«Начало» приема принято отложить на грядущий год, чтобы подготовки к работе не мешали подготовкам к празднику нового года. 9 января 2002 года. Сегодня к нам прибыла первая машина клиентов. Рубин с Джорджем привезли желающих из Хейдленда. Удивительно, что в городке, в котором еще три года назад мы не могли и сами найти клиентов, теперь находятся люди, готовые ехать за помощью колдунов за пятьсот миль от города. Может, времена меняются и предрассудки канут в лето? Хотя, может, пока их прельщает бесплатная дорога на нашей машине. Бардо сказал, это своеобразная приманка на первую пору. Он придумал несколько таких способов, но обсуждались они внутри круга старейшин, а уж точно не со мной, потому тонкостей привлечения клиентов к услугам Салемских потомков я не знаю. Но надеюсь, что они принесут плоды. Сегодняшние гости уехали довольные, обещав рекомендовать нас своим друзьям, пока еще длится акция с бесплатной «транспортировкой». 17 января 2002 года. Клиентов становится значительно больше, потому теперь начинает вестись запись, дабы люди не ждали своей очереди, ошиваясь в это время по нашему селу. Бардо важно, чтобы никто не мешал нашему личному пространству и приезжал лишь за тем, чтобы получить услуги а потом уехать обратно. Он говорит, что бесплатные поездки намерен продолжать до конца января, а потом клиенты станут так же ехать к нам и за свой счет. 29 января 2002 года. Клиентура возрастает настолько, что теперь уже почти все члены семьи делают приемы, включая меня. Только сегодня я приняла уже четырех женщин, три семейные пары и двух мужчин. Это выматывает, но чувства усталости – приятное. Я наконец-то занимаюсь вновь своим делом. Надеюсь, Бардо не прогадает и после отмены «бесплатной дороги» интерес к нам резко не потеряется, похоронив все дело. 7 февраля 2002 года. Давно я уже не была так воодушевлена! Клиентов не стало меньше, а напротив, трудности их словно магнитом стали притягивать еще больше в наше село! Они приезжают на своих машинах, на машинах друзей, на заказанных за бешеные цены на такое расстояние такси. Они приезжают даже из других штатов, рассказывая, как далеко молва о нас расходится по Америке. Бардо говорит – это только начало. 18 февраля 2002 года. Даже не знаю с чего начать. Не уверена, что это вообще стоит где-либо фиксировать, но рассказать кому-то будет еще безрассуднее. А если я где-нибудь не выплесну свои чувства, боюсь, меня попросту разорвет. Впрочем, Бардо давно перестал меня контролировать, потому, думаю, если как следует спрячу дневник – едва ли он озадачиться целью его искать, если вообще заметит пропажу. А Майк и подавно. Сегодня прием шел как обычно. С утра пара женщин, потом пара молодых девушек, жалующихся на проблемы по любовной части. После одна пожилая, сообщившая, что на ее дочери венец безбрачия, так как той под сорок, а она еще ни разу не была замужем. В общем, колоритные персоны. Крайний прием у меня был записан на четыре часа дня, после чего следующий значился лишь семью часами вечера. Обычно в «окна» между работой я либо готовлю, либо ем, либо смотрю телевизор. Сегодня я решила сделать так же. Выйдя из дома общих приемов, где рой голосов почти слился в единый гомон, я вдохнула полной грудью, оказавшись на улице. Зимняя свежесть, пробирающая буквально до костей, отрезвляет не хуже, чем чашка кофе. Наспех запахнув пальто, я уже было схожу на дорожку, ведущую к моему собственному дому, когда слышу едва различимое: – Роза! Я бы решила, что мне послышалось.. но этим именем никто и никогда не называл меня уже больше трех лет. Для всех – членов семьи, новых клиентов – я Мари. Мари Лаво. Розой я была лишь однажды и лишь для одного человека. Оборачиваюсь так резко, словно меня укололи. Но кроме заснеженных тропинок, крыш домов и пары членов семьи вдалеке, принимающих вновь прибывших на своих машинах клиентов, никого не вижу. Решаю, что ветер сыграл очень злую шутку, когда шепот, на сей раз немного громче, повторяется: – Роза! Теперь я уже примерно различаю, откуда он идет, и поворачиваюсь вправо. И тогда-то, едва-едва