Мне бесконечно жаль, что то, чего я больше всего боялась, случилось с тобой. Ты сейчас не поймешь причины моего внезапного исчезновения из Ньюэйгрина. Но потом, когда-нибудь, обязательно поймешь и сможешь простить. У тебя всегда было большое сердце. Самое большое и самое любящее из всех, кого я знаю. В свое оправдание хочу сказать только одно: я должна была так поступить, чтобы защитить тебя и твоих сестер. Особенно тебя, Эя. Ведь судя по тому, где ты сейчас находишься, опасность всегда грозила именно тебе. Я не в силах исправить однажды сделанное… И сделанное не мной. Но в моих силах помочь сейчас. Спасти тебя из лап чудовища, которому ты оказалась отдана волею судьбы. Да, так говорить правильнее, не хочу бередить твое сердце и тревожить светлую память дорогого нам обеим человека. В том, что так произошло, виноват злой рок. И враги твоего отца, которые вынудили его обманом дать слово Зверю. Именно поэтому ты сейчас находишься в далеком замке, за Заповедными землями, в проклятом людьми и Богиней месте. Но даже там, несмотря на произошедшее, Богиня любит тебя, и святая Церковь добра к своей несчастной заблудшей дочери. Доверься мне и доверься тем, кому ты небезразлична. Вырвать из лап чудовища обещанную ему — это больше чем трудно. Это практически невозможно. Но Церковь могущественна, поскольку силу свою черпает из милости Богини. Поэтому ключ к свободе у тебя в руках. Во втором конверте порошок с заклинанием невидимости, который отведет глаза волкам, обманет их чутье. Там же ты найдешь указатель. Подуй на него — и он оживет. Указатель выведет тебя к истинным детям Церкви, к людям, которые рискуют своими жизнями, чтобы спасти тебя, Эя. Все, что тебе нужно, — вскрыть конверт и, пользуясь пологом невидимости, ускользнуть из замка Зверя. Я верю в тебя, моя девочка, ты справишься. Ты обязательно придумаешь, как избежать чудовищной участи, что уготовила тебе судьба. Ты встретишься с аббатами святой Церкви, пройдешь ритуал очищения и спасешь свою бессмертную душу. Ты вернешься к людям. Ко мне, своей матери, к Виталине и Микаэле, твоим сестрам. Сейчас, когда Зверю все-таки удалось заполучить тебя, мне нет смысла больше скрываться и пытаться противостоять ему методами, которые Церковь открыла мне одной. Я вернулась домой, в наш замок в Ньюэйгрине, и ты тоже сможешь вернуться. И мы заживем как прежде, и даже лучше, Церковь сможет защитить нас. Беги! Подумай обо мне, о твоих любящих сестрах, об Андре. И беги! Не думай, не рассуждай, не теряй времени. Беги! И да пребудет с тобой Богиня. Твоя любящая леди-мать, герцогиня Иоланта Альбето Эрсийская, госпожа Ньюэйгрин. Стоило письму окончиться, как буквы принялись прыгать перед глазами, расплываться из-за пелены, застлавшей глаза. Мама… жива! Отец… пообещал меня Зверю! Это правда. Вот почему Микаэла в запале крикнула: скорей бы уже он забрал тебя! Вот почему, когда я сказала Виталине, что отец не мог так поступить, не мог назначить опекуна ответственным за мою жизнь и мой брак, старшая сестра с грустью сказала: еще и не так мог, Эя. Вот почему Зверь говорил о том, что нас держит слово. Слово и какой-то ритуал. Отца заставили так поступить. Но мои видения… Они говорили об обратном. В них отец называл Зверя братом, в них он доверял ему, как себе. Я была бы склонна поверить тому, что видела своими глазами, если бы не это письмо от мамы. Мамочка никогда бы не предала меня. Не солгала бы. И она говорит о страшной участи, ожидающей меня в замке… чудовища… И об Андре. Почему она о нем вспомнила? Я смахнула слезы и вернулась глазами к той строчке. «Подумай обо мне, о твоих любящих сестрах, об Андре». Об Андре. Это имя пульсировало в висках, заставляло сжиматься сердце, заставляло лететь в Тартар целый мир, который больше ничего, ровным счетом не значил. Подумай об Андре. Значит ли это, что Андре… жив? Я помотала головой и не сдержалась, застонала в голос. За последнее время я привыкла прятать боль утраты в глубине души, где-то на самом дне, и не бередить лишний раз. Потому что это было слишком больно. Само допущение, что Андре мог выжить, что где-то там ждет меня, что моя жизнь, которую привыкла считать загубленной, еще может сложиться… Я еще могу быть счастлива… — Не-ет! — стон перерос в судорожные, глухие рыдания. — Нет! Нет! Нет! Нет! — повторяла я, как в бреду. — Он не может быть жив, я сама видела, как его растерзали волки, как серая копошащаяся масса накрыла его тело… Богиня, как же больно! Не-е-ет! Скорее, мама говорила не об Андре. О его светлой памяти. «Подумай об Андре», — так она написала… И беги! Не думай, не рассуждай, не теряй времени. Беги! И да пребудет с тобой Богиня. Твоя любящая леди-мать, герцогиня Иоланта Альбето Эрсийская госпожа Ньюэйгрин. Перечитав письмо еще раз, я решила избавиться от него. Но как? Под рукой не было огнива или заклинания разжигания огня. Разорвать на мелкие кусочки? Чтобы никто не смог прочитать ни слова? Стоило мне надорвать бумагу, как она вспыхнула под моими пальцами. Ахнув, я бросила горящий листок прямо на стол, где находился альбом, под которым лежала стопка писчей бумаги. И письмо, написанное мамой, сгорело. Не затронув ни второй конверт, ни писчую бумагу. Сгорело, словно и не было его, словно то, что только что читала, всматриваясь в мамин почерк, в каждую букву, мне приснилось. Но оно было. Только что. В моих руках. Его написала мама. В этом не было никаких сомнений. Я чуть было не надорвала край конверта с магическим порошком. Сдается, именно таким пользуется та, что передала мне письмо от мамы. Вот почему ее не видят волки. Но все же она осторожна, несмотря на магию, не показывается на глаза. И мне следует быть осторожной. Я вложила оба конверта — и запечатанный, и разорванный — в альбом и, захлопнув его, поднялась из-за стола.