать изобилие лодок: и простых рыбацких, и изящных, украшенных резными деревянными фигурами парусных яхт, принадлежащих богатым жителям города. И ничто не омрачало бы спокойного существования девушки, если бы не несколько вездесущих «но». За всей этой красивой и безмятежной картинкой скрывалось то, что заставляло Вэл подолгу лежать в темноте на служившей ей кроватью тахте и задумчиво рассматривать деревянные балки потолка. Жители этого милого городка – что скрывалось за дверьми их чистеньких домиков? Каждый раз, думая об этом, Вэл вспоминала черные глаза на звериной морде, и каждый раз сердце в груди начинало настойчиво и неприятно болеть. Не нравились ей эти люди, которые и людьми-то не были. Прогуливаясь по вечернему городу, Вэл не прятала взгляда, открыто смотря в мелькающие кругом лица. Мужчины и женщины, дети и старики – все они были не теми, кем хотели казаться. За радушными улыбками и сверкающими странного цвета глазами Вэл видела звериные морды, оскаленные, с зубами, готовыми в любой момент впиться в возможного неприятеля. Девушки, красивые женственные девушки, такие же, как Лили в «Полуночной деве», то и дело приветливо улыбающиеся голубым глазам Вэл, – кем на самом деле они являлись? Волчицами с серой жесткой шерстью? Огненными лисицами? Или конечно же мягкими кошечками? А может быть, они представляли собой то, что Вэл не могла вообразить и в самых смелых фантазиях? А мужчины – грузные, здоровенные вояки – кем они были? Медведями наподобие того, что умер от клыков Раза в злосчастной таверне? Вэл видела благодушные лица рыночных торговцев и каждый раз задумывалась, а кто на самом деле стоит перед ней – волк, медведь, дикий кот, а возможно, какая-нибудь птица? Неустанно в голове возникали образы потных, разгоряченных лиц посетителей таверны, со звериной жестокостью и нескрываемым азартом в глазах жаждущие увидеть, как проливается алая кровь. Город хранил свои тайны. Вэл никогда не замечала, чтобы кто-нибудь разгуливал по улицам в своем истинном облике. Это было отчасти забавно – звери, играющие в людей и людей же недолюбливающие. Она прекрасно видела настороженность и легкое презрение в глазах смотрящих на нее оборотней, когда обращалась к ним. Они безошибочно узнавали в ней человека, и Вэл, вспоминая слова Раза о своем запахе, думала, что причина именно в этом. В конце концов, они же… животные? Вэл не могла ответить себе на этот вопрос. Она и не хотела отвечать на него. Иногда ей было интересно, а кем рождались они, жители этого милого города – людьми? Или впервые видели свет этого мира своими звериными глазами? В любой момент девушка могла бы спросить об этом Зеффа, но не спрашивала. Как ни странно, но Вэл больше не слышала в свой адрес оскорбительных слов, и никто ни разу не пытался указать ей на ее место. По крайней мере, на трезвую голову. Приходилось признать – город забыл о ней так же стремительно, как и должен был забыть о совершенно незначительной детали своего существования. Только вот… в том ли была причина, что Вэл всем примелькалась? Она то и дело вспоминала предупреждение Зеффа. Неужели все дело именно в Раза? От этой мысли кишки сводило судорогой. Слишком запутанно и чуждо ее пониманию. Наверняка лучшим выходом было бы спросить обо всем у самого Раза, но Вэл не сочла это нужным. Да и как она должна была это сделать, если с момента, как они весьма неоднозначно попрощались в его доме, он больше не появлялся в ее жизни? Он просто оставил Вэл на попечение Зеффа и забыл о ней. От этих мыслей становилось горько и по-детски обидно. Хотелось вернуться на ту улицу, где стоял двухэтажный дом, постучать медным кольцом о толстую дверь и… Нет, пусть развлекается со своей безупречной Второй, а Вэл уж как-нибудь сама позаботится о себе. Именно эта навязчивая идея основательно укрепилась в ее голове к концу второй недели пребывания в доме Зеффа. Вэл никак не давал покоя толстый кожаный кошелек с монетами, перекочевавший в широкую ладонь Зеффа, который должен был обеспечить ей вольготную и сытую жизнь, по крайней мере, на первое время. Унизительно, как ни крути. Вэл, не привыкшая зависеть от кого-либо, кроме себя, терзалась, мучаясь и изводя себя дурными мыслями. Она должна была выйти из этого зависимого положения, и как можно скорее. Она прекрасно понимала, что за все в жизни надо платить, только