Гетти вздохнул и высморкался в тканевый носовой платок, коим минуту назад вытирал пот. Клос поморщился. – И чем ты здесь занимаешься? Что изобретаешь? – мальчик был очень любопытным: он пытался приоткрыть каждую крышечку, заглянуть в каждый, даже самый малюсенький, горшочек. Повсюду были разбросаны металлические вёдра с дырочками, колбочки и стеклянные пробирки. Клепсидры и песочные часы всех возможных размеров непрерывно отсчитывали время, и Гетти временами подбегал к ним, переворачивал или доливал воду. Под потолком раскачивались необычные механизмы, предназначения которых мальчик не мог понять, а его босоногий знакомый, казалось, сам был элементом этих механизмов. – Разные вещи, друг мой. Раньше в основном извлекал золото и серебро, но потом мсье Ле-Грант запретил это делать. Теперь придумываю оружие для корабля Капитана Барта и лекарства, чтобы потом лечить тех, кто от него пострадал, – он вздохнул и посмотрел куда-то вдаль. – В гостиницу попадают интересные люди, а вместе с ними интересные истории. Они рассказывают мне обо всяких вещах, которые я затем придумываю. – Зачем же придумывать то, что уже и так есть? – удивился мальчик. – Друг мой, придумать то, чего нет, довольно легко, а вот придумать то, что уже есть, поверь мне, действительно сложная задача! – А это что такое? Ай! – Мальчик побежал к очередным горшочкам, но по пути больно споткнулся обо что-то и растянулся на полу. Потирая ушибленный палец, он наблюдал, как изобретатель с трудом поднимает с пола две металлические полусферы, соединённые цепью. – Это книппель, цепной. Аккуратнее, я не очень жалую порядок, помещение маленькое, здесь слегка тесновато. Книппель вылетает из пушки, летит и крутится вот так, – Гетти покрутил пальцем вокруг оси, – цепляется за рангоуты и при удачном попадании уничтожает их вместе с парусами. Весьма действенная штука! Когда-то у меня был помощник, ростом примерно с тебя, хоть и гораздо старше. Я ласково называл его Маленький Рено, мы с ним много всяких вещей придумывали. Потом Барт забрал его с собой, и с тех пор я его больше не видел. – Гетти подал Клосу руку и помог подняться. – Кстати, с тех самых пор у меня здесь не было помощников: постояльцы не жалуют местный запах, а ещё говорят, что я слишком скучный. – Скучный? Да ты самый весёлый парень во всей этой гостинице! Посмотри, сколько у тебя всяких интересных вещей! Клепсидру с колоколом наверняка ведь ты смастерил? Гетти задумался. – Нет, насколько я помню, клепсидра была здесь до меня. Когда я приплыл сюда на своём роскошном судне, она уже была здесь. Да-да! Вспомнил! Башня была не такой большой, и я видел её на крыше! – он вдруг помрачнел, – А потом я встретился с Бартом. На моё несчастье, в момент моего прибытия он со своим новым кораблём и командой как раз покидал верфь и решил проверить огневую мощь своего корабля. Помню, мы заходили против садящегося солнца, которое заслонила тень его корабля, потом раздался выстрел пушек, и одно из ядер угодило прямо в наши пороховые запасы. Какое чудовищное невезение! Больше я не помню ничего про тот день. Проклятый Тромблон! – Он погрозил кулаком куда-то в пустоту и снова сник. – Хотя ничего теперь уже не поделаешь. Всё так, как должно быть. – Гетти, ты был капитаном целого корабля, вот здорово! – Да, был… вроде бы. Но уже так давно, друг мой, что даже мне самому это кажется сном. Клосу стало жаль Гетти, и он решил поскорее сменить тему. Со всеми окружающими предметами у изобретателя были связаны какие-то трагичные истории, поэтому мальчик решил задать ему вопрос, который не имел отношения к изобретениям, но вместе с тем не давал покоя с первого дня прибытия в гостиницу. – Гетти, мой