– Но ведь, наверное, детям хочется ее увидеть, – сказала Нина. Роза с сомнением взглянула на нее: – А ты не слишком устала? – Я смогу продержаться еще чуть-чуть. Пусть счастливые воспоминания об этом дне заслонят ужас дня вчерашнего. Роза кивнула, выскользнула из спальни и вернулась через несколько секунд с Карло, Анджелой и Агнесой. Лица у детей были бледные, напуганные, в глазах еще стояли слезы, но все они заулыбались при виде Нины и младенца. – Надеюсь, я вас не напугала? – сказала Нина, когда они встали около кровати. – Наверное, такой шум устроила… – Ничуточки, – отозвалась Агнеса. – Не было никакого шума. Папа сказал, ты держалась молодцом. – Ну, я бы про себя так не сказала. Я просто выполняла все, что мне говорили Ромильда и Роза. – Можно нам на нее посмотреть? – осмелился спросить Карло. – Конечно! – Нина развернула дочку лицом к ним. – Ну, как вам? – Гм-м, – промычал Карло. – Она… крошечная. – Новорожденные все такие, но она быстро подрастет. – А как ты ее назовешь? – Нико нравится имя Лючия. Что думаешь? Карло энергично закивал: – Мне тоже! – Ну, хватит, хватит на сегодня, – вмешалась Роза. – Нине с Лючией нужно отдохнуть. – И добавила, обращаясь к Нине: – Я вернусь к тебе, когда дети улягутся. Ромильда тем временем закончила укладывать свои вещи в сумку: – Завтра загляну вас проведать. Корми ее каждый раз, как проснется, а если возникнут трудности, пришли за мной Розу. – Спасибо, – выдохнула Нина. Ее внезапно охватила такая усталость, что даже одно это слово далось с трудом. – Ты молодец, Нина. И правда держалась лучше многих рожениц, а детишек я приняла столько, что уж и счет потеряла. Надеюсь лишь, что тебе достанет сил и в будущем. Глава 24 9 октября 1944 года Как только Нина набралась достаточно сил, чтобы подниматься и спускаться по приставной лестнице, Альдо и Роза настояли на том, чтобы она с Лючией перебралась в тайное укрытие на чердаке. Было сделано все, чтобы они чувствовали себя там комфортно, даже по-домашнему уютно – Роза принесла свежий матрас, набитый кукурузной шелухой, сверху положила шерстяную подстилку с кровати из спальни и поставила корзину с теплыми одеяльцами для младенца. С детей было взято обещание хранить секрет и тоже разрешено их навещать. – Никто не должен знать об этом месте, – предупредил Альдо. – Ни твой учитель, Карло, ни ваши друзья. В течение дня Роза множество раз ставила и убирала лестницу, чтобы заглянуть в укрытие, и Альдо от нее не отставал – ему нравилось нянчить внучку, успокаивать колыбельной, когда она хныкала, и рассказывать ей истории из детства Нико. – Как вы справляетесь? В чем секрет? – недоумевала Нина, глядя на Альдо, который всегда улыбался и был весел. – Я тоже хочу смеяться. Хочу снова чувствовать себя счастливой. Но не знаю как. Как мне все это пережить? – Нет тут никакого секрета. Мы встаем с рассветом, весь день работаем и живем своей жизнью. Вот и всё. И мы никогда не забываем, что Нико хотел бы, чтобы все его любимые люди были счастливы. – Я понимаю, но как мне спрятаться от воспоминаний о том, что с ним случилось? От осознания, что сейчас он страдает? – Никак. Я бы хотел, чтобы эти мысли тебя не мучили, но ты слишком сильно его любишь. Я тебя понимаю, Нина, понимаю. Когда умерла моя Анна-Мария, я думал, что тоже умру. Я был там, видел, как тяжело она рожала Карло, как корчилась от боли… Даже сейчас мне невыносимо думать об этом. Но я не умер. И когда Марко погиб, я тоже не умер. И я переживу новый кошмар. Я буду каждый день молиться, чтобы мой Нико вернулся домой. – А если он не вернется? Что тогда? – Мы будем сильными, не утратим надежду, и однажды, когда мы проснемся, бремя скорби окажется чуть легче. – Мне бы хотелось вам верить. – Все так и будет. Однажды ты поверишь, дочка. Я обещаю. * * * Лючии было несколько дней, когда Роза заговорила о крещении. – Нужно поскорее провести церемонию. Только бы ей подошло платьице, которое когда-то сшила моя мать. Отец Бернарди может покрестить ее здесь, дома. Нина кивнула, улыбнулась и спросила, нельзя ли отложить этот разговор, а то она слишком устала, – и Роза сменила тему. Но уже на следующий день она снова подняла этот вопрос: – Понимаю, ты не хочешь крестить дочь без Нико, но нам все-таки нужно провести обряд… Нина