— Так он убит? — Да. Я же тебе говорил, господин! — Ни словечка! — Прости, господин! Я точно помню, что рассказал тебе об этом. Как бы мог я забыть такую важную новость или умолчать о ней! — Может быть, я не обратил на нее внимания? Наверно, я тоже думал о чем-нибудь очень важном и пропустил твои слова мимо ушей. Ахмед мертв! Убит! А кем? — Его убили несколько аяров у ручейка на той стороне. — Убийц схватили? — Да, мы их поймали и тут же расстреляли. Их было трое. — А куда вы дели труп Ахмеда? — Мы захоронили его там, где он погиб. — Расскажи мне все подробнее! — Мы ехали тем же самым путем, что и сейчас. Мюльасим от кого-то услышал, что в десяти минутах езды отсюда есть вода, и поскакал туда, потому что его лошадь сильно устала, и он решил напоить ее. Остальные поехали дальше, но вдруг мы услышали выстрел. Коларази сразу же послал десятерых; среди них находился и я; мы должны были выяснить, кто стрелял. Когда мы подъехали к источнику, то увидели троих аяров, расположившихся у воды. Они не обратили никакого внимания на наше приближение; они-то и застрелили мюльасима. Мы схватили их и привезли к коларази. Тот дал приказ об остановке. Суд был недолгим — аяры получили по пуле. Потом офицеры с небольшой командой отправились к источнику, где и похоронили мюльасима. Мы завалили его тело камнями и трижды разрядили свои ружья. — Ахмед, бравый, смелый Ахмед! Я должен увидеть его могилу! Покажи ее нам! Еще и по сей день не могу объяснить, почему я тогда был таким беспечным и поверил проводнику. Ведь его рассказ звучал так неправдоподобно! Он будто бы докладывал Крюгер-бею, а тот ничего не запомнил! Я должен был бы подумать о ночном всаднике. Но он же ускакал на юго-восток, тогда как мы двигались на юго-запад. Итак, мы отправились за проводником — Крюгер-бей, Эмери и я. Виннету с нами не поехал, может быть, только потому, что он не мог принимать участия в нашем разговоре. Прежде чем мы покинули отряд, полковник приказал солдатам продолжать движение, хотя и сбавив темп. Мы продвигались среди скал, и длилось это, разумеется, гораздо больше десяти минут. Такая задержка должна была бы меня удивить. Наконец мы прибыли на место. Под высокой отвесной скалой виднелась жалкая лужица, которая, судя по всему, пополнялась буквально по капле. В сторонке громоздилась горка мелких камней. Указав на них, проводник сказал: — Вот и могила. — Я должен помолиться, — сказал полковник, слезая с коня. Мы тоже спрыгнули на землю, оставив оружие на луках седел. Кроме нас, не видно было ни души. Трудно было даже предположить присутствие людей в этом неприветливом месте. Крюгер-бей опустился на колени и начал молиться. Мы с Эмери остались стоять, скрестив руки на груди. Проводник остался на лошади, что тоже должно было нам сразу броситься в глаза. Закончив молитву, полковник поднялся на ноги и спросил: — А как лежит мюльасим? Лицом к Мекке? — Конечно, господин, — ответил проводник. Не думая ничего плохого, я возразил: — Но ведь это же невозможно. Мекка расположена на востоке, а эта груда вытянута с юга на север. — Верно! О Аллах! Его же неправильно положили! — К тому же, — добавил я, становясь внимательным, — что это я вижу? Груду камней должны были сложить две недели назад, но эти булыжники трогали гораздо позже. — Да, их навалили намного позже, — согласился Эмери. — Почему? — спросил полковник. — Посмотри, как сыплется песок, мелкий, как мука, хотя никакого ветерка не чувствуется! Песочная пыль забилась во все щели, во все трещинки, на других камнях она видна повсюду. Здесь же, вверху на камнях и на булыжниках внутри груды, незаметно даже следов песка. Значит, ее сложили не четырнадцать дней назад. Да, я могуутверждать, что ей не три и даже не два дня. Возможно, ее