Этот малыш обязан выжить. У Дилана должен остаться хоть кто-то. Я не могу бросить его одного в этом мире. Клара, спешно смахнув что-то со щеки, говорит надломленным голосом: – Тужься, милая. Мир то гаснет, но проявляется. С меня капает ни то пот, ни то капли воды от многочисленных холодных тряпок. Реальность начинает двоится. Когда я уже почти окончательно теряю связь с ней, то слышу, точно в сладком сне, детский крик. Крик. Он жив? Я хочу протянуть руки. Хочу попросить дать мне его. Хочу узнать, кто у нас с Диланом родился – сын или дочь. Я хочу дать имя. Я хочу прижать ребенка к себе. Но вместо этого крик начинает затихать и все звуки окончательно глохнут в абсолютной тотальной тишине. * * * Клара, прижав обернутого в полотенце новорожденного, спешно подходит к Мари. Она кладет ей того на грудь, надеясь, что мать успеет увидеть своего дитя. Но Мари никак не реагирует. Клара осторожно берет ее безвольно упавшее с залитой кровью (..направляю фонарь на ту самую дверь, из-за которой продолжают бормотать голоса, только теперь не могу разобрать ни одной фразы. и тут из-под нее, в щель под дверью, медленно начинает вытекать кровь..) кровати запястье и мягко прикладывает пальцы, пытаясь нащупать пульс. Она чувствует собственным затылком взгляды старейшин, обращенные на нее позади, точно они сами не понимают, что при такой потери крови выжить было невозможно. Чудо одно то, что выжил сам новорожденный – он родился недоношенным, слишком крохотным. Наверняка, им придется еще поносится с ним по больницам. Но он жив. Клара подозревает, что Мари каким-то образом помогла этому младенцу, отчаянно жаждя ему жизни так, как может желать только мать. Но не смогла при этом помочь самой себе. Почему? Ей еще предстоит подумать над этим, и задаться ни одним вопросом касательно странной череды событий на всей протяженности беременности, но это все будет потом. Сейчас Клара знает, что за дверью ее ждут Майк, Бардо, а на первом этаже уже столпилась вся семья. Во дворе, на крыльце, они все сейчас окружили дом, до последнего надеясь, что она выйдет с хорошими новостями, но Клара сможет им всем сказать только одно. То, что говорит сейчас мужчинам позади: – Она скончалась. Глава 20 – Джеки! – обеспокоенный голос друга уже громче и я слышу его приближающиеся шаги – чувак, что там у тебя такое? Я лишь продолжаю тупо глазеть на вываленные предметы моего рюкзака, среди которых нет самого важного. Вновь хаотично прохожусь руками по тому, что не успело раскатиться во все стороны, когда увесистая ладонь Кенни ложится мне на плечо: – Джейк, ты оглох? Поворачиваюсь к нему, чуть нахмурившись: – Мои таблетки пропали. Веселящийся вид друга тут же слетает, точно маска. Кенни единственный знает, насколько мне нужны таблетки. Он один знает мой точный диагноз, и единственный знает, сколько я пролежал в дурке, когда мы учились в садике. Лиззи и Мэри Джо, конечно, тоже в курсе, что я пью транквилизаторы, и что у меня что-то «психическое», но точного диагноза я никогда не называл, а потому, наверное, они считают что у меня БАР13 или типо того. Наверное, я бы рассказал всю правду Мэри Джо, когда мы встречались – но тогда она не сильно интересовалась этой стороной моей жизни. Тогда ей было больше интересно, что у меня в штанах и в голове, но никак не в медицинской карте. Наконец, Кенни отмирает и озадаченно бормочет: – Что значит пропали, чел? Я молча указываю ему рукой в багажник, где по всей поверхности разлетелись мои вещи, когда я вытряхивал их из своего рюкзака. Тот, кстати, пустой лежит поверх них всех, чуть правее. Кенни этого хватает, чтобы поверить, что я искал достаточно