— Четыре года. Перевелся из Никольска. — Здесь лучше? — Макар взял кружку из рук следователя и наполнил ее кипятком. Туда же отправился и пакетик с чаем. — Везде одинаково, — хмыкнул Ерохин и поставил рюмку. Скрутив крышку, налил до самых краев. Чердынцев сглотнул и отвернулся. Дождавшись, когда Ерохин подцепит колбасу с тарелки, он попробовал сделать глоток, но тут же зашипел, прижав ладонь к губе. — На, разбавь, — Ерохин подал ему кувшин. — Кипяченая. — Ты сказал, что вы нашли что-то. Там, в квартире… — Ну да. Теперь, можно сказать, все встало на свои места. Осталось только найти Жданову, чтобы предъявить обвинение. Далеко она уйти не могла. Ориентировки разошлем по железной дороге и пунктам ГАИ. В ближайшие области тоже. Так что, Макар Дмитриевич, не переживай… — Ерохин вновь наполнил свою рюмку. — Все будет чин-чинарем. — Что вы нашли? — глухо повторил Макар. — Ключ. — Ключ? Какой ключ? — От квартиры Горецкой. — А почему ты думаешь, что это именно тот самый… — Так мы уже съездили на квартиру твоей родственницы, и все проверили. Вошел как по маслу. — И где вы его нашли? — Рука Макара потянулась к бутылке, но Ерохин отодвинул ее чуть в сторону и покачал головой. — Лежал под вещами. Наверное, когда собиралась в спешке, обронила. — Так замок, вроде, сломан был… — Специально, я думаю. Чтобы увести следствие по ложному следу. — А как же игрушка? — напомнил Макар. — Ты про того гнома? Ну… — Ерохин разломал кусок вареной колбасы на части и положил в кошачью тарелку. Кот вальяжно выгнул спину, потянулся, приподняв хвост, а затем не спеша спустился к ужину. — Подумаешь… Игрушка… Ерунда. — Нет, Ерохин. Она не могла… Это же любимая игрушка ее ребенка. Соседка так и сказала… — Могла, не могла, — Ерохин насупился, втянув голову и скрестив руки на груди. — Черт поймет этих баб вообще, и преступниц в частности. Может, на нервяке разодрала. — И ребенок не заплакал? — Да хрен его знает, я в этих психологиях детских не разбираюсь. Мне, главное, чтобы улики были собраны и база для суда оформлена по всем правилам. Чердынцев дернулся и сжал кулаки. — Как у тебя все просто! — Просто? — смерив Макара холодным взглядом, сказал Ерохин. — А ты поработай с мое, да погляди на то, что у меня каждый день перед глазами. Я тебе таких историй могу порассказать, что твоя Жданова тебе ангелом во плоти покажется. Только ангелов по ту сторону нет. Если она причастна к смерти старухи, а на этот счет у нас уже есть доказательства… — Какие? — Имела доступ в ее квартиру — раз, исчезла сразу после преступления — два, и соврала в службе занятости, что не работает у нее — три! — В службе занятости? — Ну да. Она искала работу. Но что-то там у нее не клеилось. Заочно институт, ребенок, отсутствие родственников. Нет, я все понимаю, жизнь не сахарная, но, чтобы человеческий облик потерять… — Ерохин стукнул кулаком по столу, отчего кот чуть присел, но голову от тарелки не отнял. — Она одна жила? — спросил Макар, задумчиво глядя на остывающий чай. — Соседи говорят, что да. — А сын у нее… — От кого? — понял Ерохин. — А хрен знает. В свидетельстве о рождении стоит отчество Александрович. А в графе отец прочерк. Прям как у моего кота! — хохотнул Ерохин. Макар поднял недоумевающий взгляд. — Матушка у Барсика — неизвестная личность. А я, вроде как, отец, раз нашел. Получается, он у меня Барс Вячеславович Ерохин. — Бабу тебе надо, Ерохин, — вздохнул Макар. — Ба-бу-бы… — поскучнел следователь. — Ну, может, когда уйду с этой треклятой работы… — Похороны когда? — спросил Макар. — Так завтра, — ответил Ерохин. — Марьяна звонила. Я разрешил. Справку тебе завтра дам, с ней в ЗАГС пойдешь, свидетельство получишь. А там мы уж сами… Ты же из Москвы приехал, к смерти Горецкой никаким боком, — без обиняков резюмировал он. — Чего тебе здесь болтаться? — Я, наверное, задержусь еще, — вдруг заявил Макар. — Хочу разобраться. Я ведь Горецкую не знал, один раз только видел. — И что? — А то, что я хочу выяснить кое-что о ее жизни. Ну, в общем, подробности. Актриса, все-таки… И неплохая, кажется… Ерохин кивнул. — Ну да, почему бы и нет. — А ты сможешь мне помочь? — осторожно спросил Макар. — Я заплачу. Просто, понимаешь, все эти запросы через ЗАГС — долго, а я… — Да не вопрос, — Ерохин потянулся, скрипнув суставами. — Горецкая Амалия Яновна… — Нет, Слава. Амалия Яновна Штерн… Выдув три кружки чая, Чердынцев наконец почувствовал заметное облегчение — кровь по венам побежала быстрее, а испарина на лбу почти исчезла. Макару хотелось принять душ и остаться одному, чтобы дать волю своим эмоциям и мыслям. Ерохин же, в отличие от Макара, наоборот, осоловел, хоть и не терял нити разговора. Однако, Чердынцева эти разговоры только злили. Он не мог винить следователя в том, что тот делает, на его взгляд, скороспешные выводы. В конце концов, работа у него такая — примерять разные гипотезы и варианты в надежде, что какая-нибудь из них сядет как влитая на обвинительное заключение. За то короткое время, которое Макар провел в вонючей забегаловке, Ерохин успел лишь сопоставить факты: ключ — дверь — вероятность и возможность. Но что стояло за всем этим набором, пока было совершенно непонятно. Следователь и сам признавал это. Ключ был отправлен на экспертизу, отпечатки пальцев Ждановой сняты. Оставалось ждать, когда придут результаты. В квартире Ерохина Макар не остался, а тот и не настаивал, видя, что Чердынцев вполне очухался. Сказал лишь, что если Макара остановит ГАИ, то пусть сразу звонит ему. Выпроваживая Чердынцева, Ерохин отчаянно зевал и на просьбу не забыть отправить запрос на Амалию Штерн, лишь устало кивал: — Спать, Чердынцев, спать… Все завтра… Приезжай пораньше, к восьми… У меня суточное дежурство. Мне выспаться надо. Когда дверь за Макаром захлопнулась, на него сразу же навалилось тяжелое чувство тревоги и внутренней боли. Будто до этого оно терпеливо ждало своей очереди где-то на задворках памяти, и вот теперь пришел его черед измочалить Чердынцева по полной. Ночной город поразил тишиной, которая присуща лишь маленьким городкам, да и то только в самое морозное зимнее время. Свет уличных фонарей был тусклый, холодный, и глядя на голубоватые тени, отпечатавшиеся на снегу, Чердынцев всей душой ощущал глубокую ледяную тоску. Снег скрипел под его ногами, и Макару казалось, что и сам он скрипит и разваливается от оглушающих и мучительных мыслей. Серафима… Юная, нежная девочка… Что же с тобой произошло за эти пять лет? Как ты жила? У тебя ребенок, ты мать. Странное сочетание — мать Серафима — даже гротескное. Макар привычно остановился на переходе, но по сторонам даже не взглянул. Перед его внутренним взором стояло улыбающееся лицо, каждая черточка которого была ему до боли знакома. У нее есть сын. Илья Александрович… Сердце кольнуло ревностью, и Макар поморщился, будто лично знал того, чье имя она приплюсовала к имени мальчика. А ведь этот паренек мог быть и его, если бы… Чердынцев сжал челюсти и шагнул на дорогу. Может у них в Добринске так заведено? За неимением нормальных мужиков развлекаться с приезжими? Вон, в этом баре, сплошь местный генофонд, плюнуть некуда. Не я, так, возможно, кто-то другой мог стать для Серафимы Ждановой биоматериалом… От этих горьких размышлений Макару вдруг стало противно и тошно. Нет, нет и еще раз нет… Он даже представить себе не мог, чтобы она так поступила. Что рядом с ней мог быть другой мужчина. Ревнивое собственническое чувство вновь подняло голову, и Чердынцев расстегнул пуховик, чтобы охладить рвущийся изнутри жар. У нее ребенок! Сколько ему? Кажется, около пяти? Чердынцева вдруг пробрало до самых костей. Он резко остановился и мазнул взглядом по темным окнам жилого дома. А что, если… Стоя у своего кроссовера, он заметил на передней пассажирской двери глубокую кривую царапину. Глядя на нее, вдруг подумал, что Серафима Жданова оставила в его сердце зияющую рану, которая так и не зажила. Стянулась под ворохом проблем и других интересов. Но рано или поздно она все равно вскрылась бы, как бы старательно он не избегал ее. И теперь Чердынцев хотел лишь одного — найти девушку, помочь ей, защитить насколько это было возможно, исправить то, что сделал когда-то… Рука Макара непроизвольно потянулась к телефону. Через несколько долгих гудков, Ерохин взял трубку. — Один вопрос, — глухо сказал Макар. — Когда родился Илья Жданов? Он терпеливо ждал и не обращал внимания на бубнеж следователя. Ругал себя за малодушие и уговаривал, что, по сути, это не имеет никакого значения. Что этим он только растравляет себя и добавляет лишних негативных эмоций, но, когда услышал ответ, вдруг успокоился и, не попрощавшись, отключил вызов. Пальцы его подрагивали. И казалось, что в один единственный миг мир перевернулся с ног на голову. А может, как раз все встало на свои места… Из глаз Чердынцева потекли слезы. Сев в машину, он с трудом унял охватившую его дрожь. Теперь следовало быть внимательным и собранным. У него больше нет права расслабляться. Губы Макара дрогнули в улыбке, которая с каждой секундой становилась все шире. У него есть сын?..