Спал Иван сутки. Однажды проснулся, выблевался желудочным соком и вновь впал в забытьё. Очнулся от ощущения чего-то слизкого на лице. Расплющил налитые кровью веки и перед самым носом обнаружил огромную зелёно-жёлтую ящерицу с выпуклыми как бинокли глазами. Рыгнул кислым перегаром прямо в морду земноводной, и та тут же растаяла как дым. Перевернулся набок. Всё тело неимоверно ломило. Голова раскалывалась на части. Голодное похмелье страшнее атомной войны. Руками обхватил голову, сдавил виски, да так и пролежал, боясь шелохнуться. Казалось, сделает движение и развалится как карточный домик. И всё же встал и, едва переставляя ноги, направился к ручью. Лёг в воду на каменистое дно лицом вверх, и быстрая ледяная вода поглотила всё его горячее тело. Если кто спросит, что есть на белом свете неземное блаженство — так это как раз то, что в тот момент испытывал Иван. Словно выползаешь из кровавой вязкой вагины и делаешь первый живительный вдох. Подобно возвращению после долгой клинической смерти. Наверное, тоже чувствует и растение в пересохшей земле после многих дней засухи, когда на него наконец-то ниспадает долгожданный дождь. Над головой щебетали птицы, слышались быстрые, глухие удары о дерево. Будто дома в белорусском Полесье, кругом кустится папоротник, а по сухому дубу грохочет неугомонный дятел. Встань и увидишь поляны бледных колокольчиков линней перемешанных с жёлтым пахучим рододендроном. Силы постепенно возвращались. Через какое-то время Иван смог подняться. Головная боль прошла, но появилась колющая в содранных пальцах. Пришлось долго отмачивать их в ручье и вычищать из рваных ногтей въевшуюся в раны грязь. Он выстирал майку и трусы. Плетёные лапти окончательно расползлись и болтались на ступнях драными ошмётками. Сел по-турецки и продышался, как научил его Чакрабати. Вдох-задержка-выдох — четыре-шестнадцать-восемь. Мысли упорядочились, кровь насытилась кислородом, кости перестало ломить. Иван встал, потряс руками. Повертел головой, разминая шейные позвонки, и направился к яме. Пора было заняться делом. В «гробу» под листом дюрали глазам предстали аккуратно уложенные одна на одну четыре авиационных пушки, каждая весом под восемьдесят килограмм и длиною под два метра. Механизмы все сплошь в оружейном масле и переложенные промасленной бумагой. Два десятка стальных лент с боеприпасами без коробок. С виду ленты весили ничуть не меньше самих пушек. Так же ещё один ящик, но уже заводского изготовления — вероятно, тот самый оружейный контейнер, о котором говорилось в письме. Иван отстегнул затворы, откинул крышку. Авиационный пулемёт был тоже весь в оружейном масле. Механизм бережно завёрнут в промасленную бумагу. Бирка, приклёпанная к «щеке» гласила: Browning Model 1919, ещё какие-то цифры и год изготовления: 1944. Старьё конечно, но в довольно приличном состоянии. Рядом сменный ствол также блестел консервационным маслом. Под контейнером оказался ещё один кейс поменьше и скорей всего из-под чего-то «самолётного». В нём четыре патронных коробки с пулемётными лентами и десять ручных гранат — ребристых, похожих на «лимонки», но, по всей видимости, британские. Рядом в упаковочной стружке десять медных трубочек зарядов-детонаторов для них. Иван достал пулемёт и повертел в руках. Примерился, потряс, прикинул на вес. Открыл крышку приёмного устройства, осмотрел. Всё выглядело идеально. Отличная и мощная штуковина. Килограмм пятнадцать, не меньше. Вполне возможно переправить. Недоставало лишь станка. Но если к креплению приделать бамбуковую рукоять получится «игрушка» не хуже чем М60 как у Шварца из «Коммандо». Содержимое патронных коробок также прилично сохранились. Превосходная консервация боевого оружия. Видимо вечно воюющие британцы на совесть обучали свои колонии военному искусству. Раз десять Ивану пришлось ходить туда-сюда к хижине и обратно, чтобы перенести пулемёт с контейнером и ящик с гранатами и боекомплектом. Вернувшись к яме уже в сумерках, он бережно накрыл «гроб» с пушками дюралевой «крышкой», присыпал землёй, заровнял, как было и, притоптав, замаскировал дёрном и мхом. Кто знает, может, когда и понадобятся. * * * Стрелять Ивану приходилось лишь раз. Давно, на полигоне в Одессе. И то одиночными и из «калаша». Результат не абы какой — семь с половиной из десяти и отбитое плечо. А здесь ещё и пулемёт без станка. Это только у Шварца получается кучно поливать от бедра. Да и то на голливудской киноплощадке. При тусклом свете очага он долго