Выбираю из палатки и отправляюсь к реке. Уверенно, хотя ни разу там еще не был. Но даже в темноте я нахожу ее довольно быстро. Опускаю руки, отчищаю их от каплей крови. На всякий случай промываю аж до самых локтей, хотя в этом нет необходимости. Закончив, возвращаюсь к палатке и забираюсь внутрь. Теперь мы точно не выберемся отсюда, пока я все не вспомню. А Они мне помогут. Глава 30 Джейк Я резко распахиваю глаза и судорожно сажусь, жадно втягивая воздух. Но почему-то оказываюсь совсем не в палатке. Я сижу на чем-то мягком.. Опускаю глаза и понимаю, что подо мной огромная кровать с изысканным покрывалом, на котором я каким-то образом и оказался. Позади у изголовья стоят многочисленные подушки. Напротив висят часы с характерным приложением снизу. Вероятнее всего, они отбивают звон при каждом часе. Я такие видел только в фильмах – это очень старая забава. Ею грешат либо старики, либо ценители реликта. Но где я? Осторожно спускаю ноги на пол. Однако, вместо дерева с удивлением обнаруживаю ковер. Ворсистый белый ковер, на котором даже не остается следов грязи от моих ботинок. Озадаченно поправляю волосы и уже собираюсь встать, когда в комнату заходит фигура. Это мужчина. И на собственное изумление, я узнаю его. Прямая гордая осанка даже в этом преклонном возрасте. Смесь седых и темно-русых волос, густые усы. Водянистые глаза, легкая, оценивающая улыбка на губах. – Бардо.. – произношу я его имя. И тогда улыбка становится шире. Мужчина подходит ко мне, но оставляет дистанцию в расстояние руки. После чего садится рядом со мной на кровать: – Да, мой мальчик. Это я – он внимательно оглядывает меня, точно попав в какой-то музей, о котором много слышал, но ни разу не бывал – а ты сильно вырос с момента нашей последней встречи. Красавцем стал. – Спасибо- неопределенно бормочу я – но.. где я? Я вновь оглядываю комнату. Это ни похоже ни на одну из комнат заброшенных домов Ведьминого Села. Там везде прогнившие доски, пыльные пожухлые матрасы на кроватях, все старое и негодное. Здесь же.. здесь же все совершенно иначе. Я словно не просто в каком-то жилом помещении – а в помещении охоженном и любимом своими хозяевами. И только сейчас замечаю, что комната наполнена светом, но при этом не горит ни одна лампочка. Свет льется из окон. Застекленных окон. – Разве важно, где ты? – снисходительно уточняет Бардо, будто наталкивая меня на какую-то мысль – разве не существеннее – кто ты? Я молча смотрю на него пару мгновений. После чего в моей голове все окончательно встает по местам. Впервые за все время нахождения здесь – я ничего не забыл с пробуждением. И он это знает. – Я все вспомнил – заявляю бесстрастным голосом – теперь я знаю правду. Он удовлетворенно улыбается, осторожно положив свою большую теплую ладонь мне на плечо: – Я знал, что ты сможешь. Смогу – что? В голове крутится множество вопросов, но я узнал разом слишком многое, чтобы вычленить что-то отдельное. Никто не говорит об этом вслух, но почему-то я уверен, что времени у нас с Бардо не так много, потому говорю первое, что приходит на ум из воспоминаний: – Я видел маму.. только более молодую. И парень, что был с ней, назвал ее так же, как зовут маму. Я видел ее в этом селе, в доме, в пепле.. только она считала, что это пыль, а не прах сгоревших.. мама.. Бардо твердо мотает головой, прерывая мои дальнейшие словесные извержения: – Это не твоя мать. Все верно, это Кэрол – девушка, которая с друзьями нашла тебя здесь. Впоследствии именно она усыновила тебя. Это она дала тебя имя Джейк. Теперь ты, наконец, вспомнил все. Совершенно все. – Выходит, я и правда тот ребенок – бормочу, начав, как при волнении в детстве, выгибать собственные пальцы – Роза моя мать, умершая при родах, а тот парень Дилан – мой родной отец. Но я.. я.. Поднимаю взгляд на Бардо, нахмурившись. Дилан. (..