Выражение лица Майера. Звук, с которым нож вошел в его шею. Понимание чудовищности происходящего, мелькнувшее в его глазах. Он знал, что сейчас умрет. Знал и оцепенел от страха, а она, Нина, стояла рядом и позволила случиться непоправимому. Роза сидела одна на кухне, когда Нина вернулась от ручья. Кухонный нож, начисто вымытый, лежал перед ней на столе. – Это был мой лучший нож, – сказала Роза, когда Нина вошла. – Не знаю, как им теперь пользоваться… А Нина не нашлась, что ей посоветовать. – Песок унесло течением, – сказала она вместо этого. – Хорошо. – Он сильно тебя избил? – придумала Нина, о чем спросить. – Нет, не сильно. Я только коленями больно ударилась, когда упала. Там теперь синяки. И губа разбита. С одной стороны. Вот здесь… э-э… ну да, ты же сама все видишь. – Уже можно отнести тем людям на чердаке еду? – спросила Нина, вспомнив о беженцах. – Мы в безопасности? – Нет. Пока нет. Лучше подождать, когда мужчины вернутся. Нина решила, что будет ждать Нико во дворе, под оливковым деревом. Странно было сидеть без дела. Можно было бы заняться штопкой или вязанием, но у нее все еще тряслись руки, а кожу на пальцах саднило после долгих часов мытья полов и стен, так что все, на что она была сейчас способна – это просто сидеть и ждать, когда к ней вернется Нико. Нина просидела под оливой не меньше часа, чувствуя такую сокрушительную усталость, что даже спину держать прямо было трудно. Но она терпеливо сидела и смотрела на звезды, медленно исчезавшие на светлеющем небосводе. А когда она уже почти потеряла надежду дождаться, все четверо мужчин вынырнула из-за угла дома. Альдо сразу повел Красавчика в стойло, мальчики побежали на кухню, и Нина услышала, словно издалека, ворчание Розы, которая требовала, чтобы они немедленно переоделись, умылись и поели супа. Нина лишь краем сознания отметила их появление; все ее внимание было сосредоточено на Нико. Он тяжело опустился на скамейку рядом с ней, откинулся затылком на кирпичную кладку стены дома и закрыл глаза. – Мы отвезли их в холмы. Там есть пещера, вдали от дороги. Мы выкопали в самой глубине яму и похоронили в ней обоих. Будь у нас побольше времени, еще и вход завалили бы. – Ведь немцы, наверное, будут их искать? – Будут, конечно. Но надеюсь, их командиры решат, что парни просто-напросто дезертировали. Судя по акценту, они оба австрийцы, а до границы с Австрией здесь не так уж и далеко, при большом желании можно пешком за пару дней дойти. – Ты правда думаешь, что их признают дезертирами? – Нет. Но это лучшее, что я смог придумать. – Нико, не открывая глаз, протянул руку и накрыл Нинину ладонь своей. – Прости меня. – Тебе не за что извиняться. Если бы не ты, они изнасиловали бы меня и Розу. А представляешь, что случилось бы, если бы Майер заглянул в нашу спальню? Он бы всё увидел. – Я понимаю. Потому и сделал то, что сделал. – Теперь Нико открыл глаза и заглянул ей в лицо. – Мне нужно помочь отцу в хлеву. И помыться не помешало бы. Иди в постель. Я приду, как только освобожусь. Нина снова принялась ждать его, дрожа от холода, чувствуя себя ужасно одинокой, и хотя Нико поднялся в спальню всего через час, казалось, что прошло очень много времени. Он разделся, как всегда, тихо и быстро, а потом подошел к окну, опустился на колени, и Нина услышала слова молитвы. Она уже засыпала, когда Нико лег рядом. Волосы у него были еще влажные и пахли самодельным мылом Розы. – Ты в порядке? – прошептала Нина. В этот момент она готова была отдать все самое дорогое, все свои самые заветные мечты, лишь бы утолить его печаль. Она знала, что Нико – хороший человек, добрый и чуткий, и поэтому он до конца своих дней будет страдать из-за двух злодеев. – Нет. – В его голосе прозвучало такое отчаяние, что у Нины защемило сердце. – Знаешь, в семье надо мной всегда подтрунивали из-за того, что я не могу смотреть, как забивают свиней. Я падаю в обморок при виде крови. И тем не менее… оказалось так просто убить этих солдат. Именно так, как он и говорил. – Кто? – Один англичанин. Военнопленный, которого я когда-то встретил. Он показал несколько боевых приемов. Научил, как можно убить человека. Не знаю, зачем. Может, ему было скучно. – Нико обнял ее, обвив длинной рукой, – теперь голова девушки лежала у него на плече, как в колыбели. – Берешь нож, подходишь сзади к человеку, которого собираешься убить, дергаешь его голову на себя, втыкаешь нож в шею, прямо под