— Просто не упусти свой шанс, — заявил кардинал Роган и указал на дверь. Я миг поколебался, но все же и дальше настаивать на однозначном ответе не стал и выбрался из кареты. Там крутанул на запястье четки, поцеловал святой символ и попросил у небес сил и терпения. А еще — самую малость удачи. И вот с удачей как раз и не сложилось. Уже на подходе к площади Эриха Великолепного я услышал лязг стали и возбужденный гомон толпы, ускорил шаг, а потом и вовсе перешел на бег, но безнадежно опоздал: за время моего отсутствия маэстро Салазар успел ввязаться в дуэль. Его противник — высоченный светловолосый уроженец то ли Айверга, то ли Хомверга уважал императорские уложения о проведении поединков не больше лаварца, эта парочка не удосужилась укрыться от любопытных взглядов в глухом переулке или на монастырских задворках, а устроила развлечение для всего честного люда. Я протолкался через окруживших место схватки зевак и прошипел на ухо Уве, который выступал секундантом Микаэля: — Просил ведь присмотреть за ним! Школяр вздрогнул, но даже не обернулся, напряженно следя за ходом поединка. — А что я мог сделать? Он как с цепи сорвался! У меня вырвался тяжкий вздох. Противник превосходил маэстро Салазара ростом и длиной рук, да еще и орудовал более тяжелой шпагой и легко пресекал все попытки лаварца сократить дистанцию и навязать ближний бой. Но и сам пробиться через искусную защиту моего подручного не мог; Микаэль хоть и не слишком твердо стоял на ногах, но заметно превосходил противника в технике. В итоге дуэлянты ходили кругами и редкими выпадами прощупывали оборону друг друга. Северянин чередовал высокие стойки и прикрывал левый бок кинжалом, маэстро Салазар держал шпагу острием к земле в обманчиво расслабленной руке. Ни тот ни другой не обращали ни малейшего внимания на крики зрителей и были полностью сосредоточены на поединке. Разве что Микаэль действовал как-то слишком уж небрежно, и проявлялась так отнюдь не уверенность в собственных силах, а банальное опьянение. Светловолосый здоровяк неожиданно плавным для его сложения движением сместился вперед, клинки с лязгом соприкоснулись, и сразу перешел в контратаку Микаэль. Сшибка вышла столь яростной и быстрой, что неподготовленный наблюдатель едва ли сумел бы хоть что-нибудь различить, а потом северянин отступил и попятился, по его белой рубахе начало растекаться кровавое пятно — там, где клинок маэстро Салазара рассек плечо. — Дохлого осла уши! — прошипел Микаэль и осел на брусчатку, зажимая порезанное бедро. Выскочившие боковые усы даги позволили ему блокировать шпагу противника и нанести удар, но и тот, в свою очередь, успел зацепить кинжалом ногу бретера чуть выше колена. Маэстро попросту слишком сильно провалился вперед и не успел вовремя отступить. Святые небеса! Еще бы ему успеть! Он и на лестнице в доходном доме упал не из-за столкновения с профессором, а просто оступился. Пьяный болван! — Уве, извозчика! — скомандовал я, опустился рядом с Микаэлем, который зажимал широкий порез над коленом, и прошипел: — Ну ты и осел! — Да это простая царапина! — возмутился тот. — Которая вывела тебя из строя на несколько дней! Маэстро Салазар не нашелся, что на это ответить, лишь скрипнул зубами от боли. Тогда я выудил из саквояжа чистый клочок ткани и наложил на рану повязку. Крупные сосуды оказались не задеты и остановить кровотечение не составило особого труда, но стоило только бретеру подняться на ноги, как он сдавленно охнул и поджал распоротую ногу. Ранение его противника тоже оказалось не слишком серьезным, товарищи уже уводили северянина с площади. Расходились по окрестным тавернам и зеваки, а вот троица городских стражников, напротив, уверенно двигалась в нашу сторону, и ускакать от них на одной ноге шансов у Микаэля, прямо скажем, было немного. — Ангелы небесные! — только и выдохнул я, придержав бретера, которого мотало даже не столько по причине ранения, сколько из-за выпитого вина. Удивительное дело, но на этот раз ангелы не оставили своей заботой, и рядом с нами остановилась карета, на козлах которой сбоку от кучера сидел Уве. — Быстрее, магистр! — Школяр помог мне затащить на лавку Микаэля, вернулся на свое место и скомандовал извозчику: — Гони! Маэстро Салазар болезненно скривился, когда карета затряслась на неровной мостовой, но от стона удержался и в своей извечной манере выдал: Вино коварнее змеи и слаще лести, Стирает страхи, дарит людям ясность мысли, Но то обман! Не страх убит, а осторожность, И сердце проткнуто клинком… Моя оплошность! Я закатил глаза и выпустил воздух через судорожно стиснутые зубы. Святые небеса, грехам моим несть числа, и душа обречена на вечные мучения в запределье, но это ведь после смерти, так? При жизни-то зачем?! До особняка Эстебана домчались без остановок. Там я поручил Микаэля заботам Уве, а сам задержался заплатить