— О! — обернулся к нему первый, — Йоргенов сын? — Что-то не припомню я у Йоргена сына Асгейра, — проговорил второй. — Я Асгейр Брансон, сын Брана Ойстенсона по прозвищу Щитоносец. — проговорил, стараясь чтоб мои слова выглядели как можно весомее, — Йорген, мой дядя. Я живу у него потому, что кто-то убил всю мою семью, и сам я, еле выжил во время нападения. Мой отец, в прошлом хирдман ярла Рагнара, ловил рыбу. Теперь я ловлю рыбу, ибо отец научил меня ремеслу морской рыбалки. Вот это, — я показал рукой на корзину, — тот товар, который я принес на продажу. Я не смог принести все, ибо орк, какой бы он не был здоровый, не утащит столько рыбы, сколько я выловил на несколько дней в море. Но вы можете заценить мой товар, убедиться в его качестве, и если оно вам подходит, мы обсудим, как мне доставить рыбу вам домой. Несколько мгновений в доме стояла тишина. Только сейчас я обратил внимание, что все работы с шерстью смещены в дальний угол, чтоб не мешать серьезным мужским разговорам. — Хорошо сказано, Асгейр Брансон, — уважительно кивнул тот, кто выглядел постарше, рыжий, — я, Асбьёрн Гудисон, орки иногда меня зовут «Рыжий», но ты называй меня Асбьёрн. Мой одаль находится к востоку от одаля моего друга Гунара, так что рыба не частый гость у меня на столе, тем более морская. Показывай свой товар. — А я, Грегер Кнудсон, — представился «молодой», — мой одаль тоже находится далеко от моря, и с реками мне повезло еще меньше. Давай посмотрим, так ли хорош твой товар, как хорошо говоришь ты. Я, сдерживаясь чтоб не закряхтеть взвалил корзину на стол. Снял крышку, разворошил крапивные листья. Собственно говоря, поскольку это не была свежая рыба, листья были больше нужны чтоб не пачкать одежду. Итак одну рубашку можно было выбрасывать. — Гунар, — попросил я, — не был бы ты так любезен дать нам тарелку. Я хочу чтоб уважаемые бонды попробовали мой товар. Почти незаметно появилась Келда, и на столе перед нами встало широкое керамическое блюдо. — Я предлагаю рыбу холодного копчения. Она более вкусная и питательная, чем сушеная, а храниться будет не меньше, потому что я не жалел соли, и дольше выдерживал ее в коптильне. Мужики заинтересованно потянулись к угощению. Откуда ни возьмись появился кувшин с пивом. — О-о! Гунар! — заговорили оба в голос, — ты совершенно прав, такую рыбу без пива есть злейший грех! Смолотили пару крупных рыбех, которые я специально приготовил сверху. Выбирал из не самых соленых, чтоб лучше чувствовался вкус. Сам тоже не отказался, сказывалась дальняя дорога с не самой легкой поклажей. — Ну что тебе сказать, Асгейр Брансон, — заметил Асбьёрн, отваливаясь от стола, — у тебя достойная рыба. Давно я не едал такой вкуснятины. Скажи, а все-таки долго она будет храниться? Сам понимаешь, нам нужен запас на зиму. К этому вопросу я готовился, и даже консультировался с многоопытным Фроди. Действительно, что я мог знать о хранении продуктов без вакуумной упаковки и без холодильника. — При такой температуре как сейчас, если убрать в темное место, и как следует накрыть, не меньше двух месяцев. Но через месяц будет еще холоднее, а там уже и снег выпадет. Так что до весны, я думаю, рыба сохраниться. Мужики переглянулись, согласно покивали. Настал черед самого главного вопроса. — И сколько ты хочешь, за свою рыбу? — Как я и говорил Гунару, — начал я заранее отрепетированную речь, — дешево не продам. Имейте в виду, что это рыба — морская, а нигде по близости кроме Борга вы такой не купите. Эта же, считайте сама пришла к вам. Кроме того, это свежая рыба. Три дня назад она еще плавала в море и нагуливала бока, а сейчас — лежит перед вами на