21 ноября 1998 года. Первые несколько домов, наименее подверженные разрушениям времени, уже восстановлены. По крайней мере до такой степени, чтобы в них можно было заселиться. Однако, Бардо с Кларой по-прежнему держат меня подле себя в этом доме. Я не особо противлюсь. С каждым бесцельно прожитым днем моя надежда увидеть на горизонте Дилана гаснет все сильнее, а вместе с ней тухнет и вкус к жизни. Я уже не устраиваю истерик и склок, как в первые дни, и не пытаюсь хитростью выстроить планы, как в первые недели. Я апатично остаюсь в той комнате, в которой скажут. Ем тогда, когда у всей семьи прием пищи. Помогаю в тех делах, которых поручают. Я мало разговариваю, ибо мне нечего им сказать, кроме всяких гадостей, на которых мне не хватает сил и энтузиазма. Я начинаю терять даже силу к гневу, а ведь это, наверное, плохо? Что есть гнев? Первобытное чувство отрицания, борьбы против обстоятельств и несправедливостей, что выпадает на нашу долю? Если нет сил выражать гнев – значит ли это, что кончились силы и для борьбы? 4 декабря 1998 года. Сегодня Бардо отправил Майка помогать мне с готовкой. Вообще это странно – мужчины никогда не помогают нам в женских делах. Это то же самое, что если бы меня отправили прибивать доски или укреплять рамы в окнах. Я понимаю, что скорее всего этим Бардо дает понять, что время моей заносчивости и уклонения от договора вышло. Он пока не ставит меня перед фактом, но показывает, кого бы более всего хотел видеть моим выбором. Мне плевать. Я не отвечаю на любезности Майка, но и не противлюсь им. Я вообще с ним не разговариваю, хотя это не мешает без остановки трепаться ему самому. Майк чуть старше меня, с взъерошенными волосами и глупым выражением лица. Когда-то он казался мне симпатичным, но теперь кажется вульгарным и туповатым. Быть может, все просто познается в сравнении. Когда Майк рассказывает мне какой-то плоский анекдот (беспрестанно называя меня, как и все остальные, «Мари») и сам же над ним смеется, я вспоминаю широкую вольготную улыбку Дилана, его белокурые растрепанные ветром волосы и полное уверенности: – Значит ты найдешь возможность, Роза. Свяжешься со мной. Куда ты, туда и я, помнишь? Интересное, а он это все еще помнит или уже через неделю тщетных ожиданий и поисков, присмотрел себе другую городскую девицу? 13 августа 1999 года. Вчера я обвенчалась с Майком. Теперь я официально Роуз Биршот. Раньше эта мысль вызывала во мне отвращение – но уже порядком времени стало плевать. На самой церемонии я даже смогла сподобиться на такое лицемерие, как улыбку. Просматривая сделанные Салемскими Потомками фотографии, отмечаю, что выглядит улыбка на моем лице даже вполне естественно. Белое платье, которое по моим размерам притащили парни на заказ Бардо из (как я подозреваю) Хейдленда, пышная фата, куча заколок, которые напихала мне в волосы Карла, считая это невероятно красивым.. Все члены семьи вокруг с широкими улыбками. Роуз Биршот. Бардо в качестве свадебного подарка отдал нам с Майком один из самых удачных отстроенных домов в деревне (после своего двухэтажного, конечно). Наконец-то я смогу переехать от них и не видеть назойливого взгляда Карлы на себе. Прикреплю один из снимков сюда же, в дневник. Он, как мне кажется, получился наиболее удачным. Если уж этому суждено стать страницей моей жизни, то почему бы не зафиксировать его? Внимательно смотрю на себя рядом с Майком. Белое платье, фата, алые губы в тон ярко-рыжим заколотым волосам. Интересно, что сказал бы Дилан, попади ему на глаза это фото? Узнал бы он вообще ту, которой клялся в вечном сопровождении, куда бы ее не занесла судьба? А может, он уже и сам обзавелся девицей в белом платье? Мысли о Дилане единственные, во время которых я могу почувствовать прежние эмоции, какую-то легкость и жажду ко всем страстям жизни. Но последнее время они все чаще и чаще, напротив, приводят меня в ярость на саму себя. Почти что год я нахожу утешение лишь в образе и мыслях о том, кто, должно быть, уже даже забыл мое лицо. А следом за злостью следует отчаяние. Неразрывный порочный круг моей новой жизни. 2 марта 2000 года. Наша деревня, наконец-таки, полностью отстроена. По крайней мере, ее основа, как заявляет Бардо. В порядок приведены все жилые дома (которые на наш заезд еще можно было отремонтировать), заборы и прилегающие к ним территории. Все члены семьи расселены по ним, в оставшихся пустующих Бардо планирует сделать какие-то пункты приема, но что именно он под этим подразумевает – не знаю. Сам он не объясняет и говорит, что то еще будет не скоро и пока только в планах. Мужчины и женщины пару раз в неделю выезжают в город за продуктами, меня пока мягко отводят от этой роли, хотя теперь, мне кажется, в Хейдленде едва ли я стала бы кого-то искать. Образ Дилана со временем все больше меркнет, оставляя после себя вопрос, а существовало ли все то в самом деле, или лишь в моей голове? Быть может он и правда был обычным парнем, которому в забаву было погулять ночами с ведьмой, а все остальное я надумала себе сама? Так или иначе, его лицо уже начинает терять четкость в моих воспоминаниях, точно выцветающий черно-белый снимок, долго пролежавший на солнце. Быть может, Бардо оказался и прав – и то была лишь мимолетная безрассудная интрижка, которую они попросту вовремя пресекли. 19 мая 2000 года. Сегодня утром, после череды дней недомогания, я сделала тест и узнала, что беременна. Майк оказался вне себя от восторга, а Бардо, узнав об этой новости, едва ли не выпрыгнул из своих штанов. Карла в честь этого собирается вечером накрыть с девчонками огромным стол, едва ли не как в честь свадьбы. Соглашению дано, наконец, исполниться. В нашей деревне праздник. Рада ли я? Сложно сказать. Наверное. Майк, может, и не отличается красотой, харизмой или умом и уж точно нельзя сказать, что я люблю его, но он надежный. Порой надежность куда более весомая основа, чем любовь. 29 июня 2000 года. Сегодня я потеряла ребенка. На сроке почти восьми недель. Причина неизвестна, я не делала ничего запрещенного. Вызванный доктор сказал, что такое просто случается. Не всегда должна быть причина. Майк напился в свинину еще до обеда. Думаю, будет лучше, если он не вернется домой и до утра. В таком состоянии ему самое место за порогом. 3 марта 2001 года. Пустующие отремонтированные дома, которые Бардо оставил для непонятных целей – начинают заставляться мебелью. Весьма специфичной, надо признаться. Длинные столы, мягкие стулья. Я порой захожу туда и не подозреваю, кто сможет жить в доме с кучей столов в каждом из комнат, но без одного дивана или кровати? Даже кухни толком нет.. Бардо хитро улыбается и говорит, что в свое время всё нам расскажет. Карла между словом замечает, что, по ее разумению, ее старый муж просто поехал крышей. Естественно, говорит она это любя и со смехом, однако поведение Бардо и правда вызывает много вопросов. 12 июня 2001 года. Тест вновь показал положительный результат. Мы с Майком боимся в этот раз слишком радоваться, потому решаем и остальным сказать на более поздних сроках. Пока о моей повторной беременности знает только он и старейшины семьи. Бардо заявил, что очень скоро расскажет о своем плане. Между тем пустующие дома уже полностью заставлены мебелью в порядке какого-то странного плана. Столы, стулья, зеркала. Все так же нет кроватей, диванов или даже кресел. 8 сентября 2001 года. Снова выкидыш. На этот раз срок бы куда больше – 13 недель. Карла начинает поговаривать о каком-то «проклятии рода», но Бардо на эти реплики всякий раз лишь раздраженно шикает и требует жену «не нести всякой ахинеи». Доктор сообщил, что у меня просто слабый иммунитет, потому у меня то и дело происходит самопроизвольное прерывание беременности. Он прописал мне курс витаминов, а так же посоветовал исключить стресс из своей жизни. Майк вновь напился. На этот раз Бардо сильно поругался с ним на этот счет. Бардо убежден, что причина выкидышей лежит именно на нем, Майке, который не способен в достаточной мере позаботиться о беременной супруге. Что я слышала через дверь – так это, как Бардо грозился вышвырнуть его из семьи, если еще хоть раз увидит с бутылкой. Он заявил, что обязанность мужа – делить общую печаль с женой, а не с бутылью ржаного виски. Кажется, я начинаю понимать, почему у Бардо с Карлой столь долгий и счастливый брак. 26 ноября 2001 года. Бардо, наконец, собрал всю семью и сообщил нам о своей давней задумке, которую теперь, как он заявил, пора реализовывать в жизнь. Все эти года (от нашего переезда в село до этого дня) мы зарабатывали на жизнь, как прежде, только несколько меньше. Пара членов нашей семьи выезжала в город и так же принимала людей. Теперь же Бардо предлагал не нам разъезжать по городам в поисках клиентов, или не искать их в ближайших селениях – а наоборот самим стать точкой, куда будут стремиться наши клиенты. Теперь они будут искать нас, а не мы их. И эти странные дома без кроватей – и будут пунктами приема, где члены семьи станут принимать клиентов, дабы не пускать их в личное пространство собственных домов. Естественно, затея была воспринята с воодушевлением и настороженностью одновременно. Не все были уверены, что получится. А многих пугала мысль о таких переменах. Бардо же заявил, что это давно должно было наступить и теперь время пришло. Меня интересует только одно – почему время не могло «прийти» раньше? Тогда денег бы у нас стало намного больше. Но, полагаю, это как-то связано со мной. Пока был хоть малейший риск, что я, при взаимодействии внешнего мира с селом, тут же ринусь искать способы связи с Диланом – Бардо ликвидировал любые возможности. Когда же стало объективно понятно, что этой юношеской страсти их усилиями давно положен конец, а я вполне смирилась со своим положением замужней женщины и даже пытаюсь, невзирая на неудачи, выполнить соглашение – он решил открыть двери села навстречу остальному миру.