— Аолла, — девушка улыбается, демонстрируя крепкие ровные зубы. — Масса Док дарить тебе. Понимать? Я твой дасса. Горячие капли срываются с её подбородка и падают Ивану на щёки. Только сейчас он замечает, что тело негритянки мокрое, оттого и блестит в лунном свете. Она ложится на него всем телом. Прижимается ласково и кротко, будто её цель — утонуть в его горячих сильных мускулах. Её влажная кожа холодная и упругая. От соприкосновения с ней жаркое тело Ивана пронизывают мириады крохотных иголочек, отчего изнутри всё взрывается неистовым наслаждением. — Ты масса Ван, — тихо шепчет девушка. — Будем хо… хо… хо. Её живот прижимается к его животу, бёдра к бёдрам, грудь ложится на грудь. Она берёт в свои ладони его лицо и нежно целует пересохшие губы. Её рот влажный, дыхание тёплое, а поцелуй долгий и завораживающий. Она прижимается щекой к его плечу и принимает его позу. Руки её разлетаются по его рукам прикованным ремнями к полу. Пальцы переплетаются с его пальцами. Ноги разбрасываются по его ногам. Она лишь кажется хрупкой. При росте Ивана в сто восемьдесят её ступни всего несколько сантиметров не достают до его ступней. Он слышит её терпкое дыхание. — Аолла, — говорит он и замирает. Что сказать? Что опять задумал этот масса Доктор Зло? На ум приходит фраза из советского фильма: «Руссо туристо! Облико морале!» Какое уж тут морале рядом с такой экзотической шоколадкой. И только подумав об этом, Иван почувствовал, как его мужское достоинство естественно откликнулось этим похотливым мыслям. Это почувствовала и девушка. Она протиснула руку между бёдрами и прижала ладонь к его члену. — Амуда, — прошептала она и лизнула мочку его уха. Кончик её языка вошёл в ушную раковину, и вся кровь жаром бившаяся под Ивановой кожей потоком устремилась вниз к бёдрам. Девичье дыхание стало горячим, а движение языка поступательным. В такт ему движения повторяла и рука на члене. Пот ударил изо всех пор. Тело мелко затряслось от напряжения. Язык негритянки оставил ухо, влажным кончиком, слизывая пот, прошёлся по небритой мужской щеке и, достигнув рта, неимоверно каким образом, но практически по-змеиному обвил Иванов язык. Теперь они дышали одним дыханием, их сердца бились в такт друг другу, а пот смешивался с по́том. Девушка извивалась как ящерица под палящим солнцем Сахары, а когда возбуждение фаллостического орудия скованного пленника достигло апогея, неожиданно легко как пушинка вспорхнула и развернулась на сто восемьдесят градусов. Перед глазами парня отразившееся в кафеле сияние как в зеркале осветило лоно похотливой «чёрной пантеры». Вот это было зрелище. На курчавых барашках лобковых волос в лунном свете дрожали серебряные капли. Бёдра девушки двигались в такт движениям, какие она проделывала с его детородным органом, и от этого дикого танца капли те срывались и падали ему на лицо. Солёные и холодные они обжигали губы. По щеке и по щетинистому подбородку обильно стекала влага. То ли горячий пот, то ли то, что испускало прижимающееся к лицу жаркое лоно. Он не отдавал отчёта происходящему. Кровь кипела в венах. В груди вместо сердца клокотал огненный шар. Меж бёдер словно заложили кило тротила, и фитиль от него был в руках ещё минуту назад незнакомой ему бестии. С которой теперь слился в единое целое, кожей ощущая её жар, готовый сгореть в нём без остатка. Аолла села ему на грудь, выпрямилась, и он увидел её спину. Узкая талия, какая бывает у моделей или у юных гимнасток. Вертикальная ложбинка позвоночника, острые лопатки, точёные плечи. Восхитительно тонкая шея. Лунные блики переливаются на шоколадной коже как солнечные лучи на греческой амфоре. Вот девица плотно сжимает его орган в ладонях и двигает этим тоннелем ощущений вверх-вниз, ускоряясь, наращивая амплитуду и приближая вулканическую развязку. Он чувствует это каждой клеткой. Иногда она нагибается и впивается огненным жалом в плоть, и та готова взорваться и разнести всё в клочья. И это, наконец, происходит. Извержение длилось бесконечно. Кажется, с этим фонтаном выплеснулась вся его сила, оставив лишь ощущение опустошения и возрождения. Бессилие, перерождение и новизна. Он лежал, не шевелясь, ощущая как немеющее тело, становится похожим на выжатую губку. Будто куклу сняли с руки и она, лишившись опоры, превратилась в обычную тряпку. Негритянка поднялась и, не оборачиваясь, направилась к двери. Нажала кнопку звонка на стене и дверь отворилась, впустив из коридора длинную полоску света. — Масса Хиль, — тихо позвала девушка. Кто-то вошёл в комнату. Неожиданно включившийся верхний свет резко ударил по глазам. В дверях стояла фрау Хильда. Женщина прохладно, но одобрительно кивнула девушке и та испарилась в дверном проёме. Фрау Хильда прошла в комнату, натягивая по пути латексные перчатки. Иван видел её сильнее ноги, идеально накрахмаленный халат, повязку с алым крестом на рукаве и невозмутимый взгляд, будто здесь минуту назад произошло нечто повседневное, к чему медсестра-немка давным-давно привыкла. Фрау Хильда склонилась к его бедрам, и он с ужасом представил, что сейчас может произойти. В мозгу всплыли брутальные сцены из немецких фильмов для взрослых. Спустя время фрау Хильда встала и выпрямилась. В руках она держала использованный презерватив наполненный продуктом Иванова оргазма. Без единой эмоции немка спрятала вещицу в металлический контейнер, в каких медики хранят инструменты, и удалилась прочь. Иван остался один. Мыслей не было. Была вселенская усталость и чувство, что его основательно поимели. Спустя время в комнату вошёл Сэмюель с кандалами в руках. Он отстегнул ременную пряжку на одной ноге Ивана, надел на неё кандалы, затем освободил остальные конечности. — Вставай, — приказал он и набросил на бёдра полотенце. Иван сел. Мышцы плохо слушались команд. Надзиратель ждал. — Что это было? — спросил Иван. — Вставай, — повторил Сэмюель. * * * Четыре дня Ивана не выводили на воздух. На нём снова была груботканая пижама. На окне появились решётки. Цепь удлинили так, что теперь можно было свободно перемещаться по палате, от санузла к беговой дорожке, установленной в дальнем углу комнаты. Больше повар-индус не приносил еду. Тарелку с рисом или далом теперь оставляли на откидной ставне в дверном окошке. Иван ел руками — приборов ему не давали. На ужин теперь приносили не фрукты, а бобы, фундук и орехи с мёдом. И ещё какой-то молочный субстрат. Очень жирный и наверняка калорийный. Фрау Хильда больше не навещала его. Никто не измерял ни давление, ни температуру. Не было и пилюль. За четыре дня ни разу не появился гер Кунц. Однажды зашёл Сэмюель. Молча, обошёл комнату. Осмотрел решётку, состояние оконной рамы, надёжность цепи. На пятый день заточения Иван, охрипнув от крика, сел на пол перед кольцом и, взявшись руками за пристёгнутую цепь, что есть силы, потянул на себя. Звенья натянулись. Металл заскрипел о металл. Кровь ударила в лицо. На руках, шее и висках набухли вены. Иван откинулся назад и, сжав зубы, стал рывками по-бурлацки дёргать цепь на себя. Не веря в результат, он не прекратил даже тогда, когда поясница завыла тупой болью. Дверь ударила о стену. Крепкие руки схватили его сзади за ворот. Подняли на ноги, бросили на кровать. Это был Сэмюель. — Не делай так, — грозно и просто сказал он. — Ты ещё понадобишься. Сказав это, негр ушел, а Иван улыбался ему вслед искусанными в кровь губами. На следующее утро Сэмюель принёс стопку индийских газет. Положил на прикроватный столик и привычным тоном произнёс: — Читай. Иван привык к их немногословному общению. Иди, стой, вставай, ложись — эти слова, произнесённые с неизменно одинаковой интонацией, заменяли Сэмюелю всё многообразие английского языка. Иван заглянул в газеты. Так и есть, чиннайская периодика описывала крушение самолёта класса бизнес-джет с бортовым номером 159. День за днём, из номера в номер газетчики освещали события в разделе криминальной хроники. Казалось, после всего пережитого, вряд ли что могло поразить Ивана, но в то, о чём писали газеты, верилось с трудом. Газеты были разложены в хронологическом