сложили только сегодня, чтобы… Have care! ’sdeath![54] Эмери прервал свою речь и выпалил это предупреждение на английском языке, потому что в тот самый момент неожиданно вокруг нас закружились какие-то странные существа, бросившиеся на нас и наших лошадей, так что мы не смогли добраться до притороченного к седлам оружия. Я, правда, быстро выхватил из-за пояса револьвер, но столь же стремительно шесть, восемь, нет! — девять человек набросились на меня сзади и спереди, со всех сторон и крепко схватили меня. Я напряг всю свою силу, и мне удалось все-таки освободить руки. Я уже собирался стрелять; двенадцать револьверных пуль дали бы мне время для передышки; но тут кто-то рванул мои ноги назад; я полетел носом в землю, и сейчас же вся эта дикая орава подмяла меня под собой. К ним присоединились другие бандиты. Один вырвал у меня револьвер; другой выдернул из-за пояса нож; они связали меня — я стал пленником. Падая, я успел заметить удирающего галопом проводника и внезапно понял, что он нас предал. Справа от меня лежал Крюгер-бей, а чуть поближе — Эмери; оба были, как и я, связаны. Наконец англичанин крикнул мне: — Мы вели себя как ослы; проводник оказался предателем. Но успокойтесь! Убивать нас, кажется, не хотят. Значит, у нас есть время. Виннету бросится по нашим следам и обязательно отыщет нас! Их было человек, пожалуй, пятьдесят — тех, что захватили нас врасплох; они прятались в окрестных скалах, и мы не смогли заметить ни одного оставленного ненароком следа. Один из них, видимо, вождь, сказал Крюгер-бею: — Ты-то нам и был нужен, но двоих других мы тоже заберем с собой, а завтра мы встретимся с твоим войском, чтобы уничтожить его, если паша не даст нам верблюдов, лошадей, овец и другое питание для солдат. Скорее уезжаем отсюда, пока их не хватились! Нас заставили сесть на собственных лошадей и крепко прикрутили к ним; потом отряд помчался прочь, на юго-запад, напрямик через разбросанные по полю камни, минуя их, пока наконец часа через два уорр не кончился. Охотнее всего я отхлестал бы себя по щекам, но, во-первых, руки мои были связаны, а во-вторых, лучше уж было отказаться от подобного самоуничижения. Моего оружия, моего прекрасного, доброго оружия, не было. Его навесил на себя предводитель, парень с лицом обезьяны. Казалось ясным, что в плен нас захватили улед аяр. Эмери надеялся на Виннету. Да, я верил в апача больше, чем в кого-нибудь другого, но что мог он сделать один, если учесть, что в арабском он был не силен! Значит, не было здесь ни одного человека, с кем он смог бы договориться. Однако мне и в ум не пришло посчитать партию проигранной. Эмери был прав; кажется, нам хотели сохранить жизнь, потому что ни один из нападавших не воспользовался оружием при нашем пленении. Это должно было нас успокоить. Далее, у нас были в руках хорошие козыри, которые мы могли разыграть: спасенная нами Глате и пленные улед аюн, которых мы хотели выдать их смертельным врагам, вследствие чего последние достигнут того, что, как я слышал, они хотели получить. Неприятно мне было только то, что нас разделили. Меня поместили в голове маленького отряда, полковника — в середину, а Эмери — в хвост, отчего мы не могли переговариваться друг с другом. Я прилежно поглядывал на восток, где должны были находиться наши люди, но ничего не смог увидеть, хотя скалы исчезли и местность стала ровной. Скорее всего наше отсутствие показалось им слишком долгим, и они сделали остановку, чтобы разыскать нас. К сожалению, я был убежден, что проводник сделает все возможное, дабы их обмануть и запутать. Пустыня, местами каменистая, местами песчаная, закончилась, как и обещал проводник; равнину скорее можно было назвать степью, потому что она поросла травой, хотя