Майк с Бардо вчера позаботились и записали меня на диспансеризацию с начала декабря. Что бы точно все было хорошо – они решили поместить меня на сохранение в последний месяц беременности, где за мной регулярно будут наблюдать врачи и окажутся в нужный момент, едва начнутся схватки – а не будут ехать пять часов до села, едва мы им позвоним. Это логично, и я даже рада, что она сами до этого додумались раньше меня. Это здравая мысль, ведь наше село (которое уже, по словам Дилана, окрестилось у многих на слуху, как Ведьмино Село) находится очень далеко даже от Хейдленда, когда речь идет о родах. Лучше быть под медицинским присмотром. К тому же, это даже лучше – там Дилан сможет со мной быть постоянно (и за некоторую сумму, уверена, я смогу договориться с медсестрами, чтобы они «забывали» о его визитах), а вот Майку и Бардо придется постоянно приезжать и уезжать из села, потому едва ли он смогут окружать меня вниманием больше, чем на два часа в сутки. А потом, уверена, станут приезжать и того реже, сделав меня еще счастливее. Роуз Биршот (Де Кюро) – Скорее! Что мне делать?! Я покачиваюсь в сильных руках Майка, точно какая-та безвольная кукла. По моим ногам течет что-то липкое. Подозреваю, это кровь, потому что в ней же испачкана часть моего домашнего халата. Что-то идет не так. Нет, все идет не так. Сегодня лишь 27 ноября. До предварительной даты родов еще месяц. Слишком рано. Слишком рано и слишком не так, как надо. Схватки не должны сопровождаться кровью. Я не должна падать в обморок. Я именно так и произошло. После первой потери сознания все картинки начали мерцать калейдоскопом. Перепуганное лицо мужа, звонок Бардо, визгливая истерия Карлы, когда он заносит меня, в полуобморочном состоянии, в их двухэтажный дом. Я слышу крики Бардо – он в гневе пытается объяснить кому-то на той стороне трубке, что врачи нужны ему прямо сейчас, хоть телепортом, но не через пять часов. Что у нас экстренная ситуация, что роженице плохо, что схватки начались раньше срока, а у нас никого из мед персонала. Но его голос становится все тише по мере того, как Майк поднимается со мной на руках на второй этаж. – Скорее, (..скорее, неси сюда!. я судорожно оборачиваюсь, услышав женский голос, и свечу фонариком в темный коридор..) неси сюда! – поперед него бежит Клара, указывая Майку, что делать. Соприкасаясь внутренними сторонами бедер – я чувствую, как они липнут друг к другу. Все идет не так. Я подозревала.. нет, на последних неделях ноября я уже знала, что произойдет что-то плохое, но не знала, что именно. Черная магия не склонна к компромиссам, не склонна к деталям и попущениям. Рождение ребенка от мужчины, не имеющего отношения к роду Салема – это все-таки нарушение Соглашения. И оно имеет последствия. – Быстрее! – торопит его Клара – клади сюда. Я чувствую, как меня опускают на что-то мягкое. Кровать. Чья-та кровать. Тут же Клара бережно кладет на мой лоб холодную тряпку. На ее лице сочувствие и ужас одновременно. Она говорит то, во что сама не верит: – Держись, девочка. Держись, Мари. Все будет хорошо, врачи уже едут. Кто-то поднимается и спускается по лестнице, везде шаги, бег.. или мне это уже кажется? Я вновь проваливаюсь, а когда открываю глаза – вижу над собой уже несколько женщин, пара старейшин стоит позади, опасливо переглядываясь друг с другом. В руках у женщин то и дело меняются какие-то красные тряпки. Другая то и дело вытирает мне лоб. Я не понимаю, что происходит, пока меня, точно бензопилой, не пронзает резкая боль в нижней части тела, а Карла не тараторит: – Давай, милая, тужься. Давай, моя хорошая. Что? Рожаю? Я уже рожаю? А как же врачи? Мир вновь начинает плыть перед глазами, когда кто-то опять меняет мне на лбу тряпку: – Не отключался – слышу я – давай, тужься.. Среди них нет медиков. Как они могут принимать роды? Но среди них есть то, что нет у обычных людей. Они сильные салемские колдуны, они могут гораздо больше, чем обычные земные врачи, что в данной ситуации гораздо важнее. И они уверены, что я рожаю сейчас ребенка Майка. Ребенка одного из них. Карла оборачивается к старейшинам, пока другая женщина опять вытирает мне лоб: – Она потеряла (..она потеряла слишком много крови! – что с ребенком? – тазовое предлежание! быстрее, зови..) слишком много крови! Лицо Бардо искажается гримасой боли. Впервые вижу этого стойкого, даже сурового мужчину на пороге слез. Он прикрывает глаза рукой и, что-то сказав другим, быстро ретируется за дверь. – Что с ребенком? – уточняет один из старейшин. – Тазовое предлежание – говорит кто-то под простыней, накрывающей мою нижнюю часть туловища, и которая тоже уже стала красной – быстрее, зови Дайнару! Один из мужчин, словно не старейшина, а какой-то мальчик на посылках, тут же послушно выбегает за дверь. Мне становится то жарко, то холодно. Я уже не чувствую боли. Сейчас я, наконец-то, доподлинно понимаю всю безвыходность своего положения. Моя участь предрешена, Соглашение не даст мне шанса на спасение. Мне никогда не передать ребенка в руки Дилана, не увидеть его выражение лица. Смерть – и станет той разрушительной силой черного соглашения, заключенного на крови, что обязана вернуться в случае нарушения. Но не должен пострадать (тазовое предлежание) ребенок. Он не виноват. Но он, как материальное воплощение нарушения, тоже пойдет за мной. Уже идет. Я не могу этого допустить, потому собираю последние силы, чтобы прошептать: – Ребенок.. Клара склоняется ко мне: – Да, милая, он уже скоро появится. Тужься.. – Спаси его.. Я впервые вижу в глазах этой женщины такое мрачное принятие. Она не понимает, почему именно мне суждено умереть. Учитывая две мои неудачные предыдущие беременности, и осложнения в этой – никто не удивиться, если я умру при родах. Это частое явление. Никто и не подумает, что это связано с магией. Она не понимает, почему именно – но понимает, что этого уже не избежать, сколько бы в унисон они мне не напивали про «долго и счастливо». Просто теперь она понимает, за кого она еще в силах побороться. За кого в силах побороться все они. Весь их чертов род. И я. Бардо как-то сказал, что я сильнее всех их вместе взятых. Если я действительно перерождение Марии Лаво, то пусть вся сила, предназначенная однажды мне, теперь послужит тому, чтобы удар возмездия обошел моего ребенка. От меня удар не отведет уже ничто, но у него еще есть шанс.