друг, наверняка ты самый умный из всех жителей гостиницы! Ты очень давно живёшь здесь, так? Скажи, как устроен мир? Откуда берутся люди в гостинице? Насколько высока башня и как глубоко она уходит под воду? Откуда берутся солнце, луна и звёзды по ночам..? – Постой, постой, Клос, не торопись. Такие вопросы нечасто звучат в этих стенах, и мне, признаюсь, приятно время от времени поговорить о таких вещах, хотя бы с кем-то. С кем-то, кто заботится не только о том, как первым попасть утром в очередь и получить работу полегче и повыгоднее, а потом, на вырученные деньги, переехать повыше. Подожди, я поставлю чайник ради такого случая. – Он снял деревянной рогатиной верхний глиняный горшок и поставил его прямо на пол, а на его место водрузил металлический эмалированный чайник с носиком. От высокой температуры вода в чайнике мгновенно закипела, Гетти заварил две чашки ароматного напитка. Чай это или какая-то другая трава, было неважно. Они сидели друг напротив друга в старинных дырявых креслах, отломанные ножки которых подпирали стопки таких же старинных книг. Две заблудшие, талантливые души дули на горячий чай, аромат которого заглушал резкий запах испарений лаборатории. – Я расскажу тебе всё, как сам вижу. А я не всё, что вижу, принимаю за истину, – Гетти отхлебнул чаю и улыбнулся, – я много читал и много слушал, а мир видится мне так. Подай-ка сюда свою маску, друг мой, на ней всё нарисовано. Вот здесь, внизу, где синяя полоса, находится Майна – события, которые были; вот тут, наверху, где голубая, находится Вира – события, которые будут. А сама башня, чёрная линия в середине, – это события, которые есть, идут прямо сейчас. Мы не можем спуститься в прошлое: там всё уже заполнено мутной водой, и чем глубже, тем мутнее. Но в будущее тоже заглянуть не можем, так как башня ещё недостаточно высокая, поэтому нам остаются только сама башня и события, которые в ней происходят. Мы пришли снизу и идём наверх, таков закон нашего бытия. – А что по сторонам? Куда тогда плавает Барт? – По сторонам, кольцом, тянется неприступная стена огромной высоты – не такой, конечно, как башня, но тоже довольно высокая. Там же, прямо внутри этой стены, находится Чёрный Форт, который невозможно сокрушить. Мы вроде как в стакане находимся. – А за стеной что? Барт говорил, что там земли, я тоже в это верю! – А за стеной для нас ничего нет, потому что стену преодолеть невозможно. Поэтому, есть там что-то или нет, совершенно неважно. Нет такого корабля, который мог бы плыть по воздуху. Соответственно, и думать о том, что невозможно, не имеет никакого смысла. Клоса осенило. – Слушай, Гетти, а что, если был бы такой корабль? Как думаешь, мы смогли бы его построить? Изобретатель на этот раз глубоко задумался. Он несколько раз медленно обвёл взглядом зал и трижды отхлебнул чай, прежде чем ответил. – Тогда, пожалуй, да, мы придумали бы для себя новые возможности. В этом и суть идей – делать невозможное возможным. Только придумать такой корабль очень сложно. Я много раз слышал о таком, но ни разу не видел. – Куда же собираются плыть люди, когда станут свободными, если всюду вода и все об этом знают? – не унимался Клос. – В том то и дело, что плыть на самом деле никто никуда не собирается. Все только говорят об этом, это что-то… что-то вроде интересных рассказов, чтобы самих себя развлекать. Если говорить всем, что работаешь, чтобы перебраться повыше, значит, ты вроде как хочешь быть лучше других – этого никто не любит. А если делать всё то же самое, но говорить при этом, что работаешь ради свободы, то всё в порядке. Клос задумался. – Хорошо, а откуда взялись солнце и луна на небе? Откуда приплывают люди на кораблях, если