осматривал и изучал найденный «аппарат». Взводил затвор, щёлкал спусковым крючком. Вставлял и убирал ленту в приёмнике. Стоило потренироваться в стрельбе, но это было делом опасным. Кто знает, один он на острове или нет. Может, именно сейчас туземцы хоронят очередного покойника. Может, водяные обезьяны ненароком рыщут по лесу или сам Бисмарк рыбачит в ручье. Решение вопроса о тренировке было отложено на потом. Вспомнив о коте-рыболове, Иван проглотил слюну. Как бы сейчас пригодилась его та рыбина. Из запасов — две чалды кофе, специи сикха и по одной бутылке Спрайта и Колы. Пустые вакуумные упаковки из-под полуфабрикатов, принесённых в первый день, валялись изодранные у стены — водяные обезьяны сожрали всё без остатка. Ни вчера, ни сегодня во рту у Ивана не было ни былинки. Если не считать алкоголя, пережёванной кофейной гущи да табачных крошек. Виски, кофе и сигареты — вот и вся еда. Как на первом курсе мореходки. Стоило поискать какие-нибудь плоды. Время, проведённое с Чакрабати, научило. Но и это Иван отложил на потом. И так потеряно много времени. Сейчас стоит другая задача — постройка плота. Баллоны достойно держали воздух, и это радовало Ивана. Достав сумку с капроновыми фалами, он разложил их на ровной площадке и внимательно обмерял шагами. Если не жадничать, плот мог получиться два на два метра. Неплохо, однако. Теперь предстояла самая трудоёмкая работа. Он вспомнил, как зашвырнул обломки тесака в кусты и зарычал от собственной тупости. Затем успокоился и пошёл искать сломанное лезвие. Долго не мог найти. Весь искололся ветками, изодрал колени и наконец, нашёл. Лезвие было без рукояти, тесак разломился в месте соединения, но даже такой он вполне подходил для поставленной перед ним задачи. Иван сложил в кейс лезвие-обломок, видавший виды молоток, несколько подходящих камней и даже крохотный ножик в виде скальпеля и направился в лес рубить брёвна. Рубка заняла целый день. Иван приставлял лезвие тесака к стволу дерева и бил по обуху молотком. Переставлял дальше и проделывал то же самое. Рука с лезвием онемела, а ударная просто отваливалась. Неимоверно ныло плечо. Время от времени он старался менять руки, но это мало помогало. Пальцы дрожали и плохо держали инструмент. А ещё нужно было обтесать и обрубить лишнее. Так он сделал пять брёвен — восьмая часть от необходимого. Когда от усталости и от надвигающихся сумерек глаза стали плохо видеть, обессиленный Иван едва добрался до лежака и мертвецки измотанный завалился в глубокий сон. Он лежал, не шевелясь, раскинув в стороны руки и ноги, но сон не приходил. Так бывает из-за длительного перенапряжения и полной потери сил. Его организм опустел, будто из него выдавили все внутренности. Да, так бывает у людей. У самых обычных. Ведь он простой обычный парень. Не Супермен. Не Капитан Америка. Не Шварц. Месяц назад в Чиннаи ему довелось побывать на премьере нового американского боевика «Люди Икс»[20]. Пригласила Лалит, ещё до своего таинственного исчезновения. Премьера[21] получилась потрясающей. Зал аплодировал стоя. Вот уж что нужно показывать людям, воспитанным на комиксах. Хотя причём тут комиксы? Чакрабати упоминал о Ницше. Кажется, у того тоже что-то было про сверхчеловека… Целая теория. Вечная тема. Доктор Зло пытался убедить его, что он не такой как все. Так может старый наци прав и Эммо первая из таких? Из новых. Из людей Икс. Человек-дельфин. Как Человек Паук или Человек Россомаха. Одна из будущих рас обновлённой планеты Земля. В общем, мутант созданный сумасшедшими Франкенштейнами. Сегодня они прячутся на затерянном острове под прикрытием диких синтенельцев и под охраной злобных водяных обезьян, а завтра Голливуд начнёт штамповать о них блокбастеры. Сериалы о мутантах. Может даже на главную роль пригласят великого Шварца. Иван представил любимого им Шварценеггера с дыхалом на шее и его едва не стошнило. Уж точно облевался, если было бы чем. Нет, Шварц не вариант. Скорей всего роль эта будет женской. Женщина-Супергерой. Какой бред! А может и не бред вовсе. Голливуд, он такой — любое дерьмо превратит в деньги. Не исключено, что когда-нибудь явится киношедевр о том, как честный и добрый дельфино-человек спасает мир от злобных потомков Адама. Нет, дельфино-женщина, предводительница сверхспособных обезьян… Что сказать? Миллениум. Граница веков. Ожидай всякого. Даже Конца Света. Даже фильма про Супер-Женщину или Планету Обезьян. Иван бессильно застонал. Что за бессмыслица лезет в голову? Всё это от