столе. Ну и, кроме того, эта рыба — холодного копчения. Поэтому я считаю цену двадцать пеннингов за дюжину — справедливой. Мужики снова переглянулись — Сколько тебе лет, Асгейр Брансон? — спросил меня Асбьёрн, подпирая голову кулаком, — Ты говоришь как взрослый мужчина — Быстро взрослеешь, когда остаешься без родителей. Некому теперь мне сопли утирать, надо самому крутиться. — Это действительно не дешево, — взял слово Грегер, — но и твое предложение выглядит справедливым. Ты дашь нам время подумать? Думайте, думайте уже! Мысленно стал я поторапливать мужиков. Черт, не перегнул ли я палку, заломив двадцатку?! Может прав был Фроди, не надо подниматься выше восемнадцати? — Хорошо, — степенно кивнул я, — замечу только, что двадцать, это за вот эту рыбу, и ту, которую я доставлю вам прямо домой. Но как вы видите, много я один не принесу. Если же вы приедете ко мне, то цена будет восемнадцать. Новые переглядки. — Я думаю, что возьму сейчас некоторое количество твоей рыбы, а потом пришлю к тебе своего работника, — важно сказал Грегер. — Да, я тоже так считаю. Если цена будет восемнадцать, я, пожалуй, тоже кого-нибудь пришлю к тебе. Где тебя искать? — Я живу на пастбище у дяди, вместе с Фроди, пастухом. — А! Мы знаем Фроди! — Это хорошо, — продолжая выдерживать степенную морду кивнул я, — я хочу предупредить, что завтра уезжаю в Борг. Йорген попросил сопроводить его. Но Фроди в курсе моих дел, и я доверяю ему отпускать мой товар. Кроме того, я знаю, что у вас, уважаемые бонды, после ярмарки почти нет на руках серебра. У меня есть список того, что мне нужно, поэтому мы можем поменяться. Ночевать я снова остался у Гунара. Оба бонда, довольные, увозили с собой всю мою рыбу. Немного еще купила Келда. Впрочем, я ей подкинул и сверху, как подарок. Еще штучки три я выкатил на вечерний стол. Гунар расщедрился на пиво, в общем — хорошо посидели. Ночью как обычно в моей постели оказалась Гретта, надеюсь мы не слишком шумели. А с утра я бодрой рысью налегке рванул к Фроди, чтоб переодеться, умыться, и двинуть дальше, в усадьбу дяди, где меня уже должны были ждать. Глава 23 Снова я в дороге, под ногами чавкает грязь, сверху не прекращаясь льет дождь… И хорошо, что сейчас он просто моросит, вчера после обеда вдарил такой ливень, что пришлось останавливаться, и пытаться укрыться под ближайшими деревьями. Мы опять тащимся в Борг. Йорген, Сигмунд, и Фритьеф трусят туда верхом чтоб выправить будущему форингу достойную его кольчугу и шлем, а потом наведаться на верфь и узнать, как идут дела по закладке будущего корабля. Кстати, если бы не договоренности с корабельщиком, вряд ли кто-то потащился бы по такой дороге. Калле шлепает рядом потому, что ему все это жутко интересно и он конечно напросился. Я и Хрут пешкодралим в Борг за инструментами, нужна соль, нужны еще какие-то мелочи, не закупленные в прошлый раз. Идет уже второй день пути, и чует мое сердце, за три дня можем не добраться: лошади еле переставляют копыта, да и остановки приходится делать чаще, пытаясь обсушиться возле костра. Нудная дорога наконец остудила мой торговый энтузиазм, хорошую толику которого я хапнул напоследок в усадьбе Гунара. А давай-ка посчитаем Гера, сколько ты там заработал, за четыре дня рыбалки плюс полдня на реализацию добычи. Тогда с собой у меня оказалось чуть больше пяти дюжин до сих пор неизвестной мне рыбы. Чем-то напоминала она селедку, а впрочем, я не рыбак и не рыбовед. Какая разница? Съедобная? Покупают? И слава богу! Формально, по моим расценкам пять дюжин это ровно сто пеннингов, все что сверху я или кинул на общий стол, или презентовал Келде, или скормил на