вокруг сплошная стена? Клоса забавляли рассуждения Гетти. Он понимал, что мир устроен совсем не так, но расстраивать своего друга ему не хотелось. Однако изобретатель с лёгкостью ответил и на эти вопросы. – Светила? Тут почти то же самое, что с кораблём и стеной. Есть тот, кто думает это всё, и мысли эти настолько сильны, что начинают думать сами себя, а те, в свою очередь, себя, и так до бесконечности. Чем проще предмет, тем проще его придумать, всё логично. – Подожди, но мы ведь никого не думаем! – Как никого? – Гетти махнул рукой в сторону одного из столов. – Я вот, например, думаю состав нового пороха, ну и ещё множество разных вещей. Кстати, думать иногда недостаточно – нужно ещё и придумывать. А когда придумывание окончено, мы берём материал и делаем всё, что придумали, – всё просто! Придумывать – это самое сложное, а хорошо делать – проще: это дело ремесла и умения. Вот в бане, например, хорошо думают над тем, как сделать посетителей чистыми. Пигль отлично думает над тем, как вкусно нас накормить, ну и так далее. Полагаю, суть ты понял. – Ну хорошо, вот порох и рыбный суп придумать можно, но кто же тогда придумал нас самих? – Хороший вопрос, друг мой, очень правильный! – взмахнул руками Гетти и пролил чай на подлокотник кресла, который и так был настолько желтым, что свежего пятна на нем вовсе не было видно. – Тут начинается самое сложное. Додуматься до того, как придумали тебя самого, сложно, это работает от большего к меньшему, а не наоборот. Вот я, например, придумал порох, как же порох придумает меня? Однако он думает над какими-то своими более мелкими вещами, которые мы, скорее всего, даже понять не сможем. Тем не менее чем ближе к Вире, тем легче думается, поэтому важно строить башню. – Да уж, звучит стройно, только что-то не видно, чтобы все жители гостиницы стремились придумать что-то новенькое! И вообще, чтобы они все верили в то, что ты говоришь. – Клос, друг мой, я ведь с самого начала пояснил тебе, что расскажу только то, что сам вижу. Ты только представь: некоторые жители гостиницы поклоняются стенам и считают их священными! А кто-то пытается проникнуть в подвал, встретиться с Хозяином и рассказать о том, что здесь происходит. Как будто он не знает! Каждый волен думать о чём хочет. А думать о чём хочешь всегда лучше, чем не думать ни о чём. Клос молчал и думал: это был тот самый момент, когда ты можешь спросить что угодно, но в голову ничего не приходит. – А кто такой… Некий? Знаешь, это что-то вроде дыма… – Не продолжай! – перебил его Гетти. – Мы все здесь считаем разговоры об этом… слишком личным. То, как он выглядит, что ты видишь во сне, здесь не принято обсуждать. Если хочешь знать моё мнение, то оно точно не из башни. Из Виры, скорее всего: ему сложно находиться здесь, оно слишком лёгкое для этого, это видно. Оно помогает воплощать наши желания, мечтать, я полагаю. Но я учёный и предпочитаю думать о более… прикладных вещах. Раздался звон маленького колокольчика. Гетти поднялся. – До звона большого колокола остался примерно час, друг мой, тебе уже пора возвращаться назад. Я специально настроил свою маленькую клепсидру, чтобы в случае необходимости, – он хихикнул и пошевелил своими голыми пальцами на ногах, – быть внизу раньше других. – Последний вопрос! – мальчик хотел куда-нибудь поставить чашку, но места не находилось, и он пристроил её туда, где только что сидел. Вопросов было множество, но один волновал его больше других. – Харх как-то сказал мне, что жители гостиницы, как бы это сказать… не могут умереть. Что будет, если гость настолько устанет, что захочет покинуть её, ну… насовсем, понимаешь? Например, заберётся на крышу ночью и… случайно… – Если