– Я понимаю, – кивнул Гайслер. – Что ж, можете быть свободны, – произнес Мельников, видя, что претензий к Гайслеру я не имею никаких. Когда мы с подполковником остались вдвоем, он спросил: – Хоть какая-то другая версия у тебя есть? – Не знаю, Андрей, – задумчиво сказала я. – Четко и логично ничего у меня вообще не выстраивается! Думаю, нужно мне все-таки слетать в Германию, поговорить с отцом Ирмы и, может быть, с ее подругой Аделью. – Клиент готов оплатить тебе эту поездку? – поинтересовался Андрей. – Да. – Так чего ты ждешь? – изумился Мельников. – Удивляюсь я тебе, Иванова! Если бы мне кто-то оплатил поездку в Карлсруэ, я бы поехал, не задумываясь! – Так я-то хочу, чтобы от этой поездки был толк, а не просто собираюсь прокатиться в красивые края! К тому же и моему клиенту нужен результат! – Ну послушай, Таня, здесь же тебе все равно нечего больше делать! – убедительно заговорил Мельников. – Ты отработала все возможные направления и не нашла никаких следов! – Нашла! – упрямо повторила я, помахав перед его носом письмом от Альберта. – А ты знаешь, где его искать здесь, в Тарасове? Никто, абсолютно никто не знает никакого Альберта! Даже самые близкие люди этой… как ее… Ирмы Линдгардт! У кого ты раздобудешь информацию? А вот ее отец, может, и в курсе. Она же не сообщила мамочке о своей беседе с папочкой? Значит, не хотела, чтобы мать знала о сути их беседы! Может быть, Ирма твоя прощупывала почву, чтобы потом переехать к отцу на ПМЖ на пару со своим Альбертом! – У меня была такая мысль, – призналась я. – Так что ж ты сидишь?! – всплеснул руками Мельников. – Действуй, Таня! Возвращаясь из УВД от Мельникова, я решила, что сегодня же закажу билет на авиарейс в Германию. Как раз к моему возвращению и квартира моя, наверное, уже будет в порядке. А пока что я вернулась в парк-отель «Богемия», где меня с нетерпением поджидала Людмила. Вкратце изложив ей суть дела, успокоив ее и сказав, что Альберт Гайслер – вовсе не преступник и ей можно не бояться за репутацию отеля, я прошла в свой номер и, стянув джинсы, упала на широкую кровать и закрыла глаза. Сегодня я, конечно, уже никуда не полечу. А вот завтра денек мне предстоит насыщенный: добраться самолетом до Германии, обойти все намеченные адреса, вернуться в аэропорт и отправиться обратно в Россию… Могу и не уложиться в один-то день, придется мне тогда заночевать в Карлсруэ. Ладно, это не так уж и страшно. Хотя, если воспользоваться прямым рейсом, как я и собиралась, вроде бы я вполне укладываюсь в намеченные рамки. Когда у меня имеется четкий план действий, я всегда чувствую себя спокойнее и увереннее. И теперь я ощутила, как мои мысли выстроились в привычном строгом порядке. Я окончательно успокоилась. Я уже приготовилась встать и сложить все необходимые вещи в сумку, как вдруг послышался звонок моего сотового. С удивлением отметив, что номер не определился, я ответила на вызов. И услышала глухой голос, явно измененный до такой степени, что непонятно было, мужчина это говорит или женщина. Неизвестный медленно, с расстановкой, произнес: – А вы знаете, что у Виктора Шмелева есть любовница на работе? Ее зовут Марина Казначеева… * * * Три шага вперед, поворот, три шага в обратном направлении… Я измеряла квадратное пространство номера уже в течение минут пятнадцати, переваривая информацию, только что полученную по телефону. Что сие означает? Кто мне звонил? Кому известен мой номер и кто хочет, чтобы Виктора Шмелева разоблачили? Имеет ли он место, адюльтер господина Шмелева? Главное, что я поняла – эту информацию нельзя оставить непроверенной. А в моих планах уже значилась поездка в Германию. И посему выходило, что тянуть с выяснением новых обстоятельств никак нельзя. Следует немедленно узнать, кто такая эта Марина Казначеева, пообщаться с ней и со знающими ее людьми, с самим Виктором, в конце концов! Может