– Я знаю. Знаю. Отец Бернарди только что сказал мне, что успел поговорить с начальником местного отделения Guardia. У этого парня язык как помело. Если бы немцы знали, до чего он любит сплетничать, они бы ему ни одной своей тайны не доверили.[37] – И что же он разболтал? – нетерпеливо спросила Нина. – Двое пропавших солдат записаны в дезертиры. Вот что узнал отец Бернарди. – Ну вот, видишь? Теперь нам точно не о чем переживать. Нико кивнул, но чувствовалось, что нервничать он не перестал. – Вот только… Шумно примчался Карло, сияя глазами от радостного возбуждения: – Вы видели? Видели? Ветер уносит дым на восток! Это значит, год будет удачным! Когда он снова исчез в толпе, Нико заулыбался и обнял Нину, притянув ее ближе к себе, а она пыталась вспомнить, что на самом деле говорится в народной примете – на восток или на запад должен идти дым. Возможно, Карло ошибся, и год их ждет еще хуже нынешнего. В этот момент вдруг налетел очередной порыв ветра, бросил горсть пепла в глаза Агнесе, и, хотя с этой бедой она быстро справилась, терпение Розы затрещало по швам. Она отправила старших мальчиков искать отца и Карло. Когда мальчик неохотно прибежал, его покрытые копотью от костра щеки прочертили дорожки слез, и Нико бросился его утешать: – Костер вот-вот обратится в горсть углей, ты и глазом моргнуть не успеешь. А дома тебя, между прочим, ждет кусочек пирога на ночь. А может, ты еще и жареными каштанами полакомиться захочешь? Вскоре все они уже сидели дома, на кухне было тепло и светло, детские лица сияли от счастья, и их настроение передавалось взрослым, Роза снова разлила по бокалам подогретое красное вино, все получили по кусочку пирога, и это было лучшее лекарство от всех печалей. – Время еще не позднее, – сказал Нико, – а я что-то проголодался. Может, нажарим каштанов? – Как будто я могу отказаться, когда вы все на меня так смотрите, – проворчала Роза, но было видно, что она совсем не против. Нико почистил каштаны своим складным ножиком, Роза раздула тлевшие угли в очаге, а Маттео и Пауло по очереди держали над углями сковородку с длинной ручкой и трясли ее, чтобы каштаны не пригорали. Когда кухня наполнилась соблазнительным ароматом, каштаны со сковородки переложили на стол, и все принялись их шелушить, обжигая пальцы, весело охая и взвизгивая. Ловчее всех в этом деле оказался Альдо, потому что, по его словам, у него за плечами был пятидесятилетний опыт. Вскоре все пожелали друг другу спокойной ночи. До чего же приятно было растянуться под одеялом – простыни быстро согрелись от горячих кирпичей, которые Роза дала им с собой наверх, и огонек уютно теплился в лампе рядом с кроватью. Нико привычно отвернулся, когда Нина стала переодеваться ко сну, а она, как обычно, закрыла глаза, когда он делал то же самое, но лежать близко друг к другу, касаясь ногами, и обсуждать, как прошел день, нежным и страстным шепотом, теперь казалось обоим вполне естественным. Совсем недавно, на кухне, когда они чистили горячие каштаны и смеялись, Нико выглядел счастливым, но теперь, когда на него никто уже не смотрел, эта маска довольного жизнью человека исчезла. – Всякий раз, когда закрываю глаза, я вижу события той ночи, – прошептал он, и Нина без лишних вопросов поняла, о чем идет речь. – Вижу кровь на твоем лице. Выражение твоих глаз. Сможешь ли ты простить меня когда-нибудь? Если нас вычислят… – Не вычислят. Эти люди были врагами. Они собирались изнасиловать меня и Розу, и это была меньшая из угроз. Если бы Майер открыл дверь в нашу спальню и нашел несчастных беглецов, они с приятелем убили бы нас всех. А вдруг о наших делах узнал бы Цвергер? – Если бы только можно было все решить по-другому… Нина провела пальцами по его лицу, очертив линию бровей, тревожные морщины на лбу и уголки глаз. – День, когда я покидала Венецию был одним из худших в моей жизни, – прошептала она. – Мне пришлось расстаться с матерью и отцом, с родным домом, со всем, что казалось мне привычным, уютным, безопасным. Это был поистине ужасный день. И в то же время он стал для меня счастливым. Потому что в тот день у меня появился ты. – Если бы только… – Тише. У нас нет другой жизни. Это все, что у нас есть, и я не хочу тратить на глупые сомнения ни одной секунды. Никаких «если бы только». Я рада, что встретила тебя. Я рада быть здесь. И если бы моя жизнь оборвалась завтра, я и в последний свой миг считала бы себя самой счастливой женщиной в мире. Нико поцеловал ее в бровь: – Ты пытаешься меня утешить. – Я просто говорю правду. Мне и не мечталось о том, что однажды я встречу мужчину, такого же доброго и великодушного, как мой отец. Но вот ты здесь. Я знаю, какой ты на самом деле, и думаю, мой папа тоже это понял, поэтому он и отпустил меня с тобой. Глава 16 22 января 1944 года Была суббота, день большой уборки, но Карло и девочки подхватили простуду и валялись в постелях, так что все хлопоты по хозяйству достались Нине и Розе. Нико помог им с чисткой матрасов, а мыть полы, вытирать пыль и менять белье в спальнях на втором этаже Нине пришлось самостоятельно. Впрочем, работа эта была не в тягость, потому что дети развлекали ее, пока она убиралась в их комнатах, а за три месяца Нина набралась опыта и теперь справлялась с надраиванием полов так же споро, как Агнесса и