– С вами сегодня ваш телепредсказатель? – Я… э… нет, я с другим… приятелем. Вальтер качает головой: – Слышно, ваш-то паренек в море ночью попал в передрягу. На секунду задумываюсь, как Вальтер об этом узнал, но потом вспоминаю: – Вам Фишер сказал? Вальтер кивает: – Он и сказал, кому еще-то. Странно все это. Кажется, прогноз на ту ночь был хороший. – И да, и нет. Мы предсказывали ясную, тихую ночь – так наши приборы показывали, а «Дозорные моря» каким-то образом предсказали шторм. – Каким-то образом? – переспрашивает Вальтер. – Понимаете… – Что ему сказать, я не знаю. Сказать правду – значит выдать нас с головой. Сомневаюсь, что он уже видел Фишера после наших утренних приключений. Но тут я вдруг вспоминаю, что старик и сам синоптик-любитель. – А вы, Вальтер, тогда шторм предвидели? – Я-то? А как же? Я знал, что будет шторм. Вот черт! Теперь мы совсем в дураках! Не только «Дозорные», Вальтер тоже не ошибся. – Но никакие хитрые приборы вам бы этого не сказали. – А вы откуда узнали? Вальтер отхлебнул пива. – По тучам. Я пытаюсь отшутиться: – Где тучи – там и шторм. – Я вам говорю, я в тучах видел знаки. Мне тучи шторм подсказали. Слова Вальтера что-то мне напоминают: вроде бы примерно о том же говорил Джейми. Получается, они оба видели одно и то же? – Но, на мой взгляд, – продолжает Вальтер, – если ваши приборы показывали штиль, странно, что «Дозорные» про шторм знали. Они моим методам не доверяют. – Я сначала думала, что у нас барахлит оборудование, но мы… проверили. С приборами все в порядке. К тому же все, что с погодой происходило в последние дни, нашим показателям соответствует. Я с вами согласна. Странностей хоть отбавляй. – А вы уверены, что «Дозорные» дали штормовое предупреждение? – Дали. – Ммм… – Вальтер о чем-то задумался. Но тут в дверях появляется Джек, и, о чем размышляет старик, мне выяснить не удается. – Решил проверить, не сбежали ли вы от меня! Вижу-вижу, вас старина ВП здесь перехватил. – Привет, Джек! – Вальтер приветственно приподнимает кепку. – Не знал, что ты уже успел подружиться с нашей юной дамой. – Еще бы не успеть! Как же я не подумал, что ты уже здесь! Ради тебя от меня все юные дамы сбегут. Вальтер ухмыляется: – Был бы помоложе – наверняка бы сбежали. Теперь не то! Не буду вас больше задерживать, мисс Скай. Мне с Джеком не сравниться. Он куда более занимательная компания. Но мне очень хочется послушать рассказы Вальтера о том, как он предсказывает погоду и откуда узнал, что будет шторм. – А может, вы к нам присоединитесь? – прошу я его. – Нет, я вам все испорчу, – отнекивается Вальтер. – Идите-идите, а я с удовольствием здесь посижу, о своем поразмышляю. – Тогда давайте встретимся в другой раз. – Я расплачиваюсь с Ритой и забираю наши бокалы. – Мне очень хочется узнать, как вы погоду предсказываете. «Сдается мне, я здесь здорово переменилась. Не иначе как на меня действует это место. Не помню, чтоб до приезда сюда мне хотелось узнать об альтернативных подходах к прогнозу погоды». – Непременно. – Вальтер поднимает свою пивную кружку. – С вами, мисс Скай, буду счастлив побеседовать в любое время. Нам с Джеком повезло: молодая пара только что освободила один из столиков на улице, и мы тут же его занимаем. – Чудесный старикан, – говорит Джек, махнув рукой в сторону паба. – Люблю его всей душой. – И что же, у вас в Сент-Феликсе все друг друга знают? С кем ни заговоришь, оказывается, что все знакомы. Джек смеется: – Да, поначалу это кажется странным. Помнится, когда я свой художественный магазин только открыл, мне казалось, что здесь все или друзья, или родственники, или еще что-нибудь в таком роде. Но к этому быстро привыкаешь. Местные – это настоящая община. Но и новеньких всегда к себе принимают. – Я здесь временно. Убедиться в радушии членов вашей общины у меня, к сожалению, не будет возможности. Джек почему-то бросает на меня многозначительный взгляд. – Что вы хотите сказать? – Хочу сказать, что поначалу здесь можно чувствовать себя гостем, но потом оказывается, что Сент-Феликс каким-то образом вошел в тебя и проник в сердце. Послушайте бывшего солдата: этот город заставит поверить в то, во что вы бы раньше ни за что не поверили. Я сам