Доктор знал, что подобные выезды вознаграждаются очень щедро, но все равно замялся, и было видно, что не из-за занятости в больнице. – Ну, не знаю, – вздохнул он. – Мне не очень хочется встречаться с тамошним режиссером. Да ладно?! Неужели Серж приставал к нашему доктору? Вслух я это предположение выдвигать конечно же не стал, и задал более сдержанный вопрос: – А что так? – Он был со мной груб и дерзок, а я не привык к подобному обращению, особенно без повода с моей стороны, – с легкой ноткой обиды высказался врач. Оно и понятно, в Топинске Яна Нигульсовича Вяльпе не просто уважали, а почитали в высшей степени. Причем не только за то, что он главврач городской больницы, но и благодаря высочайшим личным качествам. – Ян Нигульсович, даю слово, что оный режиссер не только принесет самые искренние извинения, но и впредь будет доброжелателен и почтителен. Уверен, произошло чудовищное недоразумение. Серж безобиден, как домашний хомяк, пусть и воспитания у него не больше, чем у сего животного, – с максимальной убежденностью в голосе заверил я доктора. – Хорошо, заезжайте за мной, – явно без особого удовольствия согласился Ян Нигульсович. – Буду… – начал говорить я и тут же осекся, вспомнив, что Корней Васильевич занялся ремонтом паромобиля. – За вами заедет машина с киностудии. – Жду, – строгим голосом заявил врач и прервал связь. Перед тем как звонить на студию, я позвал Осипа и послал его к одному примечательному мужику, живущему в пяти домах от нас. Затем связался с симпатичной девушкой в канцелярии Сержа и дал ей задание обеспечить доктора транспортом. Девушка оказалась не только симпатичной, но и умненькой, и заверила, что выполнит все быстро и точно. С чего я взял, что она симпатичная? Все просто – других там не водилось. Почти весь обслуживающий персонал – от официанток, гримеров и костюмеров до секретарш и делопроизводителей, набирался среди барышень, проехавших полстраны с мечтой стать синемазвездой. Актрисами, по понятным причинам, становились далеко не все, но большинство остальных все равно не отчаивались и цеплялись за малейшую возможность задержаться в индустрии. Я быстро собрался, сбежал вниз и, со вздохом посмотрев на полуразобранный паромобиль, вышел на улицу. Когда дошел до нужных мне открытых ворот, то Петро с помощью Чижа уже заканчивал запрягать своего Сивку в телегу. Петро был ломовым извозчиком, доставлявшим грузы с дальних ферм на рынок. В общем, работа не самая спокойная, и порой лишь благодаря Сивке, а также особой конструкции телеги удавалось уйти от погони хищников. Так что выбор срочного транспорта был очевиден. Но как же мне все это не нравилось! – Садитесь, ваше благородие, – заявил мужик с всклокоченной, как и его характер, бородой, сдвинув почти на затылок свой картуз. – Прокачу с ветерком! Замешанный на доброй толике безумия задор в глазах извозчика и его жеребца был идентичным и вызывал у меня далеко не смутное беспокойство, но выбора все равно не было. Мало ли как развиваются события на студии, а вызывать по телефону лихача из центра будет слишком долго. Осип старался скалиться чуть меньше, чем Петро, но получалось плохо. А причиной этого веселья было то, что они все втроем, включая Сивку, хорошо знали мое отношение к гужевому транспорту. – Поехали, хватит ржать, – проворчал я, запрыгивая на телегу. В ответ Сивка тут же громогласно заржал и рванул через распахнутые ворота, с заносом выворачивая со двора на улицу. Мне же оставалось лишь крепче вцепиться в борт телеги и стиснуть зубы. Счет к Сержу, ответственному за проблемы на студии, рос с каждым мгновением. В итоге к нужному месту мы добрались минут за двадцать, и, возможно, даже быстрее, чем сделали бы это на нашем паромобиле. Чиж явно получал удовольствие от поездки не меньше, чем Петро, – где-то на уровне Сивки. Вот уж у кого дури да силушки немерено. Съемочные павильоны синемастудии нашего концерна под названием «Верона» находились за южными окраинами города, но после того как многие из работающих там людей решили обзавестись своими домами, образовавшийся между базой и городом просвет быстро зарос разномастным жильем. Как и на старом месте под Москвой, здесь в два ряда расположилось шесть ангаров. Точно такие же использовались для размещения дирижаблей средних