– Она же будет ждать, мама! Она всегда держит слово, а я просил ее дождаться! – пытался объяснить Мак, представляя маленькую замерзшую фигурку на вершине холма. – Дядя ее никуда не отпустит в такой день! А если отпустит, ей, вероятно, хватит ума зайти за тобой или вернуться домой, если ты не появишься! – закончила разговор тетушка Джесси и вернулась к сочинениям Уоттса. – Может быть, Стив сбегает и проверит, если уж мне нельзя? – с надеждой начал Мак. – Стив никуда не пойдет! Ему тоже охота погреть пяточки у огня и отведать горячего ужина! – возмутился Денди; он только что вернулся из школы и с трудом стягивал с замерзших ног сапоги. Мак сдался, а Роза исправно ждала до самого ужина. Она пыталась не замерзнуть – сначала каталась, пока не вспотела и не устала, затем наблюдала за другими, пока не закоченела; затем побегала, чтобы согреться, однако это не помогло. Затем девочка печально сжалась в комочек, прислонившись к сосне, и стала смотреть на дорогу и ждать. Когда она решила вернуться домой, ее тело уже совершенно онемело от холода, а ветер хлестал путницу с удвоенной силой. Доктор Алек, вернувшись от больного, грелся у камина в кабинете и, услышав сдавленные всхлипывания, немедленно поспешил в холл. Дрожащая Роза свернулась в клубок на полу. Она пыталась раздеться, однако обмороженные руки, попав в тепло, отозвались острой болью, и девочка оставила попытки, лишь шевелила онемевшими пальцами, из последних сил сдерживая рыдания. – Что с тобой, дорогая? – воскликнул дядя Алек, быстро подхватив племянницу на руки. – Мак не пришел… я не могу согреться… у огня так больно! – и Роза горько заплакала, ее трясло, зубы стучали, а носик посинел так, что жалко было смотреть. Доктор Алек в мгновение ока уложил девочку на диван, завернув в шубу из медвежьей шкуры и принялся растирать холодные ручки, пока Фиби проделывала то же самое с ногами. Тетушка Изобиллия принесла теплое питье, тетушка Идиллия велела передать «бедняжке» свою грелку и лучшее покрывало. Доктор Алек, мучимый угрызениями совести и полный сочувствия, суетился около пациентки, пока та не уверила, что ей гораздо лучше. Он не позволил ей подняться и собственноручно кормил ужином. Сам же совершенно забыл о еде и сидел рядом с Розой, пока та не задремала после травяного отвара тетушки Изобиллии. Дрема перешла в глубокий сон, и Роза провела на диване несколько часов, а доктор Алек, ни на минуту не оставлявший свой пост, с нарастающей тревогой наблюдал, как на щеках девочки разгорается нездоровый румянец, как затрудняется и учащается дыхание. Затем она болезненно застонала, вздрогнула и проснулась. Увидев склонившуюся над ней тетушку Изобиллию, Роза по-детски протянула к ней руки и жалобно сказала: – Я бы хотела лечь в постель, тетя! – Правильно, дорогая! Алек, отнеси ее сейчас же! Вода уже готова. Примешь теплую ванну, выпьешь шалфеевой настойки, завернешься в одеялко, выспишