– Вот и замечательно. Когда они уходят, я сажусь на диван и сама не могу понять, что меня так разозлило. Может, что меня очередной раз ткнули в отсутствие выбора? А может то, что мне самой нравятся приходы Дилана и я не хочу их лишаться? А может то, что мне нравится его беззаботная манера общения, веселый нрав и жизнелюбие? Его взбалмошность, но упертость одновременно? Все это неважно. Бардо прав. Есть Соглашение и глупо было начинать даже думать о чем-то подобном. Магия это не слово. Ее назад не возьмешь. 19 октября 1998 года. Я стояла и наблюдала со стороны, впервые за последние дни не ринувшись к столику, едва в обычное время (пару минут после полудня) Дилан появился в поле зрения. С ума сойти! Неужели он действительно не просто где-то раздобыл 60 баксов, но и готов их отдать за час разговора со мной? Он и правда чокнутый! Но почему тогда я думаю об этом с такой теплотой? Он подошел к столику с изумлением увидев лишь Клару. Они и чем-то болтали и лицо Дилана становилось все мрачнее. В самом конце он даже попытался было ринуться мимо нее, но тут же подоспели мужчины семьи, готовые к такому исходу. Дилан тут же отступил назад. Он уже не пытался натянуть на себя дружелюбную улыбку и лишь о чем-то ругался с Кларой. Потом с каким-то отчаянием оглядел парней, блокирующих ему проход, и унесся прочь откуда пришел. Почему-то день сразу как-то помрачнел. Привычные радости (мороженое после обеда, сериалы пока нет клиентов и болтовня ни о чем) перестали казаться забавными. А когда в магазин вместе со мной отправили Майка – я и вовсе окончательно почувствовала себя как в клетке. Ближе к вечеру, когда обычно и поток людей-то на улице заметно редеет, к нам вдруг пришел клиент. Женщина с маленьким сыном. Мальчику на вид было не больше лет семи. Клара взяла ее на себя, а ребенок бегал вокруг. Первые минут десять он цеплялся за юбку матери, пытался играть из лежащих вокруг камней.. а потом побежал в нашу сторону. Девушки, и так умирающие со скуки, с радостью были готовы занять его, пока мать болтает с Кларой, но мальчишка побежал именно ко мне. Я принялась играть с ним, но минут через пять (когда взгляды с нас уже вновь начали рассредоточиваться и скучающе блуждать вокруг), он вдруг вытащил у себя из кармана штанов очень мятую (сложенную в кучу раз до размера спичечной коробки) бумажку. Он на удивление ловко и быстро пихнул мне ее в руку: – Спрячь – шепеляво прошептал он. Я почти сразу же догадываюсь, от кого эта записка – хотя и понятия не имею, как ему могла прийти эта идея в голову. И как он умудрился подловить ребенка отдельно от матери, чтобы вручить записку. Как смог догадаться, что именно эта женщина пойдет сегодня к Салемским потомкам на прием. И как смог объяснить ребенку, какой именно девушке надо вручить записку и что это надо сделать предельно скрытно. Куча вопросов – и никаких ответов. Зато радостное возбуждение, кажется, охватило мое тело с головы до пят. Я быстро сую записку в вырез майки. Когда прием у женщины заканчивается, мальчишка сам подбегает к ней обратно. Они уходят, а Клара остается очень довольной, что нам удалось заработать под вечер, когда и не ждали. – И ведь даже проблемы-то никакой! – смеется она – ох уж эти земные. Решила, что если муж не помогает ей готовить – то на ней сглаз. И за это заплатила? Смешные они. Такие наивные. «Проблемы-то никакой». А может ее и правда не было? Оставшись в своей комнате, я тут же достаю записку, от нетерпения едва не порвав ее, стремясь развернуть как можно быстрее. И впервые могу увидеть почерк Дилана: «Роза! Это Дилан, хотя я уверен, что ты догадалась и сама, ты ведь чертовски сообразительная! А главное – такая храбрая! Это ж что им надо было там такое устроить накануне, чтобы на борьбу со мной выставили весь ваш мужской отряд? Я не верю ни одному слову, сказанному