и скудной. Теперь отряд повернул на восток, и лошади перешли в галоп. Сначала мы двигались на юго-запад, а теперь повернули на восток. Это был обходной маневр, чтобы сбить с толку преследователей. Солнце склонялось к западу; примерно через три четверти часа надо было ожидать сумерек. Местность все время повышалась, и по правую руку показались вершины холмов. Два холма выделялись особенно характерными очертаниями, хотя находились они на приличном удалении. Это должны были быть высокие горы, то есть в этой стране они считались таковыми. Я не ошибся — это были горы Маграхам. Стало быть, теперь наш путь шел не к развалинам. Видимо, улед аяр уже оставили их и переместились в окрестности Маграхам. Мы описали широкую дугу, и уорр, по которому мы ехали прежде, находился теперь не далее чем в часе хорошей скачки к северу от нас, если, конечно, я верно сориентировался. Это было очень важно. Вообще в различных обстоятельствах очень многое зависит от правильной оценки своего расположения на местности, и поэтому я всегда очень тщательно занимался этим. Теперь мы увидели перед собой весьма своеобразную горную систему. Справа и слева круто поднимался на значительную высоту плотный массив, срезанный посредине почти до самого уровня степи. Мне показалось, что здесь какое-то гигантское существо пекло хлеб, а потом, взяв в руки огромный многокилометровый нож, разрезало буханку пополам, до самого низа, и обе половинки немного отодвинуло одну от другой. По боковым сторонам массива было бы легко взобраться до вершины, тогда как со стороны разделявшей массив трещины, или прохода, это было бы невозможно, потому что стенки обрывались почти вертикально. «Проход будет иметь большое значение для нас», — подумал я, едва увидев его, и это предположение полностью оправдалось уже в следующую ночь. Аяры скакали прямо в ущелье. Но прежде чем мы до него добрались, я обернулся и внимательно посмотрел в том направлении, откуда мы приехали. Если я не ошибся, то там, очень-очень далеко, двигалась маленькая светлая точка размером не больше горошины. Это был человек, одетый в хаик, светлый плащ, и предчувствие подсказало мне, что это может быть Виннету, что впоследствии и подтвердилось. Он мчался по нашему следу, а значит, сделал тот же самый объезд, что и мы; ему нас, должно быть, было видно лучше, чем нам его: ведь нас было пятьдесят человек, и все — в белых бурнусах[55]. Я был уверен, что такой человек, как апач, приехав сюда, поведет себя крайне осторожно и ни в коем случае не позволит себя заметить. Я догадывался, что он очень скоро спасет нас, или, по крайней мере, меня, несмотря на любую опасность. Мы въехали в ущелье, где над нами поднимался гладкий скальный обрыв, словно срезанный ножом. Пожалуй, никто бы не смог взобраться по этим скалам. Мы не проехали и пяти-шести сотен шагов, как прямо впереди вынырнули как из-под земли палатки походного лагеря бедуинов, между которыми сновали люди. Тут и там рубили сухие ветки, готовя топливо для вечерних костров. Не одна сотня обитателей лагеря высыпала нам навстречу, приветствуя своих победоносных товарищей чисто по-восточному, то есть чрезмерным ликованием. За палатками расположились солдаты, которых, как я заметил, сторожили часовые, а еще подальше я разглядел огромное множество лошадей. Повсюду видны были только мужчины, и ни одной женщины. Стало быть, мы и в самом деле находились в походном лагере, а солдаты, которых караулили часовые, были пленными из того самого окруженного эскадрона, который, как я уже знал, был вынужден сдаться. Теперь я был готов к тому, чтобы встретиться с коларази Калафом бен Уриком, точнее — с шулером и убийцей Томасом Мелтоном, что было его подлинным именем. Я очень злился, что он