случайно, то гостя подберут поутру и отправят крутить педали несколько недель за такую оплошность, я как-то это… ну, в общем, провёл такой эксперимент. Но бывали случаи, когда это делалось специально. Такие люди мигом идут ко дну. Однако в Сплошном Море им всё равно нет покоя. Они кружатся, увлекаемые течениями в бесконечном танце вокруг башни, где-то там, внизу. Ну, это я так полагаю, разумеется. Гетти потеребил шляпу, которую не снимал даже в собственном номере. – Признаюсь, – Гетти протянул Клосу коробочку, – ты доставил мне несравнимое удовольствие, заскочив ко мне сегодня. Мсье Ле-Грант иногда преподносит приятные сюрпризы. Я почти всегда нахожусь здесь, только иногда меня за всякого рода провинности отправляют на велосипед. Приняв от меня эту коробочку, ты сокращаешь шансы побывать здесь ещё раз, но, так как ты уже сделал свой выбор, кто я такой, чтобы тебя отговаривать? Только прошу: неси аккуратно и держи её подальше от солнечных лучей. И надень сапоги – простудишься, уверяю, Хозяин гостиницы в такой ранний час крепко спит. В добрый путь! Заходи почаще, друг мой! Клос, запомнив наставление изобретателя, быстро, но аккуратно спускался по лестнице вниз, держа коробочку на вытянутых руках и недоумевая, почему она может быть столь опасна. Два раза он останавливался на пути и боролся с желанием заглянуть внутрь. Он был уверен, что в ней находится что-то очень важное, то, что, возможно, поможет ему сбежать из гостиницы прямо сейчас. Но слово, данное Человечку, и искреннее желание отдыхать в следующие семь дней останавливали его. Он тихонько зашёл в номер, разбудил Лаки с Бароном и помог им устроиться в клетках, предварительно заботливо взбив подстилки. С первым ударом колокола он уже стоял у стола Человечка с коробочкой в руках, а клетки были поставлены по обе стороны от стола. – Нет-нет! – замахал руками Человечек, издали завидев Клоса с коробочкой. – Не хватало ещё в Жалованный День устроить тут переполох! Держи крепче! Ступай за мной! И не подходи ближе чем на двадцать шагов! Беспокойство мсье Ле-Гранта передалось мальчику: коробочка вдруг потяжелела, а ладони взмокли. Держать её стало гораздо сложнее. «Да что же такое в этой коробочке? Беспокойство чужое, а коробочка тяжелеет моя. Осталось совсем чуть-чуть, надо успокоиться». Клос глубоко вдохнул, выдохнул и двинулся вслед за Ле-Грантом. Тот прошествовал к дальнему углу зала, отодвинул одну из белых бархатных штор, за которой обнаружилась небольшая дверка, и поманил мальчика за собой. Клос обернулся – со стороны лестницы уже доносился гул ревущей толпы, наперегонки несущейся вниз. – Ну, чего встал, живее давай! – прошипел Человечек, и Клос поспешил за ним. Они попали на узенький подвесной мостик, по которому можно было пройти только в одиночку, – разойтись вдвоём здесь оказалось бы совершенно невозможно. Далеко внизу шумела вода, а по левую руку, поодаль, Клос заметил скопление лодок и большие железные ворота, через которые он сам впервые попал сюда. «Сколько времени прошло с тех пор? Там ли моя лодка, собранная из шкафа и велосипеда?» Хлипкий мостик раскачивался из стороны в сторону; мальчик вцепился одной рукой в канатный поручень, а другой что было сил удерживал коробочку. Человечек ловко шагал по деревянным ступенькам далеко впереди и уже приближался к противоположной стороне с небольшой аркой, через которую начинал врываться свет восходящего солнца. – Поторопись! – коснувшись твёрдого каменного пола, закричал Человечек. – Жалованный День – один из самых желанных дней для жителей гостиницы, не заставляй наших посетителей ждать! Клос пошёл чуть быстрее, отчего мост закачался, а почувствовав себя увереннее, почти