хорошо. – Ну.. может ты их переложил? – все-таки пробует он. – Нет – отрешенно отмахиваюсь, думая над другим – Кенз, таблетки просто так не пропадают, понимаешь? Никакая таблетная фея не прилетает ночью и не забирает их, оставляя взамен пару баксов14. Друг переводит взгляд с багажника на меня: – О чем ты? – Их кто-то нарочно взял. Внимательно смотрю на него, ожидая увидеть очередной скепсис, но друг реагирует очень понимающе и живо. И лишь чуть позднее до меня доходит, что этой реакцией я обязан тому, что Кенни попросту неправильно понял мое предположение касательно виновного. Он с силой бьет по багажнику (отчего тот на удивление лишь закрывается, а не отваливается вместе с бампером) и цедит: – Вилма. Эта заносчивая тварь. – Чего? – изумляюсь. – Ну конечно. Кто еще. – Дружище, я не думаю, что это был кто-то из нас. Вот теперь он уже подозрительно щурится: – В смысле? – Сам подумай – тачка стоит на виду. Даже когда мы сидим у палатки – всегда ее видно, как на ладони. Если бы даже просто кто-то открыл багажник – мы бы заметили. Не говоря уже о том, чтобы кто-то начал рыться в нем, потом в моем портфеле и остался при этом незамеченным. – И на что ты намекаешь? – Когда за все пребывание здесь нас единственный раз не было рядом с багажником? Всех? Вчера. Ночью. Мы все ушли в дом, а тачка осталась здесь без присмотра. И уже наутро пропадают мои таблетки. Их как раз и могли спереть, пока мы шарились внутри. – Кто мог? – фыркает он – ты сам сказал, что мы все были внутри. Или ты опять за свое, чувак? Призраки Ведьминого Села забрали твои колеса? Ну да, понимаю, у них наверное тоже шиза, а аптеки так далеко, вот они и позаимствовали на время. Молча смотрю на него. Наконец, Кенни тушуется: – Прости, бро. Меня понесло. Просто у нас кто-то совсем охренел, шарится по чужим вещам, тащит чужие колеса, и вместо того чтобы вычленить среди нас крысу, мы обсуждаем призраков. Хочешь вернуть свои колеса? – он кивает и направляется обратно к «мангалу» – сейчас мы их вернем. – Кенни! – я озабоченно бегу за ним, понимая, что ничего хорошего сейчас ждать не придется – эй, дружище, остынь. На самом деле, друг зря высмеивает возможность чьего-то вмешательства. Лично я к этому и склоняюсь. Никто из нас не мог взять мои таблетки – очень маловероятно. Во-первых, Вилма и Роб вообще не знают, что они есть, и при них я никогда препарат не принимал. А остальные – мои лучшие друзья, которые точно не стали бы этого делать. Остается одно. Та сила, которая старалась выбить меня из игры иллюзией глюков, теперь взялась за дело по-настоящему, вознамерившись меня вышибить из села необходимостью. Конечно, как я смогу оставаться здесь без таблеток? Мне необходимо их принимать. Что я сделаю, если таблетки исчезнут? Бинго! Нам придется вернуться в Хейдленд. А именно этого что-то здесь и добивается. Чтобы мы – а конкретно я – убрались восвояси и не копали глубже положенного. Потому что тут, судя по всему, кругом скелеты, куда не ткни. – Так, народ – Кенни, тяжело дыша, останавливается перед девчонками и Робом, что сидят на стульчиках, доедая свой завтрак, и упирает руки в бока, совсем как моя мамаша – у нас проблемы. – Кенни – с натянутой улыбкой облокачиваюсь на плечо друга, сжав его крепче положенного – успокойся, чувак. Пошли поговорим. – Нет, Джейк – он беспардонно стряхивает мою ладонь – не о чем тут говорить. Среди нас крыса и я сломаю чертовке шею. Ладно рыться в твоем портфеле, ладно даже рыться в моем багажнике – но красть чертовы необходимые таблетки – это уже за гранью! – Таблетки? – Роб негодующе поправляет очки на переносице – о каких таблетках речь? Дерьмо.