увидит меня пленником, однако я успокоил себя, вспомнив, что и сам он сейчас находится в таком же положении. Но тут я, пожалуй, сильно заблуждался. Мне было совершенно непонятно, почему аяры разбили лагерь здесь, в узком ущелье. Как я со стыдом убедился, они прекрасно были осведомлены о нашем приближении. А что бы произошло, если бы наш отряд разделился и вошел в ущелье одновременно с двух сторон? В таком случае оказавшиеся между нами аяры погибли бы, поскольку не смогли бы подняться по отвесным стенам ущелья и спастись. Вскоре мне пришлось узнать, почему они чувствовали себя так уверенно. Со всех сторон мы встречали презрительные взгляды, еще хуже были насмешки и обидные словечки, которые мне довелось услышать. Самым лучшим было ни на что не обращать внимания. Слева, прижавшись к самой стенке ущелья, стояла необычно большая палатка, украшенная полумесяцем и прочими финтифлюшками. Видимо, это была палатка шейха. К ней нас и привезли шестеро всадников, в то время как остальные поотстали. Подъехав к большой палатке, эти шестеро спешились, развязали нас и вынудили спуститься на землю. Перед палаткой сидел на коврике старик с длинной седой бородой, придававшей ему весьма почтенный вид. Пока он наблюдал за нами, я изучал его. Взгляд его был проницательным, но открытым, а лицо выдавало человека, достойного доверия; такого даже можно бы было полюбить. Среди своих он пользовался бесспорным авторитетом, о чем свидетельствовала почтительная робость, с какой воины, сбежавшиеся поглазеть на нас, остановились в уважительном удалении от палатки. В руках он держал длинную трубку, время от времени затягиваясь из нее. Парень с обезьяньим лицом передал ему мои ружья, потом принес оружие Эмери и Крюгер-бея и, кажется, дал полный отчет обо всем происшедшем — во всяком случае они о чем-то долго говорили между собой вполголоса. Мы все это время стояли неподвижно, терпеливо ожидая, что будет дальше. Закончив переговоры с шейхом, рапортовавший вместе с пятью другими бедуинами удалились; они увели с собой и лошадей. Теперь Крюгер-бею надоело ждать, он подошел к шейху и сказал: — Мы же знакомы. Ты — Мубир бен Сафи, верховный шейх племени улед аяр. Приветствую тебя! Шейх отвечал: — Да, я тебя знаю, но приветствовать не буду. Кто такие эти двое? — Один из них Кара бен Немси из страны Алман, а другой — Белуван-бей из страны Инглис. — При тебе был еще один чужеземец из Билад-ул-Америк? — Да. А откуда ты знаешь? — удивленно спросил полковник. — Я все знаю, а откуда — тебя это не касается. Где этот американи? — С моими людьми. — Жалко! Здесь кое-кто очень хотел бы с ним повидаться. Этот «кое-кто» был, разумеется, Мелтон, который, как я предполагал, находился среди пленных солдат. Но мое предположение было ложным, потому что в тот самый момент быстрыми шагами подошел высокий худой бедуин, у которого шейх спросил: — Его похоронили? — Не совсем еще, — ответил пришедший. — Надо засыпать яму; я убежал пораньше оттуда, потому что услышал, что предложенная мною проделка удалась. Где чужеземец из страны Америк? — Его с ними нет. Пришедший приблизился. Едва Крюгер-бей увидел его, как изумленно воскликнул: — Калаф бен Урик, мой коларази! Тебя взяли в плен? — Никто меня в плен не брал, я совершенно свободен, — гордо ответил тот. — Свободен? Тогда и меня тотчас освободят, потому что я предполагаю… — Молчи! — оборвал его изменник. — Не жди от меня никакой помощи! Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего, потому что… Он прервался посреди фразы и отступил на несколько шагов. Взгляд его случайно упал на мое лицо. Он сразу же узнал меня, но не хотел верить собственным глазам и спросил у шейха, с трудом переведя дыхание: — А вот этот пленник сказал тебе свое имя?