— Мне нечего собирать, только то, что на мне. — Тем лучше, — многозначительно произносит Кесседи, и понимаю, что он думает о том же, о чем и я, о том, что члены банды слишком привязались к этому месту, а в Нижнем мире нельзя привязываться ни к чему и ни к кому, если хочешь выжить. — Держи, — Райан достает из-под койки еще один пустой рюкзак и кидает мне, неуклюже ловлю, но он никак не комментирует мою неловкость, — понесешь припасы, раз нет личных вещей, и одеяло возьми. Киваю, не возражая. Райан продолжает собираться, и я, наконец, вижу предмет своего крайнего любопытства — книгу. Теперь он не пытается ее утаить и достает из-под матраса совершенно открыто, зная, что я за ним наблюдаю. Неужели на самом деле доверяет? Бред. — Умеешь обрабатывать раны, накладывать швы, читать… — произношу тихо, чтобы нас не услышали остальные. Райан бросает на меня взгляд. — Да и ты вроде не безграмотный. Что есть, то есть. Раздумываю, не возразить ли или не заявить, что я-то читать не умею, но врать совершенно не хочется, поэтому молчу. Но я умею читать, потому что за моими плечами семь классов школы и родители-интеллигенты, а вот он… Нет, не сходится. Райан, действительно, выглядит слишком образованным для парня, родившегося и выросшего здесь, “внизу”. Неужели его отец, и правда, был доктором? Настоящим? — Ты не отсюда, — вырывается у меня вслух. Райан на мгновение отвлекается от своего занятия и поднимает на меня глаза: — В смысле — не отсюда? — Не из Нижнего мира, — мой голос падает до шепота. — А, ты об этом, — отвечает спокойно. — Я родился в Верхнем мире, — и, судя по ровному тону голоса, он вовсе не боится, что кто-то нас услышит. — Он знает? — я киваю головой в боковую “стену” из шторы, в ту сторону, где в конце коридора располагается отсек Коэна. — Все знают, — равнодушно говорит Кесседи, будто нет в этом ничего такого. — Но… — начинаю, но на этом многословность моего соседа заканчивается. — Был там, теперь здесь. Конец истории, — прерывает, явно давая понять, что откровений не будет. Пожимаю плечами: — Ладно. — Собирайся, — бросает мне Райан уже через плечо и выходит из “комнаты”, а я несколько секунд так и стою, уткнувшись взглядом в опустившуюся за ним штору. Запоздало доходит: если мне так легко удалось определить, что он родом “сверху”, неужели и мое происхождение так бросается в глаза? И понял ли это главарь? Если понял, вся моя легенда летит псу под хвост… Наконец, соображаю, что, кроме меня, тут никого нет, и подхожу к раскрытому рюкзаку, сверху в котором лежит книга. Бессовестно беру предмет в руки и открываю первую страницу. Это медицинский справочник. И не простой, это память. Мои пальцы проводят по пожелтевшему от времени форзацу: “Дорогому другу, Генри Кесседи”. Следующая страница вырвана. Должно быть, Генри — имя отца Райана. Снова чувствую себя крысой и решительно кладу книгу на место. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то посторонний копался в делах моей семьи. Оставив то, что трогать у меня не было ни малейшего права, подхватываю выданный рюкзак и направляюсь на кухню. Припасы, так припасы. *** Выдвигаемся, когда темнеет. Тяжелый рюкзак оттягивает плечи. По одному поднимаемся по лестнице, ведущей из подвала, в последний раз, и выходим на улицу на морозный воздух. Последний час Кесседи не попадался мне на глаза, и теперь понимаю, где он был, — у Гвен. Гвендолин так и лежит на койке, Рында возится с малышом. Они не прощаются и ничего не говорят. Старуха даже не поднимает головы, когда мы проходим мимо нее. Должно быть, боится, что передумаем. — Как она? — спрашиваю негромко, когда Райан догоняет остальных, покинув дом последним. — Температура, — пожимает плечами. — Если не начнется заражение, все будет… нормально, — он сбивается, понимая, что “хорошо” в любом случае никогда не будет, поэтому в последний момент