вот цена бывает разная. И какую цену когда-нибудь назовет Раза – неизвестно, а в том, что этот день настанет, Вэл не сомневалась. И в одну из душных теплых ночей она поняла, что у нее есть два возможных выхода – найти себе любую работу, за которую платят деньги, или сделать то, что она умела делать превосходно, – пойти воровать. Сомнения отступили, когда в рыночной толпе ее сильно и наверняка специально толкнул проходящий мимо грузный мужчина в заляпанном пятнами несвежем камзоле. – С дороги, девка! – рявкнул он. Вэл отступила в сторону, провожая его взглядом. Выждала несколько секунд, а затем неслышно нырнула в поглотившую со всех сторон толпу ворчливых покупательниц, тщательно и со знанием дела выбирающих нужные товары. Кинжал, когда-то потерянный в лесу и благополучно возвращенный Раза, сам собой скользнул из рукава черной куртки в мгновенно вспотевшую ладонь. Вэл посмотрела прямо, наблюдая широкую спину и бритый мясистый затылок толкнувшего ее мужчины, а затем легко, в пару движений, приблизилась, едва касаясь его плечом, увернулась, огибая внушительных размеров живот, и пошла дальше, держа в ладони срезанный с пояса кошель. Тем же вечером Вэл подсчитала свою добычу и удивилась немалому количеству незнакомой чеканки медных, серебряных и даже попавшихся золотых монет. Она уже держала местные деньги в руках, но тогда их давал ей Зефф, а теперь в ладонях лежали монеты, которые принадлежали только ей. Улыбка осветила лицо Вэл, когда она ловко подкинула в руке золотую монету, ловя ее в кулак. Теплое чувство согрело глубоко внутри, оформляя давно мелькающие в голове несвязные мысли в четкую цель – она должна убраться отсюда, из этого волшебного, мастерски притворяющегося воздушным и невинным города. Никаких людей с ликами зверей, никаких лживых улыбок и радушного благодушия. И никакого черного баргеста с темными, пронзительными глазами и окровавленной оскаленной пастью. Вэл никогда не любила страшные сказки. Ужасов ей всегда хватало и в реальной жизни. Глава 17 Хлопнула дверь, и Вэл поежилась, закутываясь в одеяло по самую шею. Сон постепенно отступал. Никак не желая выныривать из уютной пелены, в которой так приятно нежилось просыпающееся сознание, она заворочалась, отворачиваясь лицом к стене. Наверняка Зефф пошел за водой. Вэл поерзала щекой по набитой перьями подушке, устраиваясь удобнее. Как же это было чудесно – просыпаться по утрам под крышей дома, чувствуя себя в абсолютной безопасности. – Как она? – Знакомый голос ледяной водой окатил Вэл, в одно мгновение сбрасывая остатки сонной пелены. – Да вон, сам посмотри. Спит, как ангелочек, – добродушно буркнул Зефф. Вэл с волнением услышала, как скрипнули деревянные половицы под тяжелыми шагами. Тахта заметно промялась под чужим весом, и она, теряясь, почувствовала легкое прикосновение к волосам. – Вэл, – позвал Раза. Девушка широко распахнула глаза, уставившись в обшитую деревянными панелями стену. – Командир, чай или что покрепче? – раздался звук льющейся воды, и душистый запах трав разнесся по комнате. – Ты же знаешь, с утра я не пью, – отозвался Раза, отодвигая одеяло и нежно проводя ладонью по голому запястью Вэл. – У тебя тут генеральная уборка была, что ли? Дом не узнать. – Это все малая, – немного смущенно пояснил Зефф. – У нее, знаешь ли, пунктик на чистоте. Вэл не могла заставить себя повернуться. Да, это было предельно глупо, но ее тело словно онемело, отказываясь слушаться. – Вэл, я знаю, что ты не спишь. – Горячее дыхание обожгло щеку, пальцы сжали плечо. Она замерла, ощущая, как губы Раза целуют ухо. Вэл повернулась слишком резко, чуть не столкнувшись лбом с лицом мужчины, опаляясь о его теплую улыбку. Раза отстранился, выпрямляясь. – Я смотрю, вы с Зеффом подружились, – произнес он, не отрывая взгляда от медленно садящейся на тахте Вэл. Одеяло сползло до пояса, и глаза Раза опустились ниже, скользя по заметной выпуклости под тонкой тканью легкой рубахи, откровенно рассматривая. Вэл почему-то разозлилась. «Хватит смотреть на меня, – хотелось крикнуть ей. – Не голая перед тобой сижу все-таки!» Но она промолчала, хмуро поглядывая на Раза. Явился – не запылился. Вэл чувствовала, как раздражение охватывает ее всю, далеко отбрасывая едва успевшую пробудиться радость от присутствия Раза так близко, что от этой близости замирало сердце.