— Вы не отвечаете, Аннита… Вы сомневаетесь в моих словах. Правда, пять дней тому назад мы не подозревали о существовании друг друга… Но в эту страшную минуту, быть может, в последнюю минуту моей жизни, я снова повторяю, что я люблю вас, и буду счастлив, умирая, если вы скажете… — Молчите, Мигуэль!.. Теперь я вам отвечу. Я молчала, так как боялась, что только увеличу ваши муки, сказав, что я… что я люблю вас тоже!.. И губы наши слились в долгом беззвучном поцелуе… И в это же мгновение отчаянный, невероятно дикий вопль заставил нас обоих содрогнуться. Не говоря ни слова, Суарес вырвал Анниту из моих объятий и я, стуча зубами, весь превратился в слух… Но крик не повторился. — Нехорошо! — шепнул Родриго. — Мы, кажется, в более выгодных условиях, чем остальные. Благодаря столбу нам легче простоять, не шелохнувшись… Боюсь, что все они погибнут. Устанут ноги — и конец!.. И, точно подтверждая это, из темноты послышался протяжный стон. — Мария Дева!.. Не могу я больше, не могу… — Он хочет лечь, несчастный! Через секунду я уловил глубокий вздох опустившегося на землю человека. Руки у меня тряслись, как в лихорадке. В висках стучало… Ну, так и есть!.. Короткое, испуганное восклицанье и тотчас же — кровь холодящий вой затравленного зверя. — Третий… Аннита беззвучно плакала, прижавшись лицом к груди Родриго. Быть может, Педро уже умер — мы этого не знали. Искаженные предсмертной мукой голоса погибших исключали какую бы то ни было возможность определить по ним, кто в данную минуту бьется в конвульсиях на земляном полу… Один из четырех, по-видимому, уцелел, но кто он — это было только Господу известно. Суарес выждал несколько минут, желая, вероятно, чтобы мои взбудораженные нервы немного улеглись, и передал мне девушку обратно. Я молча ее обнял и замер в предчувствии финальной сцены этого кошмара. И она вскоре разыгралась… Сначала, где-то в стороне, послышалось лающее, хриплое рыданье, стихло и тотчас же сменилось непрерывным глухим стуком… Кто-то невидимый стоял на месте и часточасто семенил ногами. Быстрота звуков нарастала, с каждой минутой становились они громче и скоро слились в неясный общий гул… И вдруг обезумевший от страха человек воскликнул бешено и дико: — А-а!.. Проклятые!.. Теперь не подойдете! Боитесь?.. Ха-ха-ха! — Готово — помешался! — скорее догадался я, чем разобрал слова Родриго. — Я птица… Вы понимаете ли, — птица! — неистово вопил несчастный. — Теперь я улетаю… — и он, сорвавшись с места, стремительно помчался в темноте. Через мгновение столб дрогнул, — безумец с разбега налетел на стену, поколебал ее, и что-то со звоном посыпалось на землю… Топот опять возобновился. Теперь он, кашляя и задыхаясь, пронесся мимо нас и, описав круг, вернулся… Потом — второй и третий, и четвертый… Я перестал уже считать… Чувство полного безразличия к своей судьбе всецело завладело мною. Мысль не работала, и только слух мой инстинктивно следил за гулким топотом, то приближавшимся, то отходившим от столба. Дыхание бегущего с каждой минутой становилось чаще и, наконец, сменилось коротким, глухим хрипом… Слышно было, когда он проносился мимо нас, как что-то клокочет у него в груди и рвется… Аннита за это время успела несколько раз перейти с моих рук к Суаресу и — обратно, а несчастный, кашляя и задыхаясь, все еще бегал, болезненно всхлипывал и спотыкался… Ноги его уже ослабевали, движения замедлялись. Внезапно он остановился. В горле у него заклокотало… Еще мгновение — и я увидел, как темная фигура тяжело рухнула к моим ногам. Да, я увидел!.. Отверстие в центральной части крыши, совершенно сливавшееся с нею ночью, теперь подернулось голубовато-серой дымкой. Неясный свет отвесно падал внутрь постройки и скупо озарял центральную часть пола у основания столба. Все остальное