быть, тогда и поездка в Германию не понадобится? Хотя интуитивно я чувствовала, что без нее мне не обойтись. Если бы не заказанные билеты, я бы, возможно, повела себя иначе. Проследила бы за Виктором, установила «жучок» в его телефон, накрыла его, что называется, с поличным. Но у меня не было на это времени и требовалось спешно придумать план, чтобы точно установить: имеется ли любовная связь между Шмелевым и некой Казначеевой или нет. Я вспомнила, что Виктор работает в фирме «Эстамп», они занимаются установкой металлических дверей. Спасибо этому незнакомцу – просветил меня, что Марина Казначеева трудится там же. Другое дело, что рабочий день уже безнадежно закончился и мои шансы встретить Марину Казначееву в «Эстампе» равны нулю. Но все же, это дополнительная информация, и ее необходимо использовать! Я схватила телефонную трубку и набрала номер Мельникова. – Алло, Андрей, ты еще не ушел? – торопливо проговорила я, едва услышала голос подполковника. – Пока нет, – ответил тот. – И не уходи! Андрюша, миленький, выполни еще одну мою просьбу, умоляю! Мне это сегодня нужно, просто позарез, я завтра в Германию улетаю! – Ну хватит причитать, говори, что за просьба! – милостиво произнес Мельников. Было очевидно, что ему очень приятно чувствовать себя значимой персоной, перед которой так расшаркиваются. – Марина Казначеева, – коротко произнесла я. – Фирма «Эстамп». В первую очередь мне нужен ее домашний адрес или хотя бы телефон. Даже за такую минимальную информацию я буду тебе очень благодарна. – Ну… Жди, я перезвоню, – после паузы любезно согласился Мельников, и я запаслась терпением. Уже минут через десять подполковник позвонил мне на сотовый и продиктовал: – Улица Соболева, дом номер сто сорок семь, квартира девяносто восемь. Казначеева Марина Юрьевна, восемьдесят четвертого года рождения, в фирме «Эстамп» работает юристом. – Спасибо, Андрей! – расчувствовавшись, от души поблагодарила я его. – С меня презент! – Ага, магнитик мне из Германии привези, – хмыкнул Мельников. – На холодильник. Счастливого пути, Таня! Предупреждать Марину Казначееву о своем визите я не стала. Во-первых, номера ее телефона у меня все-таки не было. Во-вторых, я не считала, что это будет разумно. Она в любом случае – независимо от того, имеются ли у нее близкие отношения со Шмелевым или нет, – бросится ему звонить. Меня же вполне удовлетворит беседа с нею с глазу на глаз. И железных улик против нее мне не требовалось, важно было понять – любовники они или нет. И даже если Казначеева с пеной у рта примется отрицать подобную связь, я почувствую, врет она или нет. А может быть, все пойдет иначе, и она сразу же признает этот факт. И вообще, заявит, уперев руки в боки, что это ее личное дело – пусть так и будет, пусть! Дальше уж я разберусь, имеет ли этот факт какое-то отношение к исчезновению Ирмы или нет. * * * Марина Казначеева, если и напоминала чем-то Ирму Линдгардт внешне, так разве что светлым оттенком волос. В остальном же это была совершенно другая женщина. Фигура более округлая, формы изящные, лицо миловидное, и во всем ее облике проглядывала женственность, которая у худощавой угловатой Ирмы отсутствовала напрочь. Она молча слушала меня через домофонную трубку, когда я пыталась ей объяснить, что пришла по поручению ее шефа, Виктора Шмелева. Потом – так же молча – она нажала на кнопку, и я вошла в подъезд. Она встретила меня в дверном проеме и тихим голосом предупредила: – Только потише, пожалуйста, дочка уже спит. – Хорошо, я поняла, – шепотом ответила я, разуваясь и проходя в квартиру. Марина провела меня в кухню и плотно прикрыла дверь. Жестом пригласила присесть, сама устроилась так, чтобы видеть мое лицо, и, сложив руки на груди, вопросительно уставилась на меня, ожидая, что я заговорю первой. Я изучающе смотрела на нее, думая, с чего бы начать беседу. Марина смутилась под