упадка сил и переизбытка кофеина. Хотя был уже такой фильм. Бразильская комедия, где Супер-женщина рекламировала противозачаточные средства для мужчин. Воспоминания некоторых сцен заставили Ивана улыбнуться. Ну, хватит мозгового онанизма. Пора спать. И наплевать на осторожность. Стоит хорошенько выспаться, отдохнуть и набраться сил. Иначе всё пойдёт прахом. Не обращая внимания на зуд ран — вот бы сейчас ему регенерацию Логана — Иван заставил себя сосчитать слонов. Вышло комично. Вместо слонов в голове вырастали фигуры водяных обезьян. Они монотонно одна за другой спускались в бассейн Виртукона как в старом мультфильме про крысолова, заманившего крыс в море волшебной игрой на флейте. Раз обезьяна… два обезьяна… три обезьяна… Образы в голове стали тускнеть. За аквахомо шествовал Капитан Америка во главе туземного племени и с авиационным пулемётом на плече, а за дикарями следовала миловидная, похожая на Аоллу, бразильянка с пачкой контрацептивов в руке… и снова обезьяны… они размахивали пращами и пищали как дельфины… …а после летящий в пропасть «терминатор» с лицом Гаррета… и пустота. Ивана накрыл Морфей. * * * На следующее утро он снова валил деревья. Выбирал небольшие и одинаковые стволы, толщиной в две руки. Их было и рубить легче, и обтёсывать. И в будущем удобно связывать в плот. Брёвна он стаскивал к хижине. Передохнул всего лишь раз. Допил последнюю бутылку Спрайта, сходил к ручью, набрал воды. Вернулся к недорубленному дереву и… вырвал жёлчью и разразился трёхэтажным матом. Он шёл к морю и матерился. Бил по пути деревья молотком. Тонкие ломались, толстые недовольно гудели, отдавая удары в руку. Но боль не чувствовалась. Что-то сломалось у него внутри. А может наоборот, что-то родилось. Новое. Сильное. Выскочил на берег, осмотрелся и направился к небольшой пальмовой рощице. С размаху саданул несчастным молотком по стволу ближайшей пальмы. Он тряс её, пинал ногами и бил обухом пока сверху не полетели коричневые кокосы. Упало сразу три, едва не угодив в голову, вовремя успел отскочить. Глаза Ивана загорелись, а из горла вырвалось: «Блядь!». Подскочив к ближайшему из орехов, он яростно рубанул по нему молотком и отколол часть. Он жадно пил кокосовое молоко, и выпив всё до капли, заорал по-звериному, как вампир, вылакавший досуха кровь у поверженной жертвы. После расколол орех на части и выгрыз мякоть, едва не сломав зубы. Так он проделал и с остальными кокосами. Насытившись, несколько успокоился. Уселся спиной к пальме, и долго удовлетворённо созерцал бирюзовое море. Теперь можно было жить дальше. Затем встал и уже не так неистово, а размеренно и с пониманием, стал трясти пальмы и стучать по ним молотком. Выбирал самые тонкие стволы и с созревшими плодами. Когда на песке их оказалось дюжина, Иван снял с себя майку, узлом связал «плечики» и в получившуюся торбу-мешок собрал улов. С кокосами на плечах он вернулся к хижине. В этот день Иван больше не рубил деревья. Следующие два дня он посвятил себе. Отыскать живительные листья кауры, оказалось несложно. Здесь они были всюду. Облепившись с головы до ног лопухами, он пролежал так полдня. Вторую половину наводил порядок в хижине. Старая флотская поговорка гласит: «Храни порядок и порядок сохранит тебя». И то была правда жизни. Съев в этот день все принесённые кокосы, утром следующего дня он отправился на охоту. «Настоящему охотнику ненужно ружья, — провещал Чакрабати в их первую вылазку. — Вполне достаточно чутья, выдержки, внимательности, ну и рук и ног тоже». К вечеру у очага на полу лежала гора устриц, жирная толщиной с руку змея и две черепахи. А также дюжина кокосов, жареные коренья и котелок чёрно-фиолетовых ягод, похожих на переспелую сливу. Так прошли два дня. На третий Иван был полон сил и желания продолжить работу. К вечеру на поляне перед хижиной лежали все четыре десятка ровных четырёхметровых брёвен. На следующее утро Иван перетащил брёвна ближе к берегу. Собирать плот прямо у воды не решился. Разложил всё на «сикхской взлётной полосе». Туда же перенёс и три баллона. Надул их ножным насосом и выложил в виде равнобедренного треугольника так, чтобы острый угол исполнял роль носа, а поперечный баллон — роль кормы. После выложил все брёвна на получившуюся конструкцию и долго и обстоятельно связывал их вместе всем, что было под рукой. В ход шли и ветхие остатки парашютного нейлона, и крепкие капроновые фалы из «хонды», и тугие прочные лианы, и даже сплетённая «косичкой» молодая кокосовая пенька.