дегустации, спишем на представительские. Плюс дома наверно еще три раза по столько, с учетом озвученной скидки набегает двести семьдесят пеннингов. В сумме триста шестьдесят, то есть полторы марки серебром! О да, я богач! Могу себе позволить купить три коровы, всего за четыре дня работы. Конечно, получил я всего пятьдесят пеннингов наликом, и то, потому что мужики, положившись на гарантии Гунара в моей добропорядочности, расплатились вперед, с уговором что я передам Фроди все схемы взаиморасчетов. На мое удивление старый пастух легко запомнил кому за что я должен и сколько. Остальное пошло по бартеру: пара рубах из тонкого, но при этом очень плотного сукна, не чета тем, которыми снабдили меня Йоргеновые домочадцы. Скорее всего Инга. Еще одна, хоть и не расшитая узорами, но прочная и очень толстая туника, под начинающиеся холода самое то. Выторговал я и понравившийся мне кожаный кошель под всякую мелочь, висящий сейчас на паре кожаных же шнурков на моем новом поясе из двойной кожи. Как выяснилось, здесь еще не умели делать изделия из толстой кожи, поэтому при необходимости сворачивали ее вдвое и прошивли. Ну да, ну да, это я понял еще давно, по подошвам ботинок. Сейчас уже более-менее привык, но первое время было полное ощущение что иду босиком. На этом же поясе висел оставшийся от отца сакс. С ним, кстати, вышла еще хохма. Его я подвесил по примеру Хельми, Фроди и Колля — под левую руку. И только потом обратил внимание, что вообще-то и Гунар и многие его работники, и Йорген с сыновьями саксы носят под правую. Хм… Кроме того, подогнали мне и отрез холстины, метра полтора квадратных, из которой я уже откромсал себе кусок на бандану — задрали меня длинные волосы. Конечно, «у себя» я тоже не стригся под модный «ноль», но и обросшим «пуделем» не ходил. Аккуратный недлинный проборчик. Здесь же у меня были волосы до плеч, и возни доставляли… много. Мне, как неженатому можно было ходить с непокрытой головой (шапку я и «там» не носил, предпочитал капюшоны), но ухоженность волос для местных просто пунктик. Короче, плюнув на все, я смастерил себе бандану, повязал на пиратский манер, и теперь щеголял, ловя удивленные, а иногда и завистливые взгляды. В общем, расторговался я неплохо, на первый взгляд, и впереди меня должно ждать радужное будущее, но… Теперь начинаем «урезать осетра». Во-первых, я не учитываю стоимость соли, пошедшей на засолку, а она как я выяснил здесь дорогая. Во-вторых, логистика. Пока она вся, у меня на горбу. Сколько я могу утащить за раз, уже знаю. Но если дело пойдет и дальше — половину времени у меня будет съедать доставка товара заказчику. И что, покупать лошадь и тележку? А по зиме санки? Коняка здесь стоит целых шестнадцать марок! Ну хорошо, возможно для моих целей подойдет и какая-нибудь уценка, типа «битый, крашеный». Но блин, это все равно как минимум от двенадцати до четырнадцати марок! Да мне на него полгода пахать! В смысле — ловить-продавать! Но и это полбеды, ибо как только я обзаведусь лошадью, для вылазок в глубину острова, я попадаю на еще одну статью расходов: эта тварь жрет, как не в себя. То есть вместе с лошадью я покупаю себе необходимость запасать для нее корм. А своего луга у меня нет, тут все клочки с травой расписаны. Даже если я нарою где-то личный луг, придется косить, сушить сено, где-то складировать… О мама-мия! Короче — гемор. И это — не все! В-третьих, по здравому размышлению ближайший ко мне «рынок» довольно скоро насытится. И дело не в том, сколько я смогу выловить и засолить, закоптить. И даже не в том, сколько надо рыбы ближним ко мне одальбондам. Дело в их возможности закупать у меня