извозчику. Бородатый дядька придирчиво оглядел лавки и пол, выискивая капли крови, ничего не нашел и все же заломил двойную иену. Я с сомнением посмотрел на него, но в итоге решил не мелочиться, заплатил без споров и торга. А только зашагал к арке, и со двора донесся крик Микаэля: — Ты что творишь, бестолочь?! Я поспешил на шум и обнаружил маэстро Салазара уложенным на лавочку, рядом смущенно топтался Уве, а Марта стояла, уперев руки в бока. — Чего ты блажишь? — возмутилась она. — Я просто рану закрыла! — Нельзя со мной так, дура! — выдал Микаэль, судорожно подергивая раненой ногой. — Вина разогрей и тащи иголку с ниткой, сам все сделаю! К нам выбежал Эстебан, следом из лавки вышел его тесть-аптекарь, они увели бретера в дом, а я раскрыл саквояж и кинул Уве кошель с золотом. — Марта! — окликнул я девчонку, уже поднявшуюся на галерею второго этажа. — Да? — Твои деньги! Ведьма глянула исподлобья, но все же спустилась и протянула руку за кошелем. — Ну и какая муха тебя укусила? — спросил я, вкладывая в девичью ладонь увесистый кожаный мешочек. Уве что-то неразборчиво пробурчал и спешно ушел в дом, а Марта недобро засопела, но отмалчиваться не стала и обвиняюще произнесла: — Ты запретил мне практиковаться! — Я запретил использовать магию, — возразил я. — Режь, промывай, зашивай, делай примочки. Учи анатомию. Тебе есть чем заняться. Высокие скулы ведьмы проявились еще сильнее, тонкие бледные губы превратились в ниточку, серые глаза блеснули льдом. — Магия лучше! — заявила Марта. — Резать и зашивать может любой коновал, а я исцеляю людей, спасаю жизни! Эстебан говорит, у меня настоящий талант! Захотелось отвесить девчонке затрещину, и сдержать этот порыв удалось с превеликим трудом. — У тебя есть талант, но нет патента! — подался я вперед. — Донос не просто сломает тебе жизнь, он ее предельно укоротит! — Да кому… — Уж поверь, найдется кому! — отрезал я. — В столице у моих коллег хватает осведомителей. Эстебан умоет руки, он просто отделается штрафом, а тебя запрут в каменный мешок и выбросят ключ! Но мои увещевания действия не возымели. — С каких пор ты стал таким правильным? — прошипела Марта. — Ты заставил Эстебана достать корень мандрагоры! Я по секрету рассказала о скелете, а ты воспользовался этим! Ты всех используешь! Я улыбнулся, и улыбка вышла… недоброй. Ведьма попятилась, но за ее спиной оказалась стена. — А с каких пор ты сама стала такой паинькой? — прошептал я, стиснув пальцами тоненькую девичью шею. — Уже забыла, как мы познакомились? Кто кого использовал и кто кого ткнул в спину ножом, напомнить? Не строй из себя оскорбленную невинность, мы такие, какие есть! Я уставился в серые, с холодной льдинкой глаза Марты, и та потупилась. — Так и будешь вспоминать тот случай, да? — спросила она, нервно сглотнув слюну. — Люди меняются в лучшую сторону! — Даже если решишь оставить позади мирскую суету и уйти в монастырь, сначала… — Получи патент! — вздохнула ведьма и убрала с шеи мою ладонь. — Но зачем куда-то ехать? Эстебан говорит, что Ренмельский университет — лучший во всем мире! Я могла бы учиться здесь! Эстебан то. Эстебан это… Не могу сказать, что ощутил укол ревности, но и настроения мне постоянные упоминания лекаря отнюдь не улучшали. — Кафедра истиной магии Кальворта превосходит местных профессоров на голову, — сказал я, слегка отодвигаясь от притиснутой к стене девчонки. — А практиковаться с ученическим патентом ты сможешь где угодно. Эстебан тебе для этого не нужен. — Здесь ты присмотришь за мной! А в Кальворте я буду совсем одна! — Там с тобой будет Уве, а где буду я — ведомо одним небесам. Подумай об этом. Марта шмыгнула носом, но, прежде чем уйти в дом, все же пообещала: — Подумаю. Я только плечами пожал, развернулся и зашагал со двора. У меня были заботы поважнее, нежели вразумлять взбалмошную девчонку. Вот только и бросить ее на произвол судьбы не имелось никакой возможности, слишком уж крепко связала нас судьба. Да, положа руку на сердце, делать этого и не хотелось. Я — рутинер. Я цепляюсь за прошлое и не желаю отпускать то, что попало мне в руки. Ненавижу новшества, поскольку в моей жизни те оборачиваются одними только неприятностями и пролитой кровью, и куда чаще мои помыслы занимало прошлое. В основном допущенные ошибки. Ангелы небесные! Да я поставил на кон собственную душу, желая обеспечить достойное посмертие брату! И обеспечу. Непременно обеспечу… Поднявшись в свою комнату, я встал у окна и посмотрел на гладь Рейга с невысокими волнами, отметинами парусов и мельтешением чаек. Одиночество. Всегда считал, что мне никто не нужен, но сейчас ощутил самое настоящее одиночество. Сначала ушел Хорхе Кован, теперь какое-то время придется обходиться без маэстро Салазара. Уве — отрезанный ломоть, у него своя судьба. Марта? Сказать по правде, был бы рад, приди она сегодня ночью. Но не придет.