Может они доросли до междоусобных войн? Или мозги у них стали совсем набекрень? Я поёжился. А что, если Изменённые примутся на людей бросаться? Нет, их задавят, конечно. Против автоматного огня в упор не выстоят. Но крови будет много. — Вот мало нам забот! — сказал я. В обтянутом коврами помещении голос был едва слышен. Я всё-таки подошёл к мёртвой куколке. Судя по разрубленной спине — умерла сразу. В лицо я заглядывать не стал, но мне показалось, что когда-то это был мальчишка. Потом я ещё походил немного и нашёл стражей. Тут понять было сложнее, но вроде как у одного стража при жизни был кадык. Наверное, юноша, хотя значит ли это для Изменённых хоть что-то? Оба стража погибли, сражаясь. Из пальцев на руках выдвинуты длинные кривые когти, да и позы были такие… словно они кого-то вместе атаковали. Атаковали-атаковали, да не выатаковали. Одному всю грудь истыкали, комбинезон почти зарос, но следы оставались. У второго шея была перерублена до позвоночника. Я отошёл, гордясь, что меня не стошнило. Теперь я чувствовал слабый сладковатый запах крови. Ужас какой. Всё-таки зря я пошёл. Если что-то со мной случится — что будет с родителями? Потянуло на приключения дурака! Я глянул на часы — прошло десять минут. Ещё две, и можно уходить. По-прежнему сжимая пистолет, я отошёл поближе к двери. Сейчас мне даже хотелось, чтобы Дарина не вернулась. Нет, конечно, пусть с ней всё будет хорошо. Пусть она задержится оттого, что осматривает Гнездо. Или, лучше, спасает выживших. Каких-нибудь куколок, спрятавшихся под кровати… они ведь спят на кроватях? Чёрт возьми, они вообще спят? Короче, спасает. И ей не до меня. Я сейчас выйду, пистолет закину на крышу, фиг там кто-то будет искать. Дойду до ресторана, там наверняка есть полицейский или частная охрана. Объясню, что услышал крики из Гнезда… нет, лучше, что в переулке увидел труп. И пусть официальные лица приходят сюда, разбираются, что к чему. Секундная стрелка томительно медленно завершала последний круг. Я честно дождался, когда истекли двенадцать минут. Была четверть двенадцатого ночи. Всё, пора уходить. — Максим! Дарина спускалась по лестнице. Быстрым шагом, но не бежала. — Ну что там? — спросил я. Приглушать голос, похоже, нужды не было. — Мы с Наськой последние, — просто ответила Дарина. Вся та нервозность, что в ней угадывалась, куда-то исчезла. Она была собранная, даже выглядеть стала старше. Я заметил, что в тусклом свете её глаза поблескивают сиреневым. Это было завораживающе и красиво. — И что теперь? — спросил я, не скрывая облегчения. Кто бы ни убил Гнездо, их тут уже не было. Я проявил героизм и благородство, но не поплатился за это. Будет о чём рассказать в компании! — Теперь… — Дарина замолчала, прикрывая лицо рукой. С улицы ударили мощные пучки света. Я осторожно повернулся, у меня даже между лопаток зачесалось. И не зря! Перед входом толпились люди в форме, десятка два. За их спинами угадывался то ли автомобиль, то ли броневичок, с которого светили два ослепительно-ярких прожектора. Мы были как рыбки в аквариуме. Щурясь, я разглядел, что некоторые присели на одно колено, выставив в нашу сторону оружие, явно готовые открыть стрельбу. — Внимание! Это полицейская операция! Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками! — донеслось с улицы так громко, что стёкла задребезжали. Я послушно разжал пальцы, роняя пистолет. Угораздило же его взять! — Молчи, я буду говорить, — сказала Дарина, обходя меня и открывая дверь. Конечно же, я не спорил. Дарина вышла, замерла на площадке перед дверью. Руки она не подняла, кстати. Шагнув за ней, я из какого-то упрямства хоть и поднял руки, но не полностью, как в кино, а лишь согнув в локтях. Будто собирался поприветствовать полицию. Глава 4 Как же снаружи слепило глаза! Нас держали в круге света, а что куда хуже — ещё и под прицелами. — Лечь на землю! Руки на виду! — рявкнул мегафон, и звук заметался по переулку. Дарина выждала несколько секунд, пока стихло эхо, потом неожиданно громко ответила: — Я Дарина, хранитель Гнезда. Кто старший среди вас, люди? Она как бы сразу провела грань, и полицейские смешались. Потом к нам двинулась кряжистая широкоплечая фигура. В матовом непрозрачном шлеме, в пластиковой броне, не обычной полицейской, а какой-то хитрой, с утолщениями на суставах. Силовая, что ли? Как у сил специальных операций? Визор шлема сдвинулся вверх, одновременно прожекторы чуть сместились, прекращая нас слепить. Часто моргая, я рассмотрел полицейского — немолодой мужчина с щетинистым подбородком, шрамом на щеке. Морда каменная, словно у Изменённых. — Полковник Лихачёв, отдел «Экс». Хранитель этого Гнезда — Анна Цой. Он помолчал, вглядываясь в Дарину. — А ты — жница Дарина Мельникова. Точно! Фамилия у Ростика была Мельников. Ничего себе подготовка у полковника, он что же, всех в Гнезде знает по именам и фамилиям? — Я хранитель Гнезда, — повторила Дарина. — Хранитель Анна мертва. — И почему я должен поверить? — Потому что ни одна жница не назовётся хранителем, если им не является, — ответила Дарина. Полковник Лихачёв размышлял. Потом спросил: — Что у вас случилось? — Небольшое недоразумение, — ровным голосом ответила Дарина. — К сожалению, даже у нас случаются конфликты, приводящие к печальным последствиям. Несколько наших погибли. Это печально, но не должно вас волновать. Мы уладим свои проблемы. — В переулке труп убитой стражи, — сказал полковник. — Зинаида Кириллова. Как-то странно было слышать нормальные, человеческие имена и фамилии, когда речь шла об Изменённых. На имена-то они поначалу откликались, хотя обычно сокращали или коверкали их, но фамилии игнорировали напрочь. — Да, — согласилась Дарина. — Хорошо, что вы её обнаружили. Она на миг запнулась, потом продолжила: — Вы можете забрать тело. Гнездо не будет настаивать на его возвращении. По дрогнувшему лицу полковника я понял, что Дарина только что бросила ему очень и очень соблазнительную наживку. — Что это значит? — осторожно спросил полковник. — Она исторгнута, — сказала Дарина. — Это она убила хранительницу? — предположил полковник. — Гнездо не даёт комментариев, — ответила Дарина холодно. Полковник мялся. Ему явно хотелось свернуть операцию, забрать своих людей и мчаться за наградами и премиями. Вряд ли в распоряжении властей есть много тел Изменённых, уж тем более — стражей в боевой трансформации. Сейчас по всей Москве начнут вытаскивать из постелей учёных и врачей, а к утру тело несчастной Кирилловой уже просветят всеми рентгенами, разрежут на кусочки и осмотрят под микроскопами. Чёрт, гадость какая. Даже представлять не хочется. — Как себя чувствует уважаемая мать Гнезда? — спросил полковник. На этот раз он обошёлся без имени. Не знал, кто мать? — Она очень расстроена и готовится отойти ко сну, — сказала Дарина. Полковник чуть прищурился, а я понял, что Дарина говорит о Наське. И одновременно, что это ещё одна её подачка. И «расстроена», и «готовится отойти ко сну».