было по-прежнему покрыто густой тенью. Родриго вздрогнул, и бледное лицо его поднялось кверху, как бы приветствуя спасительный рассвет. Аннита, опустив голову мне на плечо, не шевелилась. Голубоватый клочок неба с каждой секундой становился ярче. Вот промелькнула по нему нежная розовая дымка, растаяла, и тотчас же горячий сноп солнечного света ослепляюще ударил мне в глаза… Ночной кошмар исчез, но его жуткие следы остались… В разных местах, у скатов крыши, где еще трепетали сумеречные тени, виднелись три скорченных, оцепеневших в судорогах трупа. Четвертый неподвижной массой лежал у наших ног. Суарес протиснулся между столбом и мной и заглянул в лицо Анните. — Она без чувств… Тем лучше, — ведь это Педро свалился от разрыва сердца! Стойте по-прежнему, мой друг, не шевелитесь, а я позабочусь о приведении в порядок наших дел… Он отошел, а я, прижав к себе девушку, следил за ним глазами. В двух-трех шагах Родриго вдруг остановился и указал рукой на пол. Я посмотрел… На гладко утрамбованной земле отчетливо виднелся огромный паукообразный скорпион. Брюшко ужасной твари, покрытое короткой черной шерстью, едва заметно колыхалось, но сам он оставался неподвижен. Суарес поднял ногу и наступил на скорпиона. — Один!.. Теперь поищем остальных. Пристально глядя на пол, он медленно ходил вокруг столба и постепенно увеличивал диаметр описываемых кругов. Прогулка эта все чаще прерывалась, и по коротким восклицаниям Родриго я мог судить тогда о результатах… — Четвертый!.. Пятый!.. А вот и целое общество собралось. Мило!.. Семнадцатый… Двадцатый… На третьей дюжине счет прекратился. Суарес уже ползал на коленях, осматривал все закоулки, но новых жертв не находил. — Довольно, Родриго! Возвращайтесь и уберите этот труп, а то придет в себя Аннита и увидит… — Да, кажется, уж можно… Храм пуст, алтарь разрушен и божество в моем кармане! Я похолодел от страха… «Не помешался ли и он?» — сверкнуло молнией в моем мозгу. Но Суарес уже был здесь, нагнулся над телом Педро, схватил его за плечи и оттащил куда-то в угол… Через минуту он вернулся. — Теперь позвольте-ка мне сеньориту, а сами можете передохнуть… Да, кстати, пока я буду над нею хлопотать, засуньте руку в мой боковой карман, — вы там найдете преинтересную вещицу. Абсолютно ничего не понимая, я передал ему Анниту и, опускаясь на пол, исполнил странную просьбу Суареса… В руке у меня очутилось что-то тяжелое и скользкое, оказавшееся, при рассмотрении, грубо сделанной золотой статуэткой скорпиона. — Вы помните, — спросил Родриго, продолжая растирать грудь девушки, — как что-то загремело, когда несчастный Педро вообразил себя крылатым? На него тогда свалилась стойка, сплошь увешанная такими же игрушками, как эта… Мы в храме, Мигуэль! Индейцы принесли нас в жертву обожествленным скорпионам… Дарю вам экземпляр на память. Он не особенно изящен, зато оригинален и достаточно массивен, чтобы служить прекрасным пресс-папье… Я собственным ушам не верил. — Родриго! И вы еще надеетесь, что мы спасемся? — Теперь, конечно!.. Во-первых, никто из краснокожих войти к нам не посмеет, — ведь мы не станем сообщать им, что скорпионы перебиты. Во-вторых, даже узнав эту новость, они ни за что в мире не решатся посягнуть на жизнь неуязвимых чародеев… А в-третьих, mуо querido, завтра, в одиннадцать часов утра, к нам прилетит Алонзо на своем биплане. Хотелось бы мне знать, что запоют тогда индейцы?.. Но тише, — девушка, кажется, очнулась! Аннита глубоко вздохнула, ресницы ее дрогнули, глаза раскрылись… — Где батюшка? — услышал я ее испуганный, звенящий голос. И прежде, чем кто-либо из нас успел ответить, она уже взглянула в темный угол, где лежал труп ее отца, вскочила и, зарыдав, бросилась ко мне… XI Родриго Суарес «проснулся» А утро разгоралось…