– Ну привет. Он чуть склоняет голову, заставляя по-девичьи длинные локоны метнуться вправо. После чего, немного подумав, улыбается мне в ответ: – Пивет. – Ты Гедэй, так же? Он подает в ответ на две моих руки – одну свою: – Да. А ты? – Меня зовут Дилан – осторожно второй рукой касаюсь его волос, в точности как своих – я твой папа. Мальчик растерянно переводит взгляд с меня на отрубленного Майка. Извини, Гедэй. У нас не так много времени, чтобы я смог тебе успеть все объяснить. И даже если бы успел – вряд ли ты бы что-то понял или запомнил. Вместо этого я сам подтягиваю ребенка ближе и прижимаю к себе: – Я знаю тебя очень-очень давно – говорю ему, с трудом сглатывая – еще когда ты был в животе у своей мамы. – Мама умейла – воинственно заявляет Гедэй, имея ввиду, очевидно, «умерла». – Да, умерла – тихо соглашаюсь я – но я знал ее еще, пока она была с нами. – Папа говолит, что мама была класивая – шепелявит мальчик, отстранившись и задумчиво глядя на меня. – Папа говорит? – усмехаюсь, стараясь подавить другие, более противоречивые эмоции – но знаешь, это правда. Твоя мама была самой красивой девушкой, которую я когда-либо встречал. Не уверен, что он меня понял, но мальчишка начинает улыбаться. После чего хватает кубик и начинает бить его об пол. Язычки свечей принимаются дрожать. Уже совсем скоро. – Знаешь, мне надо тебе кое-что сказать – сажаю его на колени, устроившись на полу в позе лотоса – я должен был сказать тебе это давно, но меня и близко к тебе не подпускали. Мальчик озадаченно хлопает глазами. О чем, интересно, он сейчас думает? О том, кто я, или почему «папа» заснул на полу? Почему вместо света этим вечером свечки? Какие мысли в голове у этого маленького человечка, которого я никогда не увижу взрослым? Не увижу, каким он вырастет. Каким он станет в моем возрасте? Чьи черты лица (не считая глаз и цвета волос) будут в нем преобладать – Розы или мои? Какой у него будет характер? Какие увлечения? Какая семья или какие друзья, если ему будет уготовано расти в детском доме? Запомнит ли он меня, или не будет иметь потом никакого представления об этом своем периоде прошлого? Язычки свечей теперь уже начинают буквально метаться, заставляя тени «бегать» по стенам. Если бы не Гедэй, я бы и не вспомнил, но он напоминает, заставляя меня сильно удивиться: – Ты говолил, что хочишь сказать мне. – Да – улыбаюсь, взъерошив свои волосы – я хочу сказать, что очень тебя люблю. Безумно. Очень-очень сильно. Просто помни это, но если забудешь, тоже ничего страшного. Твоя мама научила меня тому, что любовь невозможно ослабить расстоянием, памятью и даже смертью. Такая вот интересная штука эта любовь, правда, парень? – улыбаюсь, усаживая его удобнее. БАХ! Все свечи разом гаснут. Я тяжело вздыхаю, а Гедэй начинает скулить, ерзая у меня в руках. – Еще немного, приятель – стараюсь урезонить его – осталось недолго и потом пойдешь, куда хочешь. Он начинает возится еще сильнее и хныкать уже куда громче. Прижимаю его крепче и шепчу в темноту: – Куда ты, туда и я, Роза. Я держу (..куда я, туда и ты. обещай, что больше не нарушишь своего обещания? с искренним удивлением дилан опускает на меня взгляд, чуть улыбнувшись: – а разве я его когда-то нарушал? ведь в итоге я сейчас с тобой, роза. и так будет всегда, где бы ты не оказалась..) слово. До конца. И тут посреди этой тьмы, где-то справа, словно ответом на мои слова, ярко вспыхивает пламя. Лишь когда оно разгорается – я понимаю, что это без всяких на то причин вспыхнуло тело Майка. Собираюсь уже отбросить Гедэя, боясь, что оно затронет и его – но замечаю, что горю и я. Мою руки, ноги.. Языки пламени не касаются Гедэя, словно он окружен какой-то дымкой, но пожирают меня. При этом я не чувствую боли. В первые секунды. А потом она приходит. Меня будто черти начинают драть заживо. Не контролируя себя, я размыкаю руки на сыне и вцепляясь в пол, начинаю вопить. Мой крик сразу же перекрывает крик Гедэя – но эхом я слышу снаружи истошные вопли остальных. За зашторенным окном словно бы закат. Кровавый закат. Они горят. Все горят. Заживо. И, иронично же, что после нас останется (..никто точно не знает, что случилось с членами коммуны, но все указывает на то, что исчезли они намного раньше, чем это было обнаружено местными жителями. во всех домах лежали сантиметровые слои пыли..) лишь куча пепла. Днем позднее …Майк? – Кэрол неуверенно делает шаг к крыльцу. Тишина. – Майк? Майк! Не давая себе времени все обдумать и решиться даже поступить с Майком так, как ранее с ними поступили Сидни и Эрик – Кэрол забегает внутрь. – Черт! Она вздрагивает всем телом, увидев в первой же комнате силуэт друга. Именно силуэт – потому что глаза не сразу привыкают к полумраку. Шторы во всех комнатах почему-то плотно задернуты. Да еще какая-та завеса перед глазами.. – Кха-кха! – Кэрол заходится в приступе кашля и тогда понимает, что эта «завеса» на деле самый настоящий слой пыли. Господи, сколько же тут не убирались, чтобы пыль стеной витала в воздухе, затрудняя дыхание?.. И тут она осознает, что Майк почему-то стал ниже, чем обычно.. – Смотри – произносит он и девушка, наконец, различает, что друг просто нагнулся к кому-то, потому так существенно «потерял» в росте. Она обходит его и замечает того, ради кого и был затеян этот спринт. На полу, несмело и с некоторым любопытством держа своими маленькими ручками ладонь Майка, сидит ребенок. На вскидку Кэрол понимает, что это не младенец – ему точно не меньше двух лет. Длинные спутанные волосы спускаются до плеч, но разглядеть их цвет из-за мрака и пыли сложно.