Анджела. Поменять белье ей удалось не менее быстро, единственная задержка возникла из-за Карло, которого пришлось долго упрашивать вылезти из постели всего на пару минут. – Мне хо-о-о-олодно, – ныл мальчик, даже когда Нина несла его на соседнюю кровать старшего брата, завернув в одеяло. – Я управлюсь быстро-быстро, ты и моргнуть не успеешь. А потом я принесу тебе горячий кирпич, погреть ноги. – А почему мне нельзя поспать в вашей кровати? – Потому что на ней тоже нужно сменить белье. Ну, хватит хныкать, дай мне закончить с уборкой. Вскоре Карло снова был уютно устроен в своей постели, пятки ему грел обещанный кирпич, а в руках порхал игрушечный самолетик, и Нина перешла в свою с Нико спальню, чтобы закончить уборку. Она уже вымыла там полы, вопреки совету Розы сначала всегда вытирать пыль. Впрочем, оказалось, что это не так уж важно, потому что комната выглядела не менее чистой, чем в прошлую субботу. Теперь Нине осталось только пройтись тряпкой по комоду. Она протерла коробку с бритвенными принадлежностями Нико, его расческу, и их общую коллекцию книг. Выбор Нико, подумалось ей, полностью созвучен его характеру: на полочке стояли Библия, молитвенник с золоченым обрезом, руководство по современному сельскому хозяйству и животноводству с загнутыми уголками некоторых страниц и карандашными пометками на полях; и прекрасное издание «Божественной комедии» с бумажными закладками там, где были его любимые строки. – У меня их гораздо больше, – донесся с порога голос Нико. – Книг, я имею в виду. Но остальные упакованы в коробки. – А почему ты оставил эти четыре? Он подошел и встал рядом с Ниной. – Возвращаясь домой, я собирался сколотить книжные полки, потому что не представлял себе жизни без книг. Но здесь, на ферме, я к вечеру так устаю, что даже сил почитать не остается. Нина кивнула: – Я понимаю, о чем ты. Я тоже всегда читала запоем, а теперь… – Она поровнее поставила книги на комоде, с одной стороны прижав их коробкой с бритвенными принадлежностями, а с другой – плюшевым кроликом по имени Пьетро, которого привезла с собой из родного дома. – Может, будем читать друг другу вслух по вечерам? – предложил Нико. – Вместо того чтобы слушать радио. – Было бы чудесно. – Отцу и Розе эта идея тоже понравится. У Розы ума больше, чем у нас у всех вместе взятых, это ей нужно было ехать учиться, а не мне. – Нико, стоя за спиной Нины, протянул руку и потрепал бархатное ухо Пьетро. – Откуда он тут взялся? – Из моего рюкзака. Мы с девочками как-то убирались в спальне, я достала рюкзак из-под кровати, чтобы протереть там пол, а Агнеса заглянула внутрь и нашла Пьетро. Она решила, что ему должно быть очень одиноко под кроватью, и я переселила его на комод. Ты же не против, нет? – Конечно, нет. Он очень милый. – Мама сшила его для меня, когда я была совсем маленькой. Он всегда был моей любимой игрушкой. – Почему его зовут Пьетро? – Потому что так зовут кролика в книжках синьорины Поттер. То есть там его зовут Питер, а на наш манер – Пьетро. Так мама мне переводила, когда читала, потому что книжки у нас были на английском. Я помню, что ужасно боялась фермера. – Фермера? – Да. Там был такой персонаж. Он хотел поймать Пьетро и испечь пирог с крольчатиной. – Ну, я, здешний фермер, совсем не такой. Ты же знаешь – у меня слишком доброе сердце. Услышав иронию в его голосе, Нина обернулась. Она доставала макушкой ему до подбородка, и сейчас прямо у нее перед глазами пульсировала жилка в основании его шеи, отмеряя биение сердца, – настолько близко они стояли друг к другу. Нина смотрела вверх, а Нико – вниз, и на миг оба забыли, что нужно дышать. Он склонил голову набок, словно хотел задать вопрос. Нина кивнула. И он поцеловал ее. Прикосновение его губ было нежным и легким – едва различимым, как шепот. Нина подалась к нему. Подошвы туфель скрипнули, когда она встала на цыпочки, обвив руками его плечи. Он притянул ее еще ближе к себе, положив одну руку на талию, другой лаская затылок. – Нина… – прошептал он, снова касаясь губами ее губ. – Нам надо остановиться. – Почему? Я не хочу останавливаться. – И я тоже, но сейчас самый разгар дня, и дети в соседних комнатах. Позже, когда все лягут спать, мы сможем… – Он вспыхнул – алый цвет кожи был виден сквозь рыжеватую щетину на щеках. – Позже, – согласилась Нина, тоже пунцовая. – Когда все лягут спать… * * * Нико ушел помогать отцу в амбаре, а вскоре после этого полил дождь, так что Нине ничего не оставалось, как сидеть на кухне и штопать при тусклом свете масляной лампы, потому что электричество в деревне опять отключили. Нина штопала один носок за другим, ухитрилась поставить очередную заплатку на штаны Карло, хотя, казалось бы, они и так уже состояли из одних заплаток, и прервала свое занятие, лишь когда глаза начали слезиться от рези так, что она перестала видеть иголку у себя в пальцах. Наконец подошло время ужинать. Сейчас, когда трое младших Джерарди остались в своих постелях, за скудной трапезой из жидкого супа и черствого хлеба было особенно уныло. Все ели почти в полной тишине, лишь дождь отбивал на окне какую-то монотонную мелодию, и когда Роза, отодвинувшись от стола, велела мальчикам приготовить бадью для купания, у Нины екнуло сердце. Сейчас они «примут ванну», а потом настанет время идти в постель и…