знала, что единственный способ избежать дальнейших уговоров – это открыть Розе и Альдо правду. Рассказать все без утайки. Поэтому она попросила позвать отца Бернарди, который еще не видел новорожденную. Помня о его больных суставах, Нина принесла дочку вниз, и семья Джерарди собралась на кухне – только взрослые, потому что для такого собрания им пришлось дожидаться темноты, и дети уже спали, а Маттео и Пауло стояли в дозоре у дома. Отец Бернарди отодвинул для Нины стул, выразил свое восхищение младенцем, а потом вдруг улыбка исчезла с его лица, он внезапно посерьезнел, и Роза с Альдо это сразу заметили. – Что-то не так, падре? – озабоченно спросила Роза. – У вас плохие новости о Нико? – Нет, Альдо, вовсе нет. Я пришел, потому что нам с Ниной нужно вам кое в чем признаться. – Он взглянул на Нину: – Может, я начну? Она кивнула, потому что у нее перехватило горло, и принялась слушать свою историю. – Долгие годы я дружил с одним врачом в Венеции. Его зовут Габриэле Мацин. Поначалу я был его пациентом, но за тридцать лет нашего знакомства мы сблизились, и теперь я числю его среди своих самых дорогих друзей. – Священник помолчал, дав Розе и Альдо время усвоить эту информацию, на первый взгляд не имеющую к ним никакого отношения. – Доктор Мацин и его жена – граждане Италии, – продолжил он. – Их родители тоже были гражданами Италии. Их предки жили здесь столетиями. А теперь семью Мацин преследуют на их родине только за то, что они евреи. Они евреи, а стало быть, их дочь Антонина – тоже еврейка. Сейчас ее называют Ниной… Воцарилось напряженное, болезненное для Нины молчание – Альдо и Роза пытались осмыслить услышанное. – Это ты их дочь? – спросил наконец Альдо. – Ты еврейка? – В его голосе не было ни возмущения, ни неприязни, только удивление. – Почему же тогда вы с Нико сказали нам, что ты сирота? Почему сразу не открыли правду? – Я хотела, – пробормотала Нина, сморгнув слезы, – но Нико считал, что лучше сохранить всё в тайне. – Но для нас это не имело бы никакого значения, – подала голос Роза. – Я была с тобой неприветлива в первое время только потому, что злилась на Нико. А злилась я, оттого что не могла поверить, что он влюбился в женщину, встречался с ней несколько месяцев и не удосужился мне об этом сказать. Даже не упомянул твоего имени… – И здесь вы должны услышать вторую часть нашего признания, – сказал отец Бернарди, посерьезнев еще больше. – В последнее время доктор Мацин все сильнее беспокоился о том, что Антонине небезопасно оставаться в Венеции. Мы и раньше с ним это обсуждали. Я пообещал найти для девушки надежное место, где она сможет жить, пока война не закончится, потом обмолвился об этом в каком-то разговоре с Нико, и он предложил взять Нину к себе на ферму. Они тогда были незнакомы. Роза, до этого стоявшая, схватилась за столешницу и опустилась на ближайший стул. – Вы не были влюблены, – тихо проговорила она. – Это все была ложь, да? – Сначала – да, – призналась Нина. – Нико мне сразу понравился. Как он мог не понравиться? Мы быстро стали друзьями, а потом… Невозможно было в него не влюбиться. И я влюбилась, Роза. Полюбила его всем сердцем. – Но если вы не были женаты, когда Нико привез тебя сюда… когда же вы поженились? – слегка покраснев, спросила Роза. – Мы так и не поженились, – призналась Нина. – Теперь я согласилась бы обратиться к отцу Бернарди, но раньше не хотела христианского венчания. – О… – Роза промокнула глаза платком. – Продолжай, Нина, – поторопил отец Бернарди. – Пожалуйста, продолжай. – Я не хочу крестить Лючию. У меня нет намерения обидеть вас или расстроить, но Лючия – моя дочь. Она моя дочь, а значит, тоже еврейка. Поэтому… поэтому я сегодня попросила прийти отца Бернарди. – Ты думала, мы отвергнем тебя? – спросил Альдо. – Сначала я не знала, можно ли вам довериться. Потом тревоги все равно не исчезли. Они мучают меня и теперь. Как же иначе? Моя судьба в ваших руках. Достаточно одного вашего слова полиции, и я окажусь в следующем поезде, идущем на север. – Никогда, никогда мы тебя не обидим! – выпалила Роза, уже не скрывавшая слез. – Никогда никому тебя не отдадим. Ты одна из нас, Нина. Ты и Лючия – вы обе Джерарди. И так будет всегда. – Мы сумеем защитить тебя и Лючию, – пообещал Альдо. – Клянусь тебе.