Когда поднимаюсь по лестнице в дом, то понимаю, что день еще в разгаре. Кто знает, сколько мне удалось поспать, часов здесь нет. Ожидаю увидеть Рынду, но ни ее, ни ребенка в доме нет. Ушли гулять? Но долго этим вопросом задаваться не удается, потому что в помещении Райан и Гвен. Гвендолин лежит на кровати и то ли стонет, то ли поскуливает — не разобрать. Кесседи что-то тихо говорит, судя по тону, успокаивающее. Сглатываю и на негнущихся ногах приближаюсь. В нос тут же ударяет запах крови. Она везде: ей пропитана изорванная одежда Гвен и простыня, на которой она лежит. Крови я не боюсь, но от этого запаха в душном помещении кружится голова, и хочется зажать нос рукавом, а еще лучше — взять и сбежать. Но остаюсь. Вопрос “Что произошло?” тоже не срывается с языка, потому что пояснений не требуется. — Кэм, — в голосе Райана явное облегчение, — помоги, подержи ей голову, — Гвендолин пытается брыкаться и тихо скулит. — Надо, Гвен, — говорит ей строго и снова мне: — Надо зашить, я не справлюсь один. Смотрю на распоротую от глаза до губ щеку Гвендолин, и мне хочется разреветься. Отвлекла патруль, значит… Ногти впиваются в ладони. — Кэм! — окликает меня Кесседи, видя, что я не совсем в себе. Трясу головой, пытаюсь сосредоточиться. — Хорошо, держу. Из кармана Райана появляется миниатюрный фонарик, он включает его и зажимает в зубах. Освещения в помещении явно недостаточно. Заворожено смотрю, как он берет уже приготовленную нитку с кривой иголкой, поливает их спиртом из бутылки (видимо, достали в одну из вылазок вместе с продуктами) и склоняется над раненой. Он, что, правда, сейчас будет зашивать ей щеку?! Вопросы типа: “а ты сможешь?”, “а ты умеешь?” вертятся на языке, но мне хватает ума придержать их на потом. Пожалуй, мне по-настоящему жутко впервые за долгое время, но умом понимаю, что врачей здесь нет, а Гвен нужна помощь. Иначе она просто умрет. В Нижнем мире вообще нет врачей, потому как людей и так слишком много, и их трудно прокормить. Поэтому сокращение численности из-за смертности вследствие травм и болезней правительством только приветствуется. Люди лечат друг друга, передают навыки от родителей к детям. Так что в Нижнем мире, если и встретишь человека, называющего себя “доктором” или “лекарем”, то это непременно будет самоучка, который, может, и правда, что-то умеет, но в отсутствие большинства медикаментов и медицинской аппаратуры, бессилен в девяти случаях из десяти. Был у нас на заводе один настоящий доктор из Верхнего мира, с образованием и должным опытом. Его сослали в Нижний мир за какое-то преступление, так он не прожил и месяца — сам на себя руки и наложил. Тем самым скальпелем, который ему позволили привезти с собой для якобы продолжения врачебной деятельности. Человек тонкой душевной организации оказался… Держу голову несчастной, а Райан принимается за дело. Обезболить нечем, Гвендолин стонет, дергается. Кесседи чертыхается сквозь зубы, но так как в них зажат фонарик, слов не разобрать. Через несколько минут мои опасения по поводу умений соседа испаряются. Умеет, понимаю. И опыт тоже есть. И не боится — что главное в этом деле. — Почти все, — шепчу Гвендолин, понимаю, что, вряд ли, поможет, но чувствую себя совершенно беспомощно и не знаю, как еще помочь. — Немножко осталось… потерпи.. — Кесседи бросает на меня одобрительный взгляд. С щекой закончил. — Нет, не надо! — кричит Гвендолин, когда он берется за платье. Из-за свежего шва ее лицо перекошено, губы наполовину не слушаются, но она все равно упирается, хватается за подол, кричит. Мне снова подкатывает к горлу. — Все будет нормально… нормально, — уже не понимаю, что говорю. Смотрю на Кесседи в полном шоке и восхищении, честное слово. Нет, он и раньше казался мне самым адекватным в банде Проклятых, но что способен на ТАКОЕ! Мне удается обездвижить Гвен, а Райану таки избавиться от ее уже в любом случае погибшего платья. На внутреннюю поверхность бедер накладывается еще несколько швов, раны по всему телу промываются и перевязываются. Вот только кто знает, какие там внутренние повреждения… Одно только могу сказать с уверенностью — Райан Кесседи сделал все, что мог и даже больше, и намного больше, чем смог бы кто-то другой на его месте. — Все, свободен, — сообщает мне сосед, снова склоняясь над Гвен с фонариком в перепачканных кровью руках. Понятно, что и где он пытается рассмотреть, но я не врач, совсем не врач, помочь больше не могу, и видеть этого