порядке, и в «подвале» верхней красовался заголовок «Пропавшие над заливом». Заметка была короткой, всего в полторы колонки. В ней говорилось о потерявшем связь бизнес-джете и о том, что Грегори Крофт — вершина американской предприимчивости — назначил миллион долларов за сына и внука, найденных живыми и полмиллиона за их мёртвые тела. История перекочевала на передовицу на следующий день после того, как в чиннайское отделение полиции пришло покаянное письмо мистера Роя Гаррета. Так родилась сенсация. Три дня спасательная экспедиция рыскала в квадрате возможной авиакатастрофы, пока пограничники с индийского сторожевика не сообщили, что разглядели в бинокль остов самолёта на берегу крошечного островка за две мили от Северного Сентинела. Спасатели высадились на берег, нашли в кабине полуразложившееся тело убитого пилота, рядом с трапом пневматическое ружьё из которого был убит сикх, а спустя два дня поисков нашли и самого Роя Гаррета. Отпечатки на пневмате принадлежали англичанину. Его нашли живым, если так можно назвать то состояние, в котором пребывал Гаррет. Спасатели отбили его у стаи орангутангов, и выглядел Гаррет совершенно невменяемым. Что именно проделывали с ним приматы, понять было сложно, но его физическое состояние говорило как о животных издевательствах, так и о групповом и скорее всего многоразовом сексуальном насилии. Немудрено, что душевно нездоровый человек окончательно тронулся умом после того, что пришлось пережить. Поиски продолжались пока спасатели не наткнулись на следы аборигенов. Нашли вещи четы Крофтов, а ещё ямы с человеческими останками. Ночью группу атаковали туземцы. Двое спасателей были убиты, остальным пришлось отступить и покинуть остров. Интервью прессекретаря Службы Спасения штата завершало серию публикаций «Пропавшие над заливом». Вердикт был таков: дальнейшие поиски бессмысленны и не принесут результата. Каннибалы, по всей видимости, убили и съели и Алекса, и Натали и Питера Крофтов о чём свидетельствовали найденные спасателями кости и черепа. Служба Спасения штата в лице её начальника Рахула Пармара выражает глубокое сочувствие Грегори Крофту, авиакомпаниям же предписывает тщательно проверять психологическое состояние пассажиров на предмет предотвращения подобных ситуаций. Об Иване и профессоре-индусе ни полслова. Иван аккуратно сложил газеты стопкой, как было. Что ж, Эммо оказалось правым, ищут тех, за кого платят. Он лёг на кровать и упёр взгляд в потолок. Из плюсов. Он жив — раз. Они не делают с ним ничего дурного. Кормят, поят. Даже женщину подсунули для «хо… хо… хо…» — два. Он улыбнулся, вспоминая влажный и чуть испуганный взгляд Аллои. То, как она сказала: «Я твой дасса». В этой фразе было столько покорности… Дасса — скорей всего переводится как подарок. Красивый подарок. Чёрный изумруд. Но на каком языке? Она негритоска, а значит не с материка? Уроженка Филиппин? Бывая на Филиппинах, Иван встречал филлипинок. Все они низкорослые, Аллои же была высокой, немногим ниже его самого. Значит она не аэта. Малазийка? Вряд ли. Далековато. В самолёте профессор Чакрабати в разговоре с Питером упоминал Северный Сентинел. Так может она сентинелка? Что он знает об этом народе? Столько, сколько и всё прогрессивное человечество, а точнее — ничего, поскольку правительство Индии запретило кому-либо приближаться и высаживаться на остров. Думая об этом Иван отрешённо разглядывал побелку. На стыке в углу заметил едва различимую паутину. Дюжина тончайших нитей растянутых в стороны и замысловато переплетённых между собой являла отменную ловушку для несчастных бабочек, мотыльков и других одиночек, не привыкших к стайной жизни. В центре паутины чернело тельце, и большой длиннолапый паук с коричнево-жёлтым брюшком оплетал жертву всё новыми прочными нитями. Ещё немного и страдалица превратится в куколку. Эта недвусмысленная картина навевала невесёлые ассоциации. Так прошло ещё два дня. Ближе к вечеру третьего в комнату вошёл Сэмюель. За окном спускались сумерки. Ночь обещала быть полнолунной.