размеров. Но у нас они вмещали в себя съемочные павильоны. Имелись и две декоративные улицы. Вместо домов там находились только декоративные фасады, укрепленные сзади лесами. Одна улица изображала сельскую архитектуру, а другая – городскую. И все же основные съемки производились на натуре в окрестностях Топинска, а уж там-то было где разгуляться. В синемагородок мы въехали по боковой улице, там, где поменьше народа. Точнее, не въехали, а притормозили у первого же павильона. Дальше пошли пешком. Судя по собравшейся у одного из ангаров толпе, нам нужно именно туда. Уже когда мы подошли ближе, из раскрытых ворот ангара донесся протяжный вой. Толпа отшатнулась, и по ней пробежал шепоток: – Оборотень! Я на это лишь хмыкнул и, покосившись на Осипа, увидел на его лице ехидную улыбку. Уж нам-то хорошо известна разница между воем трансформировавшегося оборотня и просто сбрендившего человека, возомнившего себя волколаком. Вход в ангар преграждали плечистые охранники в серых костюмах и с одинаковыми котелками на головах. В руках парни сжимали короткие дубинки. Увидев меня и Осипа, охранники синхронно кивнули и чуть расступились. После того как наш концерн расширился, обрастая кинотеатрами и фабрикой по производству пленки и проекторов, пришлось выпускать новые пакеты акций. Но оно и хорошо. По примеру моей старой подруги, великой княжны, а ныне – ее величества императрицы Бразилии, в дело вошли многие влиятельные люди империи, что серьезно обезопасило наш бизнес от происков моих личных недругов. В итоге у меня на руках осталось лишь одиннадцать процентов акций. Но все равно Серж, я и Дава сейчас являлись крупнейшими акционерами из тех, кто находился в Топинске, так что вся реальная власть концентрировалась в наших руках. – Уберите отсюда толпу, – проходя мимо охранников, приказал я. – Особо непонятливым пригрозите увольнением. Странно, что Серж не разогнал зевак еще раньше. Наш режиссер имел привычку появляться подобно нечистой силе – стоит его помянуть даже в мыслях. Впрочем, вездесущий недофранцуз вообще любил вторгаться в чью-нибудь жизнь, тут же превращая ее в сущий бедлам. Невысокий, чуть полноватый мужчина тридцати четырех лет от роду некогда был представителем благородного семейства потомственных купцов и звался Сергеем Пафнутьевичем Беловым. В один далеко не прекрасный день благочестивого юношу то ли укусила французская болонка, то ли случилась еще какая-то пакость, но после этого он стал откликаться лишь на Сержа Блона. Говорил Серж с фальшивым французским акцентом. Вел себя так же вызывающе, как и одевался, то есть в стиле фейерверка. Сейчас на нем был сиреневый фрак в жуткий зеленый цветочек, а сиреневый же цилиндр опоясывал длинный оранжевый шарф. И при этом он как-то умудрялся не выглядеть нелепо. Что же касается сексуальных предпочтений данного индивидуума, то в приличном обществе такое не обсуждают. При всем этом Серж имел незлобивый живой характер, был образован, умен и действительно талантлив. Но сейчас человек-фейерверк сильно потускнел и в своих цветастых тряпках выглядел неубедительно. – Иньяс, мон шер, какое несчастье! Возмущаться переделкой своего имени я уже устал, поэтому просто смирился. – Да что случилось-то? – Мне кажется, наш милый Эмми превращается в жуткого монстра. Может, его укусили? Последнюю фразу он добавил шепотом. – Укусить его мог только ты, – проворчал я, направляясь туда, откуда доносились рычание и грохот мебели. В углу ангара находился небольшой гримерный павильончик. Окна там маленькие, так что охраннику было достаточно запереть дверь, чтобы изолировать мнимого волколака. Будь он действительно оборотнем, то разнес бы не только хлипкую фанерную коробочку, но и половину ангара, предварительно забрызгав здесь все кровью. Осмотревшись вокруг, я чуть изменил маршрут и снял с каркаса недоделанных декораций моток веревки. Затем перебросил этот моток Чижу. – Работай. Парень лишь довольно оскалился и быстро сбросил стилизованный под китель пиджак, оставаясь в просторной рубахе. Охранник понятливо подскочил к двери и отпер ее, а затем рванул в сторону от греха подальше. Дверь тут же с треском открылась, наружу выпрыгнул совершенно голый человек и с рычанием бросился на Осипа. Чиж продолжал спокойно идти вперед. Он