различаю чуть заметный силуэт за углом одного из невостребованных домов. Таковых осталось всего три во всей деревни – их было решено приспособить так же под пункты приема, когда у нас появится достаточно денег для их такого же оборудования. Пока что это просто реставрированные незаселенные дома, ожидающие своего часа. Я не могу различить силуэта – он едва выглядывает, маня меня к себе и, очевидно, боясь быть обнаруженным со стороны. Я не могу даже различить пол и возраст этой фигуры, но сердце начинает учащенно биться. Обернувшись через плечо и убедившись, что силуэты вдалеке всецело заняты встречей клиентуры, я резко сворачиваю с тропинки и по сугробам (позволяя снегу вдоволь искупать мои ноги, обутые в сапоги с низкой посадкой) быстро перебегаю площадку к дому. Настороженно подхожу к углу, откуда теперь уже никто не выглядывает, как вдруг чья-та рука резко высовывается и задергивает меня за угол. С трудом подавив непроизвольный крик, я замираю. Передо мной, на расстоянии каких-то жалких пары дюймов, стоит Он. Дилан. Я узнаю его даже в шапке, скрывающей большую часть белокурых локонов, которые лишь парочкой выпали на лицо. Даже спустя больше трех лет разлуки я узнаю его. Узнаю по улыбке. Она совершенно не изменилась. Кажется, будто бы даже морщинки в углах рта не тронули ее. Словно кто-то заморозил Дилана в том возрасте, когда я видела его последний раз, и доставил сюда сразу из капсулы времени. Его серые глаза искрятся, на щеках ясно проглядываются ямочки. Он обхватывает мое лицо своими ледяными (без перчаток) руками и, не дожидаясь реакции, возбужденно шепчет: – Роза! Наконец-то – он прижимает меня к себе, неустанно повторяя – наконец-то, наконец-то.. Я отстраняюсь, хоть и все мое нутро противится этому, и несколько озадаченно смотрю на него. Да, это мой Дилан. Но как он оказался здесь? И почему только сейчас? Где был все то время, если знал, где меня искать? Новорожденное, давно позабытое чувство трепета и страсти начинает разгораться в моей груди помимо воли, потому вместо логичных вопросов с пристрастием, я продолжаю молча разглядывать его, не подпуская на расстояние объятий. Однако, его это не тревожит. Он дает мне время, изучая в ответ. Наконец, его взгляд падает на золотое кольцо, украшающее безымянный палец моей левой руки. Вскидывает бровь: – Ты теперь замужем? – Да – бесстрастным, едва слышным голосом сообщаю – моя фамилия теперь Биршот. – Звучит ужасно – усмехается он. Хочу обвинить его в том, что других предложений и не было, и во всем, в чем только могу – во всех своих страданиях за эти годы, во всех бесплотных ожиданиях, во всех слезах.. Но заместа этого лишь с жаром приникаю к нему, желая забрать все то, что причиталось мне за эти годы. Позабыв о том, как я выгляжу сейчас, какой предстала спустя такую долгую разлуку. Не накрашенная, уставшая, в старом пальто, наскоро запахнутом и уродливых сапогах. Наверняка, в отличии от него, я сильно изменилась. Морщины, да и цвет лица.. Но он словно этого не видит. Его глаза наполнены той же страстью, той же нежность и любовью, что в нашу последнюю встречу. Словно мы расставались не на три с половиной года, а лишь на один день – чтобы уже следующей ночью вновь встретиться под фонарем на центральной площади. В итоге силой воли все же отталкиваю его и обвинительно бросаю: – Где ты был все эти годы? Ты бросил меня. – Неправда – хмурится он – я искал тебе каждый чертов день. Это ты бросила меня, Роза. Ты обещала отписаться, я ждал этого. – Как видишь, место тут не публичное. – Тогда я стал искать сам – жмет плечами – но вы словно сквозь землю провалились. Никаких следов. Годы тщетных поисков. И лишь сейчас, услышав о вашей разрастающейся популярности, я наконец узнал, где вы находитесь. Вы сами раскрыли себя. – Бардо считает, что это больше не опасно – отвечаю – что я больше ничего к тебе не чувствую и не стала бы искать. – Это так? – Я не стала тебя искать – бросаю с вызовом. Он добродушно усмехается, словно ожидаемой выходке капризного ребенка: – Ну, как видишь, это и не потребовалось. Я сам тебя нашел.