моим взглядом, заправила волнистые пряди волос за уши и немного нервно спросила: – Так что Виктор просил вас передать мне? И почему он не позвонил сам? – Марина, я вынуждена признаться, что обманула вас, – прямо заявила я, и Казначеева чуть приподняла свои красивые темно-серые брови. – Виктор не уполномочивал меня беседовать с вами, это моя собственная инициатива. Дело в том, что я – частный детектив и занимаюсь расследованием обстоятельств исчезновения его жены. Вы в курсе, что она куда-то пропала? – Да, конечно, – подтвердила Марина. – У нас на работе все об этом знают. И по самому Виктору видно, что у него большие неприятности. Он похудел, осунулся, ходит сам не свой, все у него из рук валится. Я даже боюсь, как бы он не заболел. Я внимательно посмотрела на девушку и негромко спросила: – Марина, скажите, вам нравится Виктор Шмелев? Марина вспыхнула, поняв смысл моего вопроса. Она даже поднялась с места, отошла к раковине и принялась тщательно отмывать одну-единственную чашку, стоявшую в мойке. Вдруг она резко повернулась ко мне, вытерла руки полотенцем и прямо ответила: – Да! Слабый, едва уловимый вызов слышался в ее ответе, но недоброжелательности или злобы я не уловила. – Спасибо за откровенность, – медленно сказала я. – И уж простите меня еще за один вопрос на личную тему. Между вами существуют близкие отношения? Разумеется, вы можете не отвечать, я вас просто прошу – скажите мне об этом откровенно, – подчеркнула я. Марина слегка прищурилась и спросила: – А почему вы об этом подумали? – До меня дошла кое-какая информация, – уклончиво ответила я. – А-а-а, – понимающе протянула Марина и улыбнулась. – Что ж, я вынуждена вас разочаровать. Я и сама была бы рада, если бы у нас имелись, как вы говорите, близкие отношения. Но, увы, Виктор совершенно не воспринимает меня как женщину. Что же касается информации, – она усмехнулась, – то далеко не всем слухам можно доверять! У меня тоже вначале сложилось превратное впечатление о семейной ситуации Виктора. И вот я попала в эту ловушку, а теперь мне сложно из нее выбраться. Я и сама это чувствую. Так что не стоит доверять непроверенным данным. – Вот я и пришла их проверить, – пояснила я. – И пришла совсем не как ваш враг. Если вы будете и дальше так же откровенны со мной, это поможет мне во многом разобраться. Вероятно, это и вам тоже поможет – вы оцените эту ситуацию как-то иначе, с позиций реальности. – Что ж, я расскажу, – как-то равнодушно пожала плечами Марина. – Иначе вам, не дай бог, наговорят еще такую ерунду! Все равно уже ничего не будет… * * * Марина Казначеева выросла в неполной семье. Отец девочки умер, когда ей было всего три годика, и мать воспитывала ее фактически в одиночку. Мать была человеком мягким, добрым, с сильно выраженным чувством справедливости. Именно в таких же традициях она воспитывала и свою дочь. И Марина охотно откликалась на те идеалы, что прививала ей мать, впитывала их и развивала в своей душе. Она и внешне выросла очень похожей на маму – такой же русоволосой, голубоглазой и очень женственной. Ее не называли красавицей, не ахали, увидев ее, и не оборачивались ей вслед. Но стоило познакомиться с Мариной поближе, как любому становилось ясно, что она и не нуждается в подчеркнутой яркости. У нее было то, чего не приобретешь с помощью никаких пластических операций и косметических средств – обаяние. К сожалению, существенным недостатком ее воспитания явилась некая наивность, идеализация житейских процессов. К людям Марина относилась с любовью и абсолютно всех считала хорошими. Если же она видела проявления человеческих недостатков, то этих людей она воспринимала как больных, которых нужно лечить. И она нянчилась с ними, возилась, тратила время на тех, для кого, в сущности, не стоило этого делать, и зачастую приносила себя им в жертву. Она вообще была склонна к самопожертвованию.