этой неприятной престарелой леди. Но, судя по всему, наши приемы и правда завершены, так как путь мне к вам заказан. Потому Роза, повторю свой вопрос – согласна ли ты пойти со мной на прогулку? Ночную прогулку? Если да – приходи сегодня к фонарю на центральной площади. Я буду ждать тебя там всю ночь. И не потому что надежда умирает последний, а я законченный романтик. Нет, все гораздо проще. Я просто чокнутый. Сумасшедший. Схожу с ума по одному прекрасному цветку». Замечаю, что улыбаюсь, только когда рот начинает болеть. Быстро комкаю записку, бросаю в урну и даже не раздумываю над решением. Накидываю кожаную куртку, ботинки и прямо в них (осторожно подняв раму) выбираюсь из окна. Благо, моя комната на первом этажа. Осторожно спрыгнув, оглядываюсь. Окно открыто. Но если никто из них не зайдет ко мне в этот поздний час (что маловероятно) или не выйдет на улицу (что еще маловероятнее) – то никто этого и не заметит. И едва обернувшись, замираю. Никто из нас. Если никто из Нас не зайдет ко мне. Когда я подхожу к центральной площади, то уже вижу одиноко стоящую под фонарем фигуру. Замедляю шаг и стараюсь казаться степенной. Эдакая важная мадама. Но когда он, наконец, замечает меня – на его лице отражается такая бурная смесь облегчение и восторга, что я не могу сдержать порыв ответной реакции. Я кидаюсь к нему, словно девчонка, и обнимаю за шею. Он тут же хватает меня за талию и кружит вокруг себя. Мы хохочем, а когда он меня ставит, то я первым делом спрашиваю: – Ты и правда собирался стоять тут всю ночь, если бы я не пришла? Он с заносчивой улыбочкой жмет плечами: – Я знал, что ты придешь. Готова увидеть ночной Хейдленд? Может ты не знала, но у нас тут недалеко есть речка. Сама она полное фуфло, но ночью луна в ней отражается красиво. Вскидывает бровь: – Хочешь посмотреть? Восторженно закусываю губу: – А хочу. По пути к речки я вдруг вспоминаю и спрашиваю: – А как ты передал ту записку? Откуда знал, что именно она решит пойти к нам? – Она и не хотела – веселится он – у меня было шестьдесят честновыигранных баксов. – Выигранных? – Видишь ли – подмигивает – денег у меня нет и на работе платят мало. Зато вот в покер мухлюю я просто непревзойденно. А если попрет – так и вообще шикую. В общем, я знал, что реальных трафик не увеличился – потому дал той дамочке 15 баксов за сам прием, 15 баксов за то, чтобы она туда пошла и прикидывалась, и 15 за то, чтобы в это время ее сын передал записку «самой красивой девушке с ярко-рыжими волосами и голубыми, как небо глазами». Хохочу: – Ловко. – А то. У меня, кстати, после оплаты их труда осталось еще 15 баксов, так что могу оплатить прием. – Мой рабочий день уже закончился, так что сегодня тебе повезло. – Это отлично, потому что тогда здесь есть одна неплохая пивнушка, которая работает круглосуточно. Хмурюсь и останавливаюсь, скрестив руки на груди: – Зовешь девушку в пивнушку? – Поверь мне, тебе понравится. А если нет – то я отстану от тебя раз и навсегда и перестану докучать твоей семейке. – Это угроза? Он хохочет. Мы развлекаемся почти до самого утра. Сначала смотрим на речку, потом в пивнушке он берет нам два огромных стакана пива. После чего предлагает показать, как я умею танцевать те «активные танцы» в любви к которым призналась на нашем втором приеме. – У тебя хорошо с памятью – бурчу я. – А у тебя плохо с ложью – хохочет – но это не беда. Для того и был стакан пива. Чтобы ты расслабилась и не парилась на счет остальных. -В каком смысле? – Вставай. И потом мы танцуем самые идиотские, но веселые танцы в моей жизни, к концу которых даже местные ночные любители пива начинают одобрительно нам хлопать и топать, создавая такт, как музыкальное сопровождение. Уходим оттуда мы звездами этой ночи. – Ну так что, понравилось тебе? – запыхавшись, уточняет Дилан уже на улице.