Он вынул из шкафа рубаху, бросил на кровать. – Не проще, – отрезал Макар. – И не переодевайся, у тебя еще одно дело. – Какое? – Мансуров занимался в спортивном клубе, называется «Русич». Если кого-то из нас двоих и отправлять на встречу с его тренером, то тебя. – Какой вид спорта? – Вольная борьба. Бабкин протяжно свистнул. – Ты знаешь, что секции такого рода были кузницей кадров для криминального мира? Если тренер сохранил хорошие отношения с Мансуровым, первое, что он сделает, – это позвонит ему сразу, как только за мной закроется дверь. Нужно придумать более-менее убедительное объяснение моему интересу. – Или не нужно. – Макар легко вскочил с кровати. – Пусть Мансуров знает, что мы копаемся в прошлом. Вдруг это продлит жизнь его супруге… «Как продлило Бережковой?» – мысленно спросил Сергей. Но ничего не сказал. 4 Щедровск Лето 2004 Бам! Бам! Бам! Они переместились на площадку за гаражами, когда соседка крикнула с балкона, что ей мешает стук мяча. Дидовец и Макс только фыркнули в ответ, но Шаповалов настоял на том, чтобы уйти. – Что вам, жалко, что ли? – удивленно спросил он. – У нее вообще-то ребенок грудной. Илья всегда обо всех все знал. Кто родил, у кого болеет мать, кто подобрал щенка, а у кого младшая дочь пойдет осенью в школу. Он не прикладывал для этого ни малейших усилий. Макс никогда не мог этого понять. Все тетки старше тридцати казались ему на одно лицо. А если еще и дети… Черт, да он с двадцати шагов не различит, кто там мяукает на балконе, младенец или котенок. И еще Шаповалов умел смотреть так, что тебе становилось неловко. Вот как сейчас, когда он спросил: «Что вам, жалко, что ли?», и Дидовец с Максом немедленно ощутили себя свиньями. В самом деле, какая разница, где пинать мячик… – Пас! – Отбиваю! За гаражами было даже лучше. Теплое дыхание летнего вечера, сумерки в одном шаге от города… Дидовец носился так, что майка пропотела насквозь. – Петька, тебе бы схуднуть малость. Дидовец изобразил танец живота, и Максим от хохота повалился на траву. – Ну, Петька, ты комик! – Зовите меня комедиантом, – потребовал Дидовец. – Илюха, слыхал, что он хочет? Шаповалов, улыбнувшись, подбросил мяч. – В средневековой Европе комедиантами называли бродячих артистов. Петь, ты уверен, что готов бродяжничать? – Если мне обеспечат шестиразовое питание… – начал Дидовец. И замолчал, когда над гаражами выросла фигура. Незнакомый парень легко прыгнул на забор и уселся, болтая ногами. – Эй! В игру примете? Дидовец и Максим непроизвольно обернулись к Илье. – Даже не нужно спрашивать, кто тут босс, – усмехнулся парень. Илья молча смотрел на него. «Пусть идет к черту», – вдруг отчетливо сказал кто-то совсем рядом, так явственно, что он даже коротко глянул вбок, хоть и знал, что никого там не увидит. Он мысленно поискал, к чему придраться. Пацан как пацан: спортивные штаны, футболка навыпуск, коротко стриженная башка. Крепкий, ловкий – вон как перемахнул с крыши гаража на ограду. – Игры нет, – сказал он, – так, развлекаемся. Эту нейтральную фразу гость воспринял как одобрение и спрыгнул на траву. Спустя мгновение выпрямился – Илья оценил, как легко и упруго он двигается, – и протянул руку, здороваясь. – Антон! – Илья. Дидовец подкатился, сам похожий на мяч, и вытер ладонь об штаны. – Здорово! Хвататься за руки не будем, я мокрый как мышь. Эти двое меня загоняли. Макс, со своей неизменной спокойной полуулыбкой, подошел, дружелюбно рассматривая новичка. – Я – Максим. Белоусов. – Антон. – Тот улыбнулся в ответ. – Бежал с тренировки, слышу – мячом стучат. Честно говоря, зависть взяла! Сто лет не играл. – А сам чем занимаешься? Илья, стараясь подавить непонятно откуда взявшуюся враждебность, слушал нового знакомого, про себя отмечая, что на Дидовца и Макса тот производит гипнотическое воздействие. Оба забыли о мяче и жадно слушали его историю о жизни в детдоме. – У меня тоже матери нет, – сочувственно сказал Петька. – И у Макса. Собратья по несчастью… – Ты-то дома живешь, собрат, – хмыкнул Белоусов. – И мать у тебя есть, просто уехала. А человека в учреждение запихали и держат… – Да нет, там неплохо. – Мансуров улыбнулся. – Только кормят дерьмово. Но мне тренер выбил талоны на питание, так что жить можно. Слушайте, а приходите к нам! Гуляев – отличный мужик! Будет всем только рад. Зал в мае отремонтировали, душевые сделали… Там круто. Ну что, придете? Позже Мансуров проговорился, что наблюдал за ними пару недель, прежде чем объявиться. «Странно, – подумал тогда Дидовец, – как это мы ни разу его не заметили, но, с другой стороны, никто из нас головой по сторонам не крутил, все были слишком заняты дуракавалянием. А может, Антон соврал. Он иногда врал без всякой видимой пользы и смысла». – Придем, – сказал Белоусов. – Правда же, Илюха? Придем? И Шаповалову ничего не оставалось, как кивнуть. Видимо, Антон поговорил с тренером насчет новых приятелей, потому что встретили их тепло. Дидовец, поначалу стушевавшийся, быстро убедился, что никто не станет шутить над его весом. Какой-то мускулистый дядька, делавший в стороне растяжку, проходя мимо, одобрительно кивнул и бросил: «Молодец, парень!», – как будто Петька лично его, мускулистого, осчастливил своим присутствием. – Антон, встань с Котовым! – крикнул тренер. – Ребята, давайте начнем с разминки. Запоминайте: тренировки без хорошей разминки не бывает… 5 Лето всегда вечно. Две тысячи четвертый год не был исключением. Они встречались утром, днями напролет болтались по городу, а вечером, когда спадала жара, гоняли мяч во дворе. Лето бесконечно, и ничего не меняется: тебе пятнадцать и всегда будет пятнадцать, улица пахнет асфальтом и бензином, мама развешивает белье на балконе, соседская старуха бросает голубям пшено на канализационный люк и медленно поворачивает черепашью голову вслед длинноногой девчонке в коротких шортах. С появлением Мансурова, казалось, мало что изменилось. Три раза в неделю они, толкаясь и гогоча, вваливались в раздевалку и дружно здоровались с тренером. Три раза в неделю после тренировки Антон отправлялся с ними, куда бы они ни шли. Он был ненавязчив и легок на подъем. С ним всегда было интересно. Его опыт в корне отличался от их собственного, но он никогда этого не подчеркивал. – Почему тебя свободно отпускают? – спросил однажды Петька. – Я думал, у вас там армейские порядки. Мансуров усмехнулся. – Гусыня меня любит. Это наша заведующая. И потом, не забывай: я же восходящая спортивная звезда! – Может, она рада от тебя избавиться? – шутливо бросил Белоусов.