до сих пор не понимаю, как со мной могло случиться все то, что случилось, когда я сюда приехал. Но ведь случилось же, и в результате я и новую жизнь обрел, и замечательную женщину нашел; до сих пор ума не приложу, как она может меня любить. Я за все это нашему городу навсегда благодарен. У Джека на глаза чуть не навернулись слезы, и он смущенно прикрывается бокалом пива. – Только не говорите никому, что я так расчувствовался. У меня имидж совсем другой, – говорит Джек, быстро смахивая со щеки слезу. Я киваю, но про себя недоумеваю: «Что могло случиться здесь в Сент-Феликсе с бывшим солдатом, что заставило его признаться в том, в чем он мне сейчас признался?» – Давайте лучше о вас поговорим, – предлагает он. Ему явственно хочется сменить тему разговора. – Почему вы расплакались, когда на меня натолкнулись? Я цепенею: – Простите меня, пожалуйста. Это на меня совсем не похоже, честное слово. – Да я прекрасно понимаю, не переживайте. У вас опять день не задался? Опять плохо себя чувствуете? – Наверно… отчасти. Я, кажется, перерабатываю и очень от этого устаю. Но у нас столько дел. – Знаете, как странно вышло: после нашей недавней встречи мне как раз попалась статья про вашу хроническую усталость. Ее еще с затяжным ковидом сравнивают. – Да, некоторые симптомы долгого ковида очень похожи на миалгический энцефаломиелит. Он тоже часто начинается с вируса. – И у вас? – И у меня. Я ухитрилась где-то подхватить инфекционный мононуклеоз – это в моем-то возрасте! Нормальные люди им болеют в детстве. – Я криво улыбаюсь. Мне даже вспоминать об этом странно, но та болезнь изменила мою жизнь до неузнаваемости. – Я практически никогда ничем не болела. Ни в детстве, ни когда выросла. Мне было уже за тридцать, когда я эту дрянь подцепила. И после нее так окончательно и не оправилась. К тому же МЭ, когда вовсю разыграется, в сто раз хуже. – Да уж, невесело. И что, лекарств никаких нет? – От мононуклеоза есть, и он вроде бы прошел. Врачи сначала говорили, что у меня послевирусная усталость, что надо немного потерпеть и она тоже со временем пройдет. Но шесть месяцев прошло, а лучше мне не стало; тогда и поставили диагноз МЭ. Мне тогда казалось, что жизнь кончена и я уже никогда не буду нормальным человеком. Я тогда вообще не могла подняться с постели. Ни умыться, ни даже поесть сама была не в состоянии. – Это чувство, что жизнь кончена, мне хорошо знакомо. Когда у меня с ногами все это случилось, я вообще не видел смысла продолжать жить без ног. Но все в конце концов меняется, и начинаешь видеть свет в конце тоннеля – надо только как следует вглядываться. – Наши инвалидности такие разные, но в чем-то все-таки есть сходство. Джек кивает. – Вы уже говорили, что какое-то время ездили в инвалидном кресле. – Да, я тогда была очень слабая, мышцы почти атрофировались, и ноги меня не держали, а каждый шаг причинял страшную боль. И на костылях тоже. Понимаете, даже те, кто немного знает про МЭ, считают, что это просто постоянная усталость. А про весь остальной букет им неизвестно. Хотя эта болезнь разрушает весь организм. – Я делаю глоток газировки. – Надеюсь, вы не хотите весь день слушать про мои проблемы. – Как ни странно, хочу. Мне интересно. После травмы со мной вместе в реабилитационном центре было много таких, как я. На пустую трепотню я тогда был мало способен, я и теперь-то на нее особо не горазд. – Джек состроил хитрую мину. – Так что там я народ не слушал и, что с ними происходит, не вдумывался. Тогда меня интересовало только мое состояние. И теперь я об этом жалею. Люди, конечно, могут тебе посочувствовать, но понять, что такое жить с инвалидностью, причем любой инвалидностью, может только тот, кто что-то похожее испытал на собственной шкуре. Смотрю на Джека и вдруг понимаю, что мои причитания он слушает отнюдь не из вежливости – он действительно хочет говорить на эти темы. Ему эти разговоры нужны не меньше, чем мне самой. – Я говорил, – продолжает он, – люди здесь живут замечательные, но таких, как я, мне почти не встречалось. Наверное, потому что мало таких идиотов, которые в моем положении захотят жить в городе, построенном на горах, и где вдобавок все улицы вымощены брусчаткой.