заменяет слово. Но я думаю иначе, нормально тоже не будет. Если Гвен выживет и встанет на ноги, придут другие: банды, патрули, — да кто угодно! — Куда мы идем? — спрашиваю Райана, пристроившегося рядом. Задаю вопрос больше не для получения ответа, а чтобы отвлечься от мрачных мыслей. — Фреда спроси, — с фальшивой беспечностью отвечает Кесседи, на ходу поправляя лямки своего рюкзака. Вглядываюсь в спины идущих впереди. Где-то там во главе вышагивает Коэн и ведет своих подопечных… куда? — У него хоть есть план? — перехожу на шепот. — У Фреда всегда есть план, — сообщает Райан. Хмыкаю и замолкаю. Пусть все идет, как идет. Мышонок спотыкается и падает лицом в снег. Фил усмехается и переступает через него. Райан поднимает за шиворот и ставит на ноги. Неужели все дело в воспитании Верхнего мира или в чем-то другом, чего я не в силах постичь? Но если в Верхнем мире все такие хорошие, то как они допустили то, что творится в Нижнем? *** Мы идем всю ночь, останавливаемся на привалы дважды, но всего на несколько минут. Не едим и лишь изредка пьем воду. Чувствую себя выжатым в чашку лимоном. Остальные выглядят не лучше, но наша цель — удалиться как можно дальше и быстрее от дома Гвендолин. Потому что никто не знает, когда у Пола развяжется язык. Особенно тяжело приходится Мышонку и Брэдли Попсу, как самым младшим. Но надо отдать им должное: никто не хнычет и не жалуется. Первое время Райан держится замыкающим, ближе к утру он уже не отходит от младших членов банды, контролируя и присматривая. Чаще поглядываю в их сторону. Сегодня сосед открылся мне совершенно с другой стороны. Когда начинает светать, Кесседи уходит вперед. Они шагают вместе с Коэном, о чем-то негромко переговариваясь, так, чтобы остальные члены банды их не слышали. В этот момент Мышонок снова падает, зацепившись в темноте за штырь, торчащий из-под снега. На этот раз падение выходит неудачным, он подворачивает ногу и так и остается сидеть на холодном снегу. — Ты как? — бросив взгляд на ехидную ухмылку Фила, приближаюсь к мальчишке. — Нога, — во взгляде Мышонка полное отчаяние, встать он не может, но понимает, что надо идти, а Коэн не остановит из-за него всю банду. И я это тоже понимаю. — Давай, — нагибаюсь, помогая ему подняться. Будь он одного со мной роста, было бы проще, можно было бы просто перекинуть его руку себе через плечо и плестись вместе, медленно, но это уже кое-что. Но Мышонок ниже. Подхватываю его под мышкой, вцепляюсь в куртку, чтобы не выпустить. — Терпи, — говорю сквозь зубы. Уже вот-вот рассвет, а Коэн не планировал идти в светлое время суток. Ногу нужно перевязать, а может, вправить, но мы не можем останавливаться, в прошлое падение Мыша Коэн недвусмысленно дал понять, что избавится от “балласта”, если тот будет мешать продвижению. — Я… я… иду, — выдыхает мальчишка, морщась от боли, но идет. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем наш тандем замечает Кесседи. Не могу разобрать выражение его лица. Кажется, удивлен моим альтруизмом. Взаимно, бывший сосед! Райан возвращается. — Серьезно? — спрашивает он почему-то меня. Откуда мне знать? Мой папа инженер, а не доктор. — Думаю, вывих, — пыхчу, мальчишка тяжелее, чем выглядит. — Дай посмотрю, — Кесседи приседает на корточки, а я все так же поддерживаю Мышонка. Он задирает штанину. Вижу, что щиколотка уже порядком распухла. Вот уж не вовремя. Пальцы Райана уверенно пробегают по пострадавшему месту, а сам он хмурится. — Надо вправлять. Мышонок бледнеет. — Кесс! — долетает с начала нашей маленькой колонны. — Какого черта?! Кесседи на мгновение сжимает губы, потом выпрямляется, оборачивается и отвечает ровным спокойным голосом: — Фред, Мышь ранен, нам нужен привал. — Привал через час! — Фред… — Я сказал, привал через час! — Нет, Фред, привал сейчас. Все затихают. Никому не хочется оказаться под перекрестным огнем.