– Он мертв, Джейк. Они оба. Я игнорирую ее реплику: – Если у Вилмы с Робом получится – помощь в любом случае сюда придет. – А если нет? – А если нет – то зачем платить больше? – жму плечами – здесь хотя бы вода есть. – И что-то, что убило их. – Ага – соглашаюсь – и оно тоже. – Да что с тобой, Джейк? На этот вопрос я ответить не могу, потому что сам не знаю ответа. Разве со мной что-то не так? По-моему это они не в своем уме, если всерьез надеются добраться пешком до Хейдленда. Только у Кенни был шанс. И это его – не мои – слова. Слова спортсмена, четко понимающего, сколько, кто и как может пройти. Без него мы обречены. То есть уже. – Я остаюсь – единственное, что отвечаю. Мэри Джо еще что-то мне говорит, опять затирает какие-то аргументы и мотивационные речи на счет того, что вместе мы сила и бла-бла-бла. Но на деле мы оба понимаем – нам всем каюк. При любых раскладах. Просто Вилма и Роб на оставшиеся нам дни делают этот каюк более обнадеживающим. Всегда приятнее умирать, до последняя считая, что у тебя есть надежда. В конечном счете, к нам подходят Вилма и Роб. У последнего на спине его рюкзак – но явно заметно облегчившийся в весе. Наверное, он выбросил оттуда все и запихал только бутылки с водой. – Палатку не берем – говорит Вилма, словно она осталась только одна. Хотя да, вторая уже не в счет. – Да, если и придется спать, будем это делать по двадцать минут, как Да Винчи16 – заявляет Роб, заметно нервничая. Это понятно не только по голосу, но и по трясущимся кистям рук. Только непонятно – так его пугает предстоящий путь или то, что в ярде от него этой ночью закололи двух людей шампурами, с одного из которых возможно накануне ел он сам. – Мэри? – Вилма вопросительно смотрит, ожидая ответа. Подруга лишь молча мотает головой в знак отказа. Вилма тяжело вздыхает, но кивает, не пытаясь ее переубедить. Интересно, Мэри осталась из-за меня или все-таки потому что поняла тщетность этой мучительной попытки и гибели под палящем солнцем на раскаленной земле без капли воды? Хотя, еще неизвестно, какая смерть ожидает нас здесь. Может, нечто не менее мучительное. – Как только дойдем – заявляет Вилма напоследок – сразу отправим сюда помощь. Помощь и полицию. Просто дождитесь. – Хорошо – очень тихо отвечает Мэри. Надежды в голосе никакой. – Ладно. Идем, Роб. – Удачи вам – говорит он. – Вам тоже – отвечает Мэри. – Да, она нам всем пригодится – заключает Вилма и, наконец, они уходят. Оставив нам целые покои. Две тачки – вольво и машина Кенни. Палатка, мангал, стулья. Наверное, хотя бы одна бутылка воды, куда мы сможем набирать воду из речки, пока она нам будет требоваться. Еда, которая осталась. Да мы богачи. Почему-то эта мысль вызывает у меня смех, но я с ужасом замечаю, что вместо того, чтобы рассмеяться – начинаю вдруг рыдать, сползя по машине на землю и закрыв лицо руками. Мэри Джо тут же опускается рядом со мной и прижимает к себе, точно ребенка. Я отмахиваюсь и откидываюсь спиной на машину, продолжая судорожно шмыгать носом. – Не надо меня жалеть – говорю, вытирая слезы – он умер и мы умрем. Нас ждет одно и тоже. Не надо жалости. Мы немногое выиграли. Теперь плакать начинает уже Мэри Джо. Такое себе достижение довести до слез девушку, которая пыталась на свой манер, как могла, мне помочь. И как минимум, которая осталась здесь со мной. Хочу извиниться, но слова не лезут из горла, потому теперь уже я осторожно прижимаю ее к себе. Мы сидим так какое-то время, прежде, чем утерев лицо, Мэри Джо наконец поднимается на ноги, чрезмерно усиленно отряхивая колени. Протягивает руку мне, нацеленная хочу или нет – поднять и меня. Не мешаю ей, протянув руку и встав на свои две. – Ладно – говорит она, отчаянно пытаясь изображать из себя саму рассудительность – раз уж мы остались, надо тогда придумать план. Очевидно, она ждет от меня наводящего вопроса, но я молчу. Тогда, кивнув сама себе (будто получив-таки этот вопрос), она продолжает: – Мы не можем засыпать просто так. Здесь что-то есть. Но если оно пользуется нашими человеческими.. предметами, значит, может быть, мы сможем ими же защищаться. Логики нет, но я все еще молчу. Приняв это за согласие с ее теорией, Мэри Джо воодушевляется: – Поэтому нам придется спать по очереди, чтобы нести пост. Кто-то спит днем, пока другой дежурит. Потом дневной спит ночью, а второй наоборот стережет. Тогда мы хотя бы всегда сможем быть начеку. – И закричать, если вдруг что – пытаюсь пошутить, но звучит это так серьезно (и без улыбки), что Мэри Джо бледнеет. Теряется. Но тут же какими-то титаническими усилиями умудряется удержать себя в руках, отважно мотнув головой: – Нет. У нас остались.. – запинается – шампуры. Мы будем дежурить с ними. Хоть какое-то оружие. – Думаю, тут бы больше пригодился крест. Или кол. Поскольку и эта шутка подается без необходимой улыбки – то тоже не заходит. Мэри, наверное, решила, что я окончательно рехнулся. Сложно отличать сарказм от серьезного заявления, когда единственное различие между ними– это сама их подача человеком. – Наверное.. – уклончиво комментирует она – в общем. Ты какой пост выбираешь на сегодня? Очевидно, что ночью будет опять какая-та лютая хрень, которая едва ли объявится в дневных лучах солнца. И, решив быть джентльменом до самого конца, отвечаю: – Ночью. Она с трудом сдерживает вздох облегчения: – Хорошо. Тогда ты сейчас идешь спать. Знаю, солнце.. – она щурится – но в палатке должно быть немного темнее. Не сильно, но все-таки.. Могу дать тебе свою джинсовку, накроешь ею голову и станет еще темнее. Мы возвращаемся к палатке. На вторую оба стараемся не смотреть. Мэри Джо тут же вытаскивает один из шампуров и крепко зажимает его, даже сейчас опасливо оглядев залитую солнцем территорию деревни, которую видно с этого ракурса. – Разбудишь, как будет моя очередь – говорю я, забираясь в палатку. Хотя уверен, что все равно не засну до самого вечера. – Да, конечно. Лаз я не застегиваю. Ей так, скорее всего, будет спокойнее. Потому вижу, как Мэри Джо притаскивает складной стульчик и ставит у самого входа в палатку. Садится на него, нервно перекидывает шампур из руки в руки. Роняет на землю. Лихорадочно поднимает и зажимает мертвой хваткой. Ее правая нога, похоже даже незаметно для нее самой, начинает отстукивать мелкую дробь по земле. Да, мы все здесь умрем.