побежал. До конца лестницы оставалось какой-нибудь десяток шагов, когда сапог мальчика соскользнул с дощечки и он чуть было не полетел вниз. Ещё немного – и мост бы совсем перевернулся вверх тормашками, но мсье Ле-Грант своими двумя маленькими ручками удержал его. Клос вцепился свободной рукой в поручень: жёсткая верёвка больно впилась в ладонь – и начал медленно выпрямляться. Коробочка по-прежнему была при нём. – Удержал? Вот и славно! – Человечек отпустил лестницу и как ни в чём не бывало зашагал дальше. – Самое сложное в последних шагах по подвесным лестницам – то, что к ним прибавляются все предыдущие! Они подоспели к арке, разделяющей темноту внутреннего коридора башни и яркий свет деревянного плавучего парапета верфи. Арка была пару метров толщиной, начиналась семью ступенями, уходящими вниз, и заканчивалась семью ступенями, уходящими вверх. Прямо из стен сочилась вода, и невозможно было пройти её, не замочив ноги. – Мсье Ле-Грант! А зачем эти ступени вниз и тут же опять вверх? Ровный пол был бы гораздо удобнее! Человечек был теперь лишь тёмной фигуркой впереди на фоне яркого, нестерпимого для глаз солнца. Клос привык к мрачному, тусклому мерцанию электрических ламп башни и теперь жмурился, едва поспевая за Человечком. На мгновенье у него в памяти мелькнула сцена блинного завтрака – там свет так же раздирал глаза, и отвести их от белоснежной скатерти тоже удавалось не сразу. – Молодой человек… «Ещё чаю?» – улыбнулся мальчик своему сновидению. – …Почему вы всё время задаёте вопросы? Поверьте, вы проведёте здесь достаточно времени, чтобы во всём разобраться самостоятельно, – тон Человечка принял привычные поучительные нотки, и Клос понял, что сейчас тот пустится в объяснения, которые лучше не прерывать. Глаза постепенно привыкали к свету, и сквозь сжимающиеся веки он видел, что они двигались по длинному дощатому причалу верфи, где уже угадывались очертания нового корабля. Можно было только подивиться скорости, с которой местным обитателям удавалось строить такие внушительные корабли. Работников не было на месте: было ещё слишком рано. Мсье Ле-Грант бодро вышагивал впереди, время от времени опираясь на тросточку, а Клос, едва поспевая за ним, спешил в двадцати шагах позади, сжимая коробочку в вытянутых руках и с удовольствием втягивая ноздрями солёный тёплый морской ветер. – Вот представьте себе, молодой человек, в самый первый день мы бы с вами сели за стол, я бы угостил вас чаем и предоставил возможность задавать любые вопросы. И знаете, на большинство из них я бы смог дать действительно исчерпывающие ответы, уж поверьте моему опыту. Только вот какая была бы вам от этого польза? Уверяю, что первой половине ответов вы бы попросту не поверили, а вторую половину вовсе бы не задали. Затем я пустился бы в витиеватые и очень подробные объяснения, которые с вашей стороны вызвали бы ещё большее количество вопросов. Мы бы так и сидели, пока у нас не кончились чай и сладости, но знаете, что самое поразительное? Когда всё было бы выпито и съедено, мы встали из-за стола ничуть не умнее, чем садясь за него. Да ещё вдобавок сочли бы друг друга закоренелыми болванами. Впитывайте как губка жизнь вокруг – не слова. Вы ещё так молоды. – Эй, недотёпа, звуки колокола не слышны на верфи, или ты окончательно уснул?! – мсье Ле-Грант долбил своей хромовой тросточкой о борт корабля, задрав голову кверху. Сверху послышалось кряхтение, что-то упало, и по трапу бросился спускаться тучный усатый моряк в шортах и с повязкой на голове. На последних ступенях он свалился вниз, вскочил и, вытянувшись во весь свой невысокий рост, задрав нос, скосил глаза на мальчика и Человечка. В нос ударил запах рома.