— На кону твой комфорт, — огрызается Райан. — И мне плевать. Что-то гремит, катится по полу. Напрягаюсь. Будут драться? Но нет, звуков борьбы нет, швырнули какой-то предмет и все. Быстрая поступь. Райан проносится мимо, подобно торнадо, хватает куртку с кровати и снова убегает, натягивая ее уже на ходу. — Райан, что?.. — слышу растерянный голос Мышонка, но Кесседи его игнорирует, и доносятся уже быстрые шаги по лестнице. В коридоре вновь поднимается гам, никто не понимает, что произошло, и тут же выдвигаются миллион предположений. — Тихо там! — выкрикивает Коэн. — Разошлись! Быстро! Мне надо подумать! Голоса замолкают, как по мановению волшебной палочки, шаркающие шаги: все, и правда, расходятся по отсекам. Действительно, что это было? Не люблю чего-то не понимать. Рывком поднимаюсь на ноги, набрасываю куртку и выхожу, вернее, “выхрамываю” из “комнаты”. Коридор пуст, в нем по-прежнему царит полумрак, благодаря чему видна пляшущая тень Коэна: главарь нервничает, вышагивает по отсеку. Как можно тише двигаюсь в сторону лестницы. Наверху у двери дежурит Рид, один из добродушных близнецов. — Что там стряслось? — спрашивает он шепотом. Только пожимаю плечами. Спрашиваю: — Выпустишь? У Рида растерянный вид. Самоволка здесь не приветствуется. — Куда? — интересуется. — За Кесседи, — отвечаю честно. Лицо парня светлеет. — Ну, если так, — бормочет он с облегчением и отворяет дверь. Не заставляю себя долго ждать, и тут же протискиваюсь наружу. Еще не знаю, куда и зачем иду, но просто лежать и ждать, не могу. Происходит нечто важное, и быть в стороне мне никак нельзя. — Один, потом второй, — бормочет Рында, стоит мне появиться из темного угла. Ее бормотание не адресовано мне, а привычно звучит в пустоту, поэтому не отвечаю и прохожу мимо. Дохожу до входной двери, а потом останавливаюсь, уже взявшись за ручку. — Рында, а где Гвен? Гвендолин дома всегда, сколько я здесь нахожусь. Готовит, моет, стирает, играет с ребенком. А сейчас в комнате только старуха и младенец. Рында отрывается от шитья, которым занята, и поднимает на меня полные ненависти глаза. Этой ненависти так много, и она такая лютая, что даже пошатываюсь и крепче хватаюсь за ручку. — Патруль шерстил дома после вашей “прогулки”, — тем не менее, отвечает. — Если бы Гвен их не отвлекла, всех бы вас накрыли. К Дьяволу. Там вам и место. К горлу подкатывает. — Когда… — не сразу справляюсь с голосом, — когда вернется, если потребуется помощь, дайте знать. Рында уже успела вновь заняться шитьем, но после моих слов опять поднимает глаза. Вглядывается, часто моргая, будто видит впервые. — Как тебя зовут? — спрашивает. Только сейчас понимаю, что она, и правда, не знает моего имени. Мы никогда не разговаривали. — Кэмерон, — представляюсь. — Кэм. Старуха кивает и отворачивается. — Он за домом, — говорит, не глядя в мою сторону. — Спасибо, — тихо благодарю и выхожу на улицу. Солнце уже высоко, слепит глаза, отражаясь от снега. Щурюсь, поднимаю воротник повыше и бреду за дом, как сказала Рында. Не могу выкинуть из головы мысли о Гвен. На заводе девушкам живется несладко, если они вовремя не найдут себе парня, который объявит их своей собственностью и начнет защищать от посягательств остальных, пиши пропало. Не каждая может дать отпор, а отказ понимает один из десяти. Но даже на заводе девчонки с ужасом переговаривались, как приходится зарабатывать право на жизнь и еду тем, кто живет в Нижнем мире сам по себе… Старуха не ошиблась, нахожу Кесседи уже через минуту. Он на заднем дворе, сидит на выброшенном остове старого наполовину сгнившего дивана, опустив голову. В руке — сигарета, тонкая струйка дыма поднимается вверх и теряется в воздухе. Невольно приподнимаю брови — еще не приходилось видеть соседа курящим. Замираю в отдалении и жду приглашения, но Райан по-прежнему сидит, не поднимая головы, периодически затягиваясь сигаретой и делая вид, что здесь никого нет. Но не обманываюсь: парень, выросший в Нижнем мире, не может не заметить приближения к себе, беспечные тут до совершеннолетия не доживают. Пока меня игнорируют, у меня есть время его рассмотреть. Забавно, спим на соседних койках уже две недели, а видеть соседа мне приходилось лишь при тусклом искусственном свете подвала, а затем ночью во время вчерашней вылазки. При дневном свете — впервые. Райан в спешке не надел шапку, и сейчас отросшие темные волосы падают на глаза и прикрывают часть лица. Живи этот парень в Верхнем мире, с его природными данными и при должном уходе, у него бы не было недостатка внимания от представительниц противоположного пола. Да, “наверху” обращают внимание на внешность при выборе партнера, здесь же женщины в первую очередь думают: “А сможет ли он меня защитить?”