ухом, и сразу, не раздумывая, толкаешь руку вперед – перерезаешь ему горло. В точности так, как я сделал ночью. – Не надо больше об этом думать… – Англичанин предупредил меня, что это будет легко. До ужаса легко убить человека вот так. Но еще он сказал, что в моей жизни не будет ничего тяжелее. – И он оказался прав? – Да. О господи, как же он прав… Столько крови, Нина. Как мне теперь ее смыть? Глава 15 5 января 1944 года Нина выросла в Венеции среди христиан, а потому имела некоторое представление о традициях соседей. Но лишь некоторое, в общих чертах. Она знала о Рождестве, о Пасхе и о менее значимых церковных торжествах, но никогда не присоединялась к тем, кто праздновал, и необходимости притворяться, что она в курсе их обрядов, у нее никогда не было. В Меццо-Чель Нина надеялась уклониться от участия в приготовлениях к Богоявлению – просто держаться подальше и таким образом избежать лишнего внимания, чтобы в глаза местных жителей не бросалась ее инакость. Но оставаться в стороне, когда дети были так взволнованы грядущим праздником, оказалось сложно – младшие Джерарди только и говорили, что о большом костре на пьяцце, о вкуснейшем пинца, который раз в год печет Роза, только на Богоявление, и о надежде получить конфеты, а может, даже игрушку в носке, который все дети оставляют для la Befana в эту ночь у дымохода. Карло был еще достаточно мал и верил в Бефану – старуху, которая некогда была слишком занята, чтобы помочь волхвам в поисках младенца Иисуса, и с тех пор в канун Богоявления каждый год приносит детям подарки. «Но только, если ты весь год вел себя хорошо», – каждому, кто готов был слушать, пояснял Карло. [34] – А тебе она никогда не насыпала в носок угольков вместо подарка? – пристал он к Нине. – Нет, никогда. Я ведь всегда была хорошей девочкой, – почти не слукавила та. – А носок у тебя был большой? У нас совсем маленькие, – пожаловался Карло. – Надо бы у Нико одолжить. Нина сделала вид, что обдумывает этот вариант. – Ну, можно, конечно, – с сомнением протянула она в итоге. – Но что, если Бефана, увидев здоровенный носок твоего старшего брата, решит, что ты слишком жадный, и насыплет тебе туда угольков? – У тебя в носке точно будет горсть углей, если ты сейчас же не перестанешь мне мешать, – предупредила мальчика Роза. – Как мне печь pinza della Befana, если ты под ногами вертишься? Выметайся с кухни и девчонок с собой прихвати. Чтоб до ужина я вас здесь не видела![35] Нина знала, что похожие пироги продавались в венецианских булочных и на рыночных прилавках, но понятия не имела, как их готовят. В основе рецепта Розы оказалась готовая полента; она добавила туда пшеничную муку, сахар и щедрую порцию граппы, замесила все это, как тесто, прямо на столе, насыпала изюма, ягод смородины, семян фенхеля, сушеных яблок, кусочков инжира и размяла еще раз. – Как ты запоминаешь, какое количество каждого ингредиента нужно добавить? – спросила Нина. – Опыт подсказывает, наверное. Я помню, как мы замешивали тесто с мамой, когда я была младше Карло. После смерти мамы я боялась, что у меня не получится испечь этот пирог, что я забыла, как его готовить. Но я тогда просто взялась за работу, и все получилось. Даже папа сказал, что пирог вышел не хуже, чем у мамы. За разговором Роза придала тесту круглую форму, но вместо того чтобы сразу положить его на противень, она принялась заворачивать будущий пирог в свежие капустные листья, накладывая их слой за слоем. Когда результат ее удовлетворил, она отнесла тесто к очагу, в котором с утра поддерживала слабый огонь, и разгребла тлеющие угольки, расчистив небольшое пространство на кирпичной кладке, затем положила туда тесто, завернутое в капустные листья, и присыпала его сверху углями. – Ну вот, с одним делом расправились. Вскоре после этого Нина и Роза позвали детей на ужин. Карло был так взволнован предстоящим праздником, что не мог нормально поесть, и его суп несколько раз пришлось подогревать, потому что мальчик без умолку болтал и вертелся вокруг стола. В конце концов Нико не выдержал и, подхватив младшего брата, вынес его из дома дожидаться во дворе, когда испечется пинца. Наконец Роза перенесла пирог на стол, и в этот момент выглядел он не слишком аппетитно – капустные листья иссохли, обуглились, и от них исходил отвратительный запах сероводорода. Но стоило Розе снять последнюю «обертку», показалось аппетитное содержимое с золотистой корочкой. Все