рыбу! У них просто не будет денег, или других средств расплатиться со мной, взять то они взяли бы много. Всё бы взяли, но за так! То есть? То есть чтоб сбывать товар уже очень скоро мне придется двигать в глубь острова. А значит — смотри выше про конягу. Финиш! В общем, я решился. На третий день с утра и погодка вроде наладилась, солнца хоть не было, но лить перестало. Правда ветер поднялся. — Поговорить надо, — подошел я к Йоргену, когда тот седлал свою лошадь после ночлега. Видимо для него я все еще был тем же непонятным и взбалмошным «бедным родственником», который и в семью не вписывается, и выбросить на мороз совесть мешает. — Чего тебе, Асгейр? Поймал на себе пренебрежительный взгляд Сигмунда, типа «папа, ну чё ты с ним возишься?». Калле по близости не было, а вот Фритьеф, успевший хоть немного, но увидеть меня нового, посмотрел по-другому. Нормально так посмотрел, задумчиво. Кстати, именно он заметил, что «бедный родственник» вернулся с выселок прибарахлившимся. Остальным кажется на меня было настолько пофиг, что даже явись я в туркменском малахае и халате никто бы и не заметил. Извиняет их только то, что явился я уже после заката, а рано с утра мы уже выдвинулись. Что, однако Фритьефу не помешало окинуть меня внимательным взглядом, фиксируя «обновки». — Разговор не быстрый. — предупредил я Йоргена, — Дело в том, дядя, — я специально подчеркнул последнее слово, — что я начал ловить рыбу. Да-да, — увидев его заинтересованный взгляд подтвердил я, — хорошую, морскую рыбу. То, с чем не справился твой средненький, угробив при этом и лодку моего отца и твоего работника. — Хм, — промычал дядя, — и где ты ее ловишь? И как? — Ну это же просто, дядя, — добавил я ироничности в голос, — раз рыба морская, то значит и ловлю я ее в море. То есть во фьорде. А как? — специально выдержал паузу, глядя родственничку прямо в глаза, — тебя это волновать не должно. — Ну, — раздалось то ли вопросительное, толи нейтральное мычание. — Что ну, дядя? Если это вопрос, то вот мой ответ. Я тут подумал, — я опять подержал паузу, театрально озирая окрестности, — мы же семья! — надо было еще хлопнуть его, по плечу. Но решил не переигрывать, — Вы, почитай это всё, что у меня осталось! К тому же, делитесь со мной… кровом… едой… одеждой… — паузы в словах были преднамеренные, на словах про одежду Йорген все ж выцепил взглядом ворот новой рубахи, и новую тунику на мне, правда под старым плащом. — Наверно надо и мне поделиться с вами… моей рыбой. Я пристально глянул ему прямо в глаза. Дядя завис тяжкой глыбой, держась одной рукой за седло. — Поделиться говоришь? — наконец отвис глава семейства, — Мы тебя содержим, мальчик, не забывай это! А значит вся рыба, выловленная на наших рыбных промыслах тобой, принадлежит нашей семье. К этому повороту разговора я и готовился. Правда поворот про «наши рыбные промыслы»… Блин, даже смешно — С хера ли, дядя? Ты там не слишком… Как это? — чуть не ляпнул «по-русски», — мно-го ку-шать? — на манер иностранного акцента артистки из одной старой, но очень смешной комедии изобразил я, и тут же жестко пояснил, — зажрался! — Да как ты… — зарычал тот — Нормально, дядя, нормально. Как мне с тобой разговаривать? Я что, твой работник? Ты мне даже жалование не платишь! — Я тебя содержу! — Ох, ёп-те! Содержит он! Хожу в обносках, сплавили на дальний кордон, — так и сказал: «кордон», — кинули с собой пару старых рубашек да штаны залатанные и сиди там, не отсвечивай! Да у нормального хозяина рабы лучше одеваются, а я все-таки твой племянник! На счет рабов я, конечно, перегнул, но Йорген повелся. Видимо где-то в душе совесть его погладывала.