успел завязать на конце веревки петлю и сейчас держал ее за узел в чуть отведенной в сторону правой руке. Два года назад, когда мы столкнулись с необходимостью арестов обезумевших наркоманов, при этом совершенно не ощущающих боли, казаки сильно изувечили парочку этих бедолаг. Обдумав ситуацию, я нашел в Красноярске японца, практикующего айкидзюцу. Вместе с парочкой пластунов он выработал десяток приемов для работы с буйными клиентами. Вот сейчас Осип и продемонстрирует почтенной публике, чему научился вместе с казаками. Емельян Багров обладал богатырской фигурой и в голом виде впечатлял накачанными мышцами, но сейчас опасным не казался. Особенно потому, что пытающийся бежать на четвереньках человек выглядит нелепо. Да и занимающемуся лишь в спортивных клубах атлету до прошедшего не одну смертельную схватку Чижа далеко, как болонке до питбуля. В момент, когда актер должен был сбить своей тушей субтильного на его фоне юношу, Чиж перетек в сторону и ловко набросил петлю на правую кисть агрессора. Затем закружился, опутывая потерявшего равновесие актера, как куколку шелкопряда, не только веревкой, но и его собственными конечностями. Причем не выворачивая их в болевых приемах, а аккуратно укладывая вокруг корпуса. Не прошло и десяти секунд, а здоровяк уже лежал на полу неподвижным кулем, заходясь в бессильном вое. Осмотревшись вокруг, я увидел проходящего через ворота врача с неизменным саквояжем в руках. – Кстати, Серж. Ты зачем, паскудник, доктору нахамил? – зашипел я на замершего, как суслик, режиссера. – Он не из вашего гнилого бомонда. Человек очень интеллигентный и ранимый. Имей в виду: за Яна Нигульсовича не только я – любой житель Топинска тебе мозг через ноздри выдернет. Серж захлопал глазами, а затем все же выдал: – Даже в мыслях не было. Да, я немножко вспылил, но и не думал оскорблять такого замечательного человека. Переведя взгляд с меня на приближающегося доктора, Серж сорвался с места и кинулся к нему чуть ли не в ноги. – Миа кульпа, глубокоуважаемый Ян Нигульсович! Мне нет прощения! И в мыслях не было! Любое наказание! Все что угодно! Ян Нигульсович шарахнулся от попытавшегося схватить его за руку антрепренера, как от прокаженного. Хотя как раз настоящего прокаженного доктор вряд ли стал бы так сторониться. Пришлось тормозить эмоциональный порыв Сержа, пока он окончательно не запугал своей экспрессией действительно интеллигентного и впечатлительного человека. Доктор лишь благодарно кивнул мне и пошел на звуки тоскливого воя. – Серж, ты, как всегда, в своем репертуаре. – А то, – хитро подмигнул мне режиссер. Актер он великолепный, да и психолог неплохой. Так что сия буффонада позволила хитрецу с ходу сломать лед отчуждения эмоционально закрытого эстонца, при этом обойдясь без долгих объяснений и расшаркиваний. Буквально через минуту после того, как доктор вошел в павильончик, вой стих. Мы с Сержем поспешили к месту событий. Осип уже успел распаковать пациента. Сейчас актер лежал на чудом уцелевшей кушетке, прикрытый каким-то изодранным халатом. Доктор как раз возвращал инструменты в саквояж. Поправив очки, он посмотрел на меня. – Наркотический делирий, – спокойно вынес вердикт Ян Нигульсович. – В беспамятстве он пробудет еще час. Поведение обусловлено галлюцинациями и последующим психозом. Общее состояние на данный момент удовлетворительное, но я бы пронаблюдал больного с недельку у себя в клинике. – Мы не можем позволить себе долгого простоя… – Серж, просто помолчи, – прервал я режиссера. – Поверь: сейчас простой группы – это твоя наименьшая проблема. Оставив Сержа в предвкушении, я проводил доктора до студийного паромобиля. По пути сунул ему пачку ассигнаций с комментарием, что это на нужды клиники. Уверен, туда деньги и уйдут, но личная выгода для Яна Нигульсовича тоже воспоследует – потратит меньше своих кровных на неимущих пациентов. Хотя далеко не факт. Он у нас известный бессребреник. Как только машина с доктором отъехала от павильона, вежливая улыбка сползла с моего лица и я вернулся к притихшему режиссеру. – Серж, вредитель ты наш ряженый, откуда у Емельяна взялась дурь? – Поверь, – ударил себя в грудь режиссер, – не знаю. – Не поверю, – хищно оскалился я. – Глазки у тебя забегали, значит, дело обстоит куда хуже, чем я думаю.