– Что правда, то правда. – Талия с упреком смотрит на Вальтера. – Такое вряд ли случится. Но ведь это и к лучшему, правда? – Еще в прошлом году я бы с вами обеими согласился, – кивает Вальтер. – Но я же сказал, что я за погодой в Корнуолле с незапамятных времен наблюдаю. И в последнее время замечаю всякие неожиданные явления. Так что, если зима и лето на кроваво-красном небе когда столкнутся, нынешнее лето для такой странности самое подходящее. Глава 9 – Как вам Вальтер? – спрашивает меня Джейми, когда мы вернулись на остров. Фишер отпустил нас, вызвавшись проводить Талию домой до квартиры над булочной ее дяди, и мы вышли из гавани на лодке и поплыли по залитому лунным светом морю. Мерцание невысокого маяка на оконечности мола освещало нам путь, но, не будь в небе яркой луны, уверенно управлять нашей моторкой я бы все равно не смогла. По дороге Джейми вел себя образцово. Спросил, не нужна ли мне его помощь, а потом, приглядывая за собаками, спокойно сидел на корме, дав мне возможность сосредоточиться и доставить нас на Аврору целыми и невредимыми. Так что теперь мы уютно устроились в нашей смотровой башне и, прежде чем пойти спать, попиваем из больших кружек горячий чай. Я уже надела пижаму и поплотнее завернулась в халат. Джейми тоже переоделся и сидит теперь в футболке и в пижамных штанах. Его любознательность взяла верх, и молчать он больше не может. – Он мне понравился, – отвечаю я. – Он чем-то похож на моего деда. – Помню-помню. – Джейми встрепенулся. – Вы рассказывали про его домашнюю метеостанцию. Ваша любовь к погоде – это его наследство. – Да, мы с дедом все свободное время проводили в его сарае. Бабушка не разрешала держать в доме его приборы, потому-то он их там и установил. Но мы с дедом основывали свои прогнозы именно на их показаниях, а не, как Вальтер, «на природе». Я улыбаюсь при воспоминании о том, как, ускользнув в дедов сарайчик, пыталась там согреться, завернувшись в одеяло и сжимая обеими руками чашку с горячим шоколадом. Я завороженно следила, как дед снимает показания со всех своих «приспособлений» (это он сам их так называл), и слушала его терпеливые объяснения о связи между разными цифрами, трубками и стрелками с тем, что вот-вот произойдет на небе. – Здорово! – отзывается Джейми. – Вы нечасто рассказываете о своей семье. – А надо? – Нет, но мне интересно. Вы с дедом теперь часто видитесь? – Он умер несколько лет назад, – говорю я, а про себя думаю: «После его смерти я сама заболела. Хорошо, что он меня больной не видел. Беспокоился бы обо мне сильно». – Я вам сочувствую. – Джейми и вправду выглядит опечаленным. – А у вас есть семья? – Есть. Родители, они живут недалеко от Оксфорда. А сестер и братьев у меня нет, если вас это тоже интересует. – Значит, вы единственный ребенок? Я тоже единственный. Я киваю. – А что родители думают про ваш приезд в Корнуолл? – Да ничего особенного они не думают. – Я тщательно подбираю слова. На самом-то деле, когда я им сказала об этой работе, папа с мамой были на седьмом небе от счастья. Они привыкли, что я езжу по всему миру, и в нормальной ситуации на пару месяцев в Сент-Феликсе даже внимания бы не обратили. По сравнению с моими прежними командировками поездку сюда и путешествием-то назвать трудно. Но ситуация теперь другая; и родители понимают, что если я снова стала работать, значит, по-настоящему пошла на поправку. После приезда сюда я маме уже пару раз звонила рассказать, как устроилась; по ее голосу было понятно, как она рада, что я тут со всем справляюсь. Важность моего успеха в этой работе ни у кого не вызывает сомнений. Но мне самой это известно лучше всех. – Так уж ничего особенного и не думают? – снова спрашивает Джейми. – Ничего… Вы ждете от меня какого-то другого ответа? – Да нет. – Он поднимает руки, мол, сдаюсь. – Не жду. – А у вас есть семья? – спрашиваю я, опять-таки стараясь замять неловкость. Я, конечно, резковато его обрезала, но начни я рассказывать про родителей, неизвестно, о чем еще могла бы проговориться. – Небольшая. Отец ушел от мамы, когда я был совсем маленьким, так что она меня одна растила. Мы до сих пор очень близки. – Она, наверно, вами сильно гордится. – Гордится. Ей нелегко было, на двух работах приходилось работать, да и я был не сахар – уж это-то вы и сами можете себе представить. Я улыбаюсь, вообразив Джейми хулиганистым мальчишкой, которому легко сходят с рук все его шалости и проказы. – Сын, работающий на телевидении, – серьезный повод для гордости. – Видимо, так. Мое мнение о Джейми начинает постепенно меняться. Такое обаяние, как у него, обыкновенно встречается только у людей, которым все легко дается. Вот я сначала и думала, что он родился с серебряной ложкой во рту. Но, судя по его рассказу, встать на ноги ему пришлось раньше многих. Мы посидели, помолчали, размышляя каждый о своем, и Джейми снова заговорил о Вальтере: – Так что с Вальтером? Что вы думаете о его истории про предсказание волшебницы? – Да нечего тут думать. – Я невозмутимо прихлебываю чай. – Как это «нечего»? Он же сказал, что, если погодные аномалии здесь реально существуют, Сент-Феликс буквально обречен на потоп. – Вот именно. Речь идет о погодных аномалиях. А они – что бы ни говорили нам средства массовой информации – случаются крайне редко. В последние годы глобальное потепление действительно вызвало отклонения в погодных условиях, из-за которых случаются пожары и наводнения. Но чтобы это произошло здесь и в таких масштабах, о которых говорит Вальтер? – Я с сомнением качаю головой. – Нет, это из области фантастики. Джейми смеется, а я завожусь все больше: – Если вы ждете, что, наслушавшись рассказов в пивной, я поверю в корнуолльских гномов и в сказки про волшебниц и их предсказания, значит, вы меня еще как следует не знаете. Джейми поднимает на меня изучающий взгляд, отчего мне становится немного не по себе, и я отворачиваюсь от него и смотрю в окно. – Вы стараетесь повернуться ко мне той стороной, которую выставляете на всеобщее обозрение. – Его следующие слова удивляют меня еще больше. – Не думаю, что вы дали мне возможность узнать, какая вы на самом деле. Пока не дали. Смутившись еще сильнее, я встаю и с притворной заинтересованностью подхожу к разложенным на столе приборам. Помимо показателей, которые мы снимаем сами, у нас есть и автоматически фиксирующие их датчики, работающие по ночам и иногда днем, когда никто из нас не может быть на посту. Я смотрю в окно: редкие облака проплывают мимо яркой полной луны. Только на облака они совсем не похожи – они похожи на театральные маски: вот маска грустная, а вот веселая; луна то скроется за ними, то снова явит мне свое открытое лицо, и кажется, что она выбирает, какой ей хочется, чтоб ее видели. – В показаниях датчиков ничего необычного, – говорю я и делаю вид, что листаю журнал наблюдений, хотя на самом деле, не веря своим глазам, слежу за ночным небом. Но так же быстро, как все это началось, облака снова становятся обыкновенными облаками и как ни в чем не бывало продолжают свое небесное странствие. Кажется, у меня галлюцинации. Сначала символ мира, теперь эти маски. – Зачем вы меняете тему? – раздается у меня за спиной голос Джейми, и я поворачиваюсь к нему лицом. – Я не меняю. Я это говорю к тому, что ничего необычного не произошло. По крайней мере, пока нас не было. – Так, значит, даже вы все-таки ждете, что это «необычное» в какой-то момент случится. – Да нет, не жду. – Я отхожу от окна. – Но что-то странное здесь все-таки происходит, иначе с чего бы нас сюда посылать. Не знаю, известно ли вам, но в наше время большинство метеорологических наблюдений ведется автоматически. Редкий случай, чтобы Метеобюро посылало сотрудника делать то, что делают машины, а уж сразу о трех я вообще молчу. – А почему вас? – спрашивает Джейми. – В каком смысле? – Я снова сажусь на диван рядом с Фицем. – Почему из сотен сотрудников выбрали именно вас? Насколько я знаю, вы известный, уважаемый в научных кругах метеоролог. Зачем вам потребовалось ехать сюда, на край света, чтобы просто вести наблюдения за погодой. Что-то тут концы с концами не сходятся. Хотя вид из окна, не спорю, прекрасный. – Мне хотелось, в кои-то веки раз, что-нибудь поспокойней. Это даже недалеко от правды. Мне действительно нужна сейчас работа мирная и спокойная. Чтобы не слишком напрягаться и сил много не тратить. – Тогда ладно… – Джейми смотрит на меня с недоверием. – А что в этом такого? Почему вы подвергаете сомнению каждое мое слово? Как будто я вас в чем-то обманываю. – Я так яростно глажу Фица, что он просыпается и растерянно на меня смотрит. Мне не сдержаться – Джейми меня достал. Ему все время от меня что-то нужно. С одной стороны, мне хочется ему рассказать, рассказать все подчистую. Но с другой – очевидно, что, сделай я это, от моего авторитета ничего не останется; вместо него будут только соболезнующие взгляды и, что еще хуже, – жалость. А жалостью я уже давно сыта по горло. – Не думаю, что вы меня обманываете. – Джейми смотрит мне прямо в глаза. – Но у меня такое чувство, что вы от меня что-то скрываете. В комнате внезапно становится очень тихо, так что слышно, как на стене тикают часы, а под нашей смотровой башней волны тихонько плещут о скалы. – Есть что-то, что вы не хотите рассказывать? – гадает Джейми в ответ на мое молчание. – Я прав? – Возможно, – слышу я свой собственный голос и думаю о только что увиденных облаках. «Может настало время приподнять мою маску и быть с ним хоть немного откровеннее?» – Я знаю, вы считаете меня шутом, который только и умеет, что стоять перед картой погоды, – говорит Джейми, глядя на меня. – Но если я не сдавал годами бесчисленные экзамены и не получал, как вы, все новые степени, это не значит, что я ни на что не годен. Я, например, умею хорошо слушать. Давайте, попробуйте, проверьте. – И что, будете молчать сколько бы я ни говорила? Ни за что не поверю. – Я пробую отшутиться и разрядить ситуацию. Чувствую, что готова сдаться, и любой ценой сверну в любую сторону, лишь бы сдержать готовые вырваться у меня признания.