. А если мужчина при этом выглядит, как мохнатая горилла и жертва осколочного взрыва — дело десятое. Впрочем, у Кесседи и в Нижнем мире должны быть неплохие шансы найти себе подружку. Райан по-прежнему меня игнорирует, и у меня закрадываются сомнения в том, что он меня заметил. Но ведь так не бывает, правда? Значит, ждет, что пойму: мне здесь не рады, — и уйду. Но я не ухожу. Хочу быть в курсе того, что происходит, и получить информацию от Кесседи куда больше шансов, чем от Коэна. И я просто хочу здесь быть. Спустя несколько минут Райан тоже понимает, что упрямства мне не занимать, и поднимает голову. Его взгляд бьет по мне плетью, вызывая желание бежать и не приставать к человеку, который хочет побыть один. Но давать волю желаниям не в моих правилах. Сколько ему? Восемнадцать? Девятнадцать? Сейчас Кесседи кажется мне старше, а в его взгляде такая тоска и бессилие что-то изменить, что и мне хочется выть на луну. Он просто смотрит на меня, предостерегающе, будто силой мысли хочет передать сообщение: “Не подходи и убирайся к чертям”. Медленно бреду к нему, засунув руки в глубокие карманы штанов. Решаю для себя: если попросит оставить его одного вслух, то послушаюсь и уйду. Но Кесседи молчит. Подхожу и тоже сажусь на остатки дивана, оставив между нами не меньше метра. Некоторое время сидим молча. Райан докуривает одну сигарету, тушит ботинком, а потом достает следующую и прикуривает. Протягивает мне пачку, но я качаю головой: еще этой гадости мне не хватало. Он пожимает плечами и убирает сигареты обратно в карман. — Фред прислал? — спрашивает, когда от сигареты остается половина. Хмыкаю. — Нет, добровольный порыв. — Боишься, что поведаю ему, где догнал тебя ночью, — вопросительная интонация в голосе отсутствует, и я не могу понять, спрашивает он или утверждает. — Хорошо бы не сказал, но если скажешь… нет, не боюсь, — говорю откровенно. Чего мне бояться? Если Коэн узнает — убьет, и дело с концом. Страхи меня не спасут и не помогут. Жду, что Кесседи спросит, не шпион ли я, или на кого работаю, или с кем у меня была встреча прошлой ночью. Но Райан не задает вопросов, на которые заведомо отвечу ложью. — Тогда что? — спрашивает он вместо этого. — Хочешь знать, что там произошло? — кивает в сторону дома. Волосы вновь падают на глаза, но Кесседи не убирает их, будто ему все равно. — Скорее хочу знать, что произойдет, — отвечаю, — сюрпризы не люблю. Кажется, мне удается его удивить. Он поднимает глаза и смотрит прямо на меня, ожидая объяснений. И я говорю: — Вы поспорили с Коэном о судьбе Пола. Пола арестовали, и теперь, наверняка, допрашивают. Сдаст ли он банду — вопрос времени. Сдаст. Не сдаст сразу — будут бить, не сдаст и тогда — попробуют подкупить, не купится — оставят на пару суток в камере с головорезами, истосковавшимися по женской ласке, — глаза Райана округляются с каждым произнесенным мною словом, то ли удивляется, откуда я знаю, то ли, что вот так спокойно об этом говорю. — Так что сдаст, — продолжаю под пристальным взглядом. — И ты, и Коэн это понимаете. И сюда нагрянут. Нас много, так что для надежности, скорее всего, и не станут пытаться брать живыми, пальнут из пушки по дому. Был дом — нет дома, а заодно и семьи Гвен нет: кто меньше знает, тот дольше живет. А потому у нас два варианта: каким-то образом с волшебными связями Коэна устроить так, чтобы Пол умер до того, как успел дать показания, либо срочно собрать вещи и бежать. Ты против убийства Пола, а Коэн — за. Разумеется, о спасении Пола речи не идет, это самоубийство. Замолкаю, а Кесседи еще несколько секунд сверлит меня взглядом. — Подслушивал? — делает он неверный вывод о причинах моей осведомленности. Видимо, что кто-то еще в этой банде умеет думать, ему непривычно. Пожимаю плечами. Отворачиваюсь. Неуютно и даже неловко под этим прожигающим взглядом. Поднимаю из-под ног камушек и запускаю его в дальний сугроб. — Зачем? — говорю. — Все и так ясно. Сначала думаю, что Кесседи мне не верит и ломает голову над тем, каким образом мне все же удалось подслушать их разговор, но потом он шумно выдыхает и начинает тереть виски, будто у него сильная головная боль. — Откуда ты такой умный на мою голову… Усмехаюсь. Несмотря на смысл фразы, звучит она вполне дружелюбно. Райан заметно расслабляется: не чувствует угрозы. Да и я ее от него точно не чувствую, что со мной случается редко. Он вытягивает ноги, усаживается поудобнее и вполоборота поворачивается в мою сторону. — И какой вариант выбрал бы ты, умник? — интересуется. — Будучи в банде две недели, навряд ли я имею право голоса, — отвечаю, не обращая внимания на ехидное обращение. — Но кое-что мне непонятно.