получили по куску пирога, с добавкой в виде крошек для Карло, а один маленький кусочек Роза оставила Бефане, пристроив его в сторонке вместе со стаканом подогретого вина. – Ей много не надо, – пояснила она Карло, – потому что она получает угощение в каждом доме. К тому времени, как доберется до нас, Бефана уже наестся. Вскоре Роза объявила, что детям пора спать, даже Маттео и Пауло. Карло всячески выражал протест, мечтательно поглядывая на пока еще пустой носок, подвешенный у очага, но разжалобить старшую сестру ему не удалось. Взрослые дождались, когда дети неохотно поднимутся на второй этаж, Альдо и Нико допили подогретое вино, и все взялись раскладывать подарки по носкам. Подарки в доме готовили всю предыдущую неделю, и тут женщинам потребовалась смекалка. Нина навязала мужчинам и мальчикам носков в две нитки, чтобы были теплее, Роза приготовила для девочек кружевные воротнички. А Карло предназначался деревянный самолетик величиной с ладонь – Нина видела, как Альдо урывками, в свободное время, вырезал его почти целый месяц. Нико с видом волшебника достал несколько брусочков нуги, завернутых в целлофан, по одному для всех детей, и еще три подарка в бумажных обертках. – Можете открыть свои прямо сейчас, – весело заулыбался он. В результате отцу досталась новая расческа, Розе – ароматизированное туалетное мыло, а Нине – маленькая баночка крема для рук с запахом жасмина. – Я в прошлом месяце ездил в Бассано, зашел в аптеку на пьяцца Либерта – и словно в пещере Аладдина оказался. Куриных яиц, чтобы расплатиться, у меня не было, но там согласились принять несколько лир. На следующее утро дети вскочили с первыми лучами солнца, и Нина, увидев, с каким восторгом и радостью они достают из носков скромные подарки, подумала, что эта сцена останется навсегда одним из самых счастливых ее воспоминаний. Ликование Карло слегка поутихло, когда ему велели отложить игрушечный самолетик и переодеться к мессе, но Нико немедленно утешил мальчика обещанием устроить с ним гонки истребителей во дворе по возвращении из церкви. Тем вечером все семейство засиделось за столом после ужина. Все так объелись, что никто даже не мечтал о дополнительной порции праздничного пирога. Девочки спели для всех, а Нико развлек Карло многословным и обстоятельным повествованием о том, как волхвы в давние времена явились к Бефане. Потом настало время идти в деревню и любоваться костром, который призван был служить Бефане ориентиром. Джерарди пришли с наступлением сумерек, когда соседи уже собрались на пьяцце, и все ждали, когда последние лучи зимнего солнца угаснут, чтобы ярко вспыхнуло пламя. Груда хвороста поражала размерами – предсказание Карло, днем уверявшего всех, что костер будет величиной с колокольню, почти сбылось. Сейчас мальчик куда-то умчался со своими одноклассниками, в очередной раз пообещав вести себя хорошо, и, конечно же, держаться подальше от огня, и, разумеется, никуда не уходить с пьяццы, чтобы откликнуться, если взрослые его позовут, в любой момент. Альдо тоже присоединился к своим приятелям у входа в остерию. Отец Бернарди положил начало празднованию, благословив собравшихся на пьяцце, но его голос потонул в гомоне толпы. Трое мужчин с факелами в руках выступили вперед, и казалось, будто все до единого, кто был на площади, затаили дыхание, когда пламя, поначалу несмелое, едва занявшееся, вдруг принялось расти, набирая силу и устремляясь к вершине костра. Вокруг Нины люди весело переговаривались и смеялись, Роза и девочки распевали приветственный гимн Бефане. Лишь Нико стоял молча и неподвижно, без тени улыбки на лице. Во всем его облике чувствовалось нервное напряжение – так вела себя Сельва, когда ей приказывали охранять дом. – В чем дело? – тихо спросила Нина. – Наблюдаю за Карло. Боюсь потерять его в толпе. Но Нико нервничал вовсе не поэтому – Карло и не думал теряться, он только что пробежал позади них, а костер был сложен аккуратно и не представлял угрозы. И тут Нина поняла. Четверо немецких солдат стояли на краю пьяццы, перед участком carabinieri. Они непринужденно переговаривались и смеялись, закинув на плечи ружья, и похоже, их нисколько не волновало, что вся деревня нарушает комендантский час.[36] Нина взяла Нико за руку, придвинулась поближе и, привстав на цыпочки, прошептала ему в самое ухо: – Сегодня нам нечего бояться. Они просто смотрят и пытаются забыть о войне. Так же, как и мы.