дилан – он начинает махать ручкой еще сильнее – ди-и-лан..) Белокурый парень с серыми глазами, у которого на щеках появляются ямочки при улыбке. Именно с ним я играл в детстве. Он был моим другом, который никогда не стареет. Совсем как Питер Пен. Пока мама, узнав об этом, не отдала меня в психушку, где мне констатировали шизофрению. – Я.. – наконец у меня выходит – я видел его в детстве. Бардо это не удивляет: – Да, ты мог его видеть благодаря своему дару. И пытался общаться. Более того, иногда у тебя даже могло это выходить. – Дару? – фыркаю – это не дар. Это болезнь. – Такую трактовку тебе навязала Кэрол – сурово отвечает Бардо. Его голос тут же становится ледяным, как январский ветер – это она, вместо того, чтобы помочь с освоением этого дара, поместила тебя в психушку. Хотя и прекрасно понимала с самого начала, кто ты такой. Понимала, что ты не псих. Бардо внимательно смотрит на меня, после чего сжимает ладонь на моем плече чуть сильнее: – Ты никогда не был болен, Гедэй. Никогда. Все, что видел – видел на самом деле. И в детстве, когда видел своего отца. И здесь, в селе, когда слышал то, чего не слышали остальные, видел что, что недоступно зрению земных. В детстве ты видел духов, здесь ты видел прошлое. Это не галлюцинации, а твой дар. У тебя нет шизофрении. И никогда не было. Твоя мать – великая ведьма Мария Лаво. От нее ты унаследовал свои могущественные способности. Хмурюсь, все больше путаясь: – Но если мама.. Кэрол знала об этом – зачем она пихала меня в дурку? Заставляла принимать препараты? – Потому что земные никогда не смогут понять и принять Нас – жестко отвечает Бардо – твоя мать была молодой девчонкой, которая расчувствовалась при виде брошенного ребенка. А ее отец был хорошим юристом, который помог оформить бумаги так, чтобы тебя дали усыновить девице, едва окончившей школу. Но, как и остальные, она боялась и всегда будет боятся всего, что не вписывается в рамки их восприятия мира. Мы вызывали суеверный ужас у земных. Да, они ездили к нам за помощью – но не уставали при этом закрывать двери и плевать через плечо, едва выходя за порог. Когда ты начал видеть отца – ты воскресил в Кэрол этот животный страх. Единственное, чего ей хотелось – навсегда заглушить в тебе это. Отвадить. Транквилизаторы, справляющиеся с самыми тяжелыми психическими болезнями – успешно подавляли твой дар на протяжении семнадцати лет. Они не давали ему прорваться наружу, точно гора тел, погребенных под огромной цементной плитой. Но когда ты оказался здесь, под воздействием земли своих предков– его не смогли заглушать уже даже таблетки. Своих предков? Салемские потомки не являются мне кровными родственниками. Но это не самое важное. Потому я спрашиваю другое: – Почему долгое время я мог вспоминать все только ночью? А наутро забывал? (..во сне – объясняла клара – когнитивные способности, к которым относится способность анализировать, логически рассуждать, хладно мыслить и критически оценивать (берущие начало в человеке независимо от его желания в той или иной степени)– значительно слабеют. сознание уступает место подсознанию. покуда человек во сне – свои права обретает эмпирическое восприятие происходящего, которое обнаруживается у ребенка, едва он покидает лоно матери. а у нас в этом состоянии расцветает, будто бутон примула – наш дар. он окутывает нас, подобно одеяло, и накрывает, точно младенца в колыбели. во сне мы наиболее уязвимы и при этом наиболее сильны, чем в бодрствовании..) – Во сне ты был наиболее восприимчив к своей силе. Сознательное отделялось от подсознательного, и наша земля помогала тебе войти в транс, где твоя сила облачалась в воспоминания. Она даровала тебе знания, но выходя из