Дария пожимает плечами: – Я что угодно скажу, лишь бы заткнуть Лорен. Уж больно много эта овца о себе воображает. – О… Но все равно спасибо. – Повисает неловкая пауза; я поправляю очки. – Кексы для Мими на столе. – Отлично! Дария идет по коридору и останавливается на расстоянии вытянутой руки от меня. – Как прошло обсуждение новой книги? Сестра отводит глаза: – Ой, такая тоска. Ты ничего не потеряла. – Правда? Судя по тому, что я постоянно слышала взрывы смеха, вам было весело. Дария вздыхает: – Извини, Эмми. Я не думала, что домашнее задание Наталии займет столько времени. Мне хочется спросить: «Да что такое с нами происходит?» Сердце бешено колотится в груди. Я собираюсь с духом и выпаливаю: – Дар, что я сделала не так? Сестра скрещивает руки на груди, переминается с ноги на ногу, а потом нервно хихикает: – Надо было разрешить ей пользоваться калькулятором. – Но ведь учителя запрещают это. – Да плевать на запреты! Зато калькулятор экономит кучу времени. Мы обе прекрасно понимаем, что мой вопрос был вовсе не про домашнее задание, но Дария, как всегда, уходит от ответа. Я отступаюсь: – Ну ладно, мне пора. – Да, конечно, Эм, береги себя. Я смотрю на тарелку и жду, что сестра еще что-нибудь добавит, но она молчит. И в конце концов я говорю сама: – Ты ничего не сказала о моем пироге. О том самом пироге, который попросила меня испечь. – Я понимаю, что в моем голосе слышен сарказм, но ничего не могу с собой поделать, все это слишком больно. – И как он тебе? Дария хлопает себя по лбу: – Рizza di crema? О, она произвела настоящий фурор! Никто и не заподозрил, что пирог был раздавлен всего за час до подачи на стол. Ах, Эмми, ты просто пекарь от Бога! Честное слово, я не преувеличиваю! – Сестра склоняет голову набок, и меня обволакивает ее мелодичный смех – волшебный звук, который я когда-то воспринимала как должное. – Ах, как мне повезло с сестрой! Что бы я без тебя делала! – восклицает Дария. И я тут же ее прощаю. Глава 6 Эмилия Явсего в квартале от дома Дарии, а волосы у меня уже совершенно вымокли. Ветер усилился, к вечеру сильно похолодало. Быстро семеню по улице, проклиная себя за то, что не взяла плащ. Навстречу идет мужчина под огромным зонтом-тростью. Фары машины освещают его улыбающееся лицо. Я чувствую прилив благодарности. – Ой, это ты? – Привет! – Мэтт привлекает меня к себе под зонт и вручает мне толстовку. – Я помню, что ты хотела пройтись пешком, но уж больно погода испортилась… Я натягиваю толстовку: – Спасибо. Мэтт надевает капюшон мне на голову: – Как прошло собрание клуба? – Было очень весело, – отвечаю я и опускаю глаза, сосредоточив все свое внимание на блестящем от дождя асфальте. – Ясно. Некоторое время Кузумано идет молча; это молчание друга, который знает тебя всю жизнь и всегда чувствует, когда ты говоришь неправду. Я меняю тему: – Не успела тебе рассказать – тетя Поппи пригласила меня поехать вместе с ней в Италию. – Что?! Вот здорово! Наконец-то у тебя появился шанс отправиться в путешествие. Эмилия, ты ведь всегда об этом мечтала. Мэтт один из очень немногих моих знакомых, который знает, что я постоянно беру в библиотеке журналы о путешествиях, а в старших классах, составляя так называемую карту желаний, нарисовала на ней далекие города и страны, в которых мечтала побывать. Я продолжаю смотреть на мокрый тротуар. – Угу. – Тетя Поппи… это та ваша родственница, с которой никто не общается? – Да. И я понятия не имею, почему она вдруг решила выбрать меня в компаньонки. – Наверняка умная женщина. И когда ты едешь? – Что ты, Мэтт, я никуда не поеду. Да бабушку удар хватит. Она ненавидит Поппи. – Так ее никто и не приглашает в поездку. А при чем здесь ты? – Для бабушки дружба с Поппи равнозначна предательству. Дария тоже так считает. Капли дождя мерно стучат по зонту. Мы молча проходим целый квартал. – Почему ты позволяешь родным так с тобой обращаться? – спрашивает мой спутник. Я бросаю на него косой взгляд. У Мэтта слегка играют желваки на скулах, он трясет головой. – Послушай, – вздохнув, говорю я, – я знаю, о чем ты думаешь. Но тут дело в другом. Это вопрос лояльности и… – Чушь собачья! – Мэтт поднимает руку, чтобы я его не перебивала. – Господи, Эмилия, ты ведь у нас девушка принципиальная! На прошлой неделе в «Да Винчи» ты устроила взбучку парню за прилавком, который не желал замечать пару с Ближнего Востока. А помнишь, Четвертого июля стояла страшная жара и ты увидела колли, запертую в машине? Ты полчаса прождала хозяйку собаки, чтобы высказать ей все, что о ней думаешь. – Мэтт криво улыбается и продолжает уже более мягким тоном: – И я люблю тебя за это, Эм. Так какого дьявола ты позволяешь бабушке и сестре помыкать собой?! Я молча трясу головой. Мэтту не понять, у них дома все иначе. Он и трое его младших братьев – лучшие друзья. И вообще, у Кузумано принято завершать разговор по телефону словами «люблю тебя». – В моей семье чувства выражают не так, как у вас, – пытаюсь объяснить я, хотя меня уже начинает утомлять этот разговор. – Но это не значит, что мои родные – черствые люди. Помнишь, что было, когда восемь лет назад у дяди Винни случился сердечный приступ? Мэтт закатывает глаза: – Да, вся твоя семья сплотилась. – Вот именно. И не надо так на меня смотреть. Бабушка каждый вечер посылала тете Кэрол ужин. Кармелла и Люси целый месяц жили у нас. И мною никто не помыкает, все очень меня любят. Особенно бабушка. Она всю свою жизнь посвятила нашему с Дар воспитанию. И никогда ничего не просила взамен. – Ага, ничего, кроме твоего безоговорочного послушания, – бурчит Мэтт. Но я пропускаю эту его реплику мимо ушей. – А когда у меня были неприятности в колледже, бабушка на три дня закрыла магазин, чтобы быть рядом. Вот для чего существует семья. Так что, пожалуйста, не говори так, будто у моих родных нет души. Они добрые люди. – Да, по отношению ко всем, кроме тебя и тети Поппи. Слава богу, мы уже подошли к моему дому!