не хочу. Как зомби, двигаюсь к выходу на улицу, мои руки тоже в крови, но помою их потом. Сейчас все, что мне нужно — на воздух. Уже на пороге ловлю себя на мысли: все-таки хорошо, что девочка, которая мне снится, умерла. Никому не место в Нижнем Мире, но женщинам особенно. *** Сижу на том же прогнившем диване, обхватив себя руками, и смотрю в небо. Надо мной плывут облака, а в голове абсолютная звенящая пустота. Меня будто выжали, прогнали через центрифугу и повесили сушиться на бельевой веревке. Шаги. Скрипит снег. Мне не надо поворачиваться, чтобы увидеть, кто идет ко мне, и так знаю. — Держи, не хватало еще воспаление легких заполучить, — мне на колени падает свернутое одеяло. Сам Райан тоже завернут в плед. Куртки-то остались в подвале. Только сейчас до меня доходит, что все это время сижу на морозе в тонком свитере, но холода не чувствую. — Спасибо, — еле разлепляю губы, чтобы сказать такое непривычное слово. — Угу, — отзывается Кесседи, усаживается рядом, закуривает. Несколько минут сидим молча. Обращаю внимание, что у соседа вымыты руки, мои же в засохшей крови. — Откуда?.. — спрашиваю. Нет нужды пояснять, что имею в виду, он и так понимает. — Отец был врачом. Сразу же отмечаю слово: “был”. Прошедшее время. Потому не задаю больше вопросов на эту тему. Все, что связано с родными, свято, особенно с ушедшими, это табу. — Почему ты позвал меня? — спрашиваю то, что мне действительно непонятно. Райан пожимает плечами. — Мне показалось, тебе можно доверять. Почти захлебываюсь рвущимся наружу истеричным смехом. Мне? Доверять? Очнись, Кесседи, я же крыса, шпион! Доверять мне? Да я здесь, чтобы покончить со всеми вами! Чтобы спасти своего отца, я сдам Коэна, Мышонка, тебя — всех! Слышишь, Райан, мне нельзя доверять! Но это только мысли. Молчу и кутаюсь в одеяло. В этот момент испытываю жуткое отвращение от себя. Да, я крыса, работаю на “верхних”, которым даже невдомек, что на самом деле происходит в Нижнем мире. Возникает желание прямо сейчас выложить Кесседи всю правду. Но это всего лишь последствия стресса, Райан мне не друг, не нужно обманываться. Каждый сам за себя, а мне нужно попробовать выжить. — Если бы не ты, она бы умерла, — говорю. — Она и сейчас может умереть, — отвечает Кесседи и сплевывает. — Я не гинеколог. Повисает молчание, и я снова его нарушаю. — Это ведь не в первый раз? Райан выбрасывает окурок и смотрит на него с не меньшим отвращением, чем я. — Она и раньше отвлекала от нас патруль, — отвечает, — но чтобы так сильно — впервые. Чертов Нижний мир! Чертов Аквилон! Ненавижу. Закусываю нижнюю губу до крови, чтобы не закричать. Молчу. — Фреду за еду она тоже платит… натурой, — добавляет Райан, будто специально хочет меня добить. Замолкаю и отворачиваюсь. Меня начинает запоздало трясти. 14. Руки уже красные, как клешни у вареного рака, но продолжаю намыливать их и тереть мочалкой. Меня все еще потряхивает и иногда пробивает на истерический смех. Никак не могу избавиться от ощущения крови на своих руках. — Кэм, ты здесь? — раздается из коридора, и дверь тут же распахивается. Сцепляю зубы. Черт, а если бы мне вздумалось помыться целиком? Бросаю на Кесседи злобный взгляд и продолжаю свое занятие. — Кончай уже, — говорит Райан, он останавливается на пороге, привалившись плечом к дверному косяку. Не реагирую. — Кожу сдерешь, я серьезно. — Я справлюсь, — отрезаю. Звучит грубо, знаю, но я всегда хамлю и огрызаюсь, когда мне хочется плакать. — Хорошо, — Кесседи не спорит и уходит. Святой он, что ли? Даже не огрызнулся в ответ. Ведь мы-то оба знаем, что Райан ни в чем не виноват, напротив, он действовал абсолютно правильно и быстро в нужный момент. А вот мои нервы ни к черту. Делаю над собой усилие и вытираю руки жестким облезлым полотенцем. Хватит истерить, Кэм, просто хватит. Выхожу и бреду в наш отсек. В коридоре суета, гомон, члены банды собираются покинуть давно обсиженное место. Волнение и страх прямо-таки витают в воздухе. Кажется, они, и правда, считали этот подвал своим домом. Поднимаю штору и замираю в дверях, как и Райан несколько минут назад в ванной. Он внутри, складывает в рюкзак сменную одежду. Надо бы извиниться, но язык не поворачивается. Не умею извиняться, слишком долго мне не приходилось этого делать. — Он принял твою точку зрения? — задаю совершенно бесполезный вопрос, все и так понятно по всеобщим сборам. — Да, — откликается Райан, — мы достигли взаимопонимания. Собирайся. Пожимаю плечами: