Скорее всего, еще даже до следующего восхода солнца. Глава 28 Из личных записей Дилана Грутера 1 декабря 2002 года. Она мертва. Мертва. Моя Роза. Мертва уже больше трех дней, а я узнал об этом только сегодня. И как? От какой-то медсестры. В последние недели Розе было слишком сложно передвигаться, потому наши встречи в полночь у дома логично прекратились. Но у нас должен был быть целый месяц впереди, покуда она будет лежать на сохранении в больнице Хейдленда, за целых пятьсот миль от сборища этих повернутых придурков, которых она какое-то время звала своей семьей. Я жил этим временем. Мы оба. Тем месяцем, что был у нас впереди. Вдвоем. Нет, втроем. Но сегодня, когда я пришел в эту больницу и назвал фамилию (Биршот – что за кошмар!) Розы, они сделали печальное лицо и сказали, что девушке не успели оказать помощь. Она родила преждевременно, до приезда врачей и скончалась от потери крови. И лишь после этого молоденькая медсестра, спохватившись, нахмурилась и опасливо спросила, а кем, собственно, я являюсь покойной? Покойной. По-кой-ной. Я не могу перестать прокручивать в голове нашу последнюю встречу. Начало ноября, первые заморозки. Она, в своем драповом пальто, и даже в нем, что велико ей на пару размеров, нельзя скрыть живота. Ее рыжие волосы разлетаются на ветру. Мы заходим в дом и она ерошит мои собственные. Говорит, что скоро у нас будет целый месяц вдали от всего этого безумия. Я говорю, насколько сильно люблю ее, а она только смеется и дурачливо щелкает меня по носу. Моим же жестом. Сколько моих жестов она переняла, а я замечаю это только сейчас. Сейчас, когда она уже больше никогда не повторит ни одного из них. Из-за этих ублюдков. Потомки Салема. Куча лживых кретинов, вот кто они! Роза ни раз рассказывала о том, как именно прошло ее Соглашение, испоганившее нам обоим всю жизнь. Они просто воспользовались беспомощностью сильной ведьмы, не в силах самой совладать со своим потенциалом. Они ни разу не говорили, что не могут помочь ей без кровного родства Они говорили, что не (..бардо сказал, что они смогут взять меня с собой, принять в семью, помочь обрести себя и контроль над силой только в том случае, если я не номинально, а фактически стану членом салемских потомков..) хотят затрачивать свои силы и время на кого-то, кто в дальнейшем не будет иметь к ним никакого отношения. Они просто купили ее. Причем задокументировано, официально, не подкопаешься. Как какую-то куртку. Или сапоги. И им всегда насрать было на то, чего хочет и что чувствует она. И в итоге она мертва. Она говорила, что опасается за то, что рождение ребенка от меня может нарушить Соглашение, но с развитием срока перестала об этом говорить. Тогда я подумал что это из-за того, что она окончательно уверилась в безопасности затеи. Мне следовало понять сразу, зная Розу, что это лишь оттого, что ее волнения стали больше, но не могли ничего изменить. Она умерла из-за них. Они отняли ее у меня. И теперь они, это стадо фанатичных эгоистичных психопатов, находятся в одном селе с рожденным ребенком? Они никогда его не получат. Они купили Розу, но никогда не получат ее ребенка. Нашего ребенка. К нему они уже не имеют никакого отношения. Завтра на рассвете я поеду в Ведьмино Село. За своим ребенком. 2 декабря 2002 года. Я сожгу это чертово село дотла, если потребуется. 2 декабря 2002 года (чуть позднее). Они даже не дали мне его в руки. Я увидел собственного ребенка издалека, на расстоянии больше ярда, в лапах одной из этих старых сук. Это мальчик. У нас сын, Роза. Они все зовут его Гедэй. Когда я заявил, что это мой ребенок и я приехал за ним – нельзя было не заметить странного выражения лица на их лицах. Особенно на лице той старухи, что держала ребенка. Кажется, Клара. Мы уже виделись с ней раньше, когда она пыталась запретить нам с Розой встречаться. И это выражение, скользнувшее на каждом из них без исключения после моего заявления – не было удивлением. Не было изумлением или негодованием. Это было даже не сомнение в моем рассудке. Это был страх. Страх того, что их опасения могут подтвердиться. Конечно, только слепой не понял бы, что ребенок не от Майка! Стоит только посмотреть на него. Даже со своей позиции я различил небольшой светлый пушок у младенца на голове и ярко-серые глаза. Совсем как у меня. И уж точно ничего общего с кареглазым черноволосым Майком, с чуть закругленным книзу носом. Думаю, они все поняли еще до того, как я появился в селе. Просто, возможно, боялись озвучить это вслух. Пока не сказано – и не доказано? А следом за страхом пошел гнев. Майк, что разительно выше и мощнее меня в физическом плане, с ревом раненного быка ринулся на меня тараном. Снес с ног и принялся бить по лицу, крича, что я наговариваю на его любимую жену, погибшую, рожая их первенца. И даже когда у меня текла кровь из носа, а его оттаскивали четверо взрослых мужчин из их же коммуны, я не продолжал кричать, что этот ребенок имеет к нему не больше отношения, чем медвежонок к ламе. Я кричал о том, что они и так знали. Тогда я не до конца отдавал себе в этом отчет. Я думал, нужно лишь подбросить достаточно доказательств своего отцовства, и она швырнут мне его, брезгливо поморщившись. Ведь он не имеет никакого отношения к Салемским потомкам. Потому я тщательно рассказал и про дом, и про наши ночные встречи, и про то, что знал о ее плановом уходе в больницу (а откуда я мог это знать, если не от нее самой?), и о том, что Роза сама мне сказала, что этот ребенок от меня и по какой причине она станет внушать всем, включая мужа, что ребенок этот от него. С каждым моим словом лица их становились все чернее и враждебнее, но никто не спешил бросить мне сына. Они вцепились в него мертвой хваткой, точно волхвы в новорожденного Иисуса. И тогда, немного унявшись, Майк подошел ко мне вновь, ткнув пальцем (что его первый был больше моего двадцать первого) в грудь с таким высокомерием, точно я не больше, чем какая-та букашка на его рубашке: – Роза была моей женой – сурово процедил он – официальной. Наш брак зарегистрирован. Ребенок, рожденный в этом браке, сразу записывается на меня. По всем документам Гедэй – мой сын. Мой и Розы. И меня не интересует, чьим биологическим отпрыском он является. Он мой, ты понял меня? И лучше тебе убраться по-хорошему, парень. Адреналин бьет в груди, в висках начинает стучать, когда я совершаю совершенно опрометчивый поступок. Хватаю мужика, в три раза больше меня самого, за грудки и шиплю: – Я сделаю ДНК-экспертизу! Так или иначе, я заберу его у вас. Он отшвыривает меня на землю одной рукой: – Что б ты знал, ни одна экспертиза не позволена без разрешения официального родителя. Ну, если вы с Розой конечно не состояли в официальных отношениях когда-либо. Если нет – то проведение этой экспертизы возможно лишь при согласии родителя. Которого я тебе никогда не дам. В жизни не поверю, что колдун, живущий большую часть жизни отдельно от цивилизации, волею судьбы оказался настолько подкован в делах опекунства. Уверен, они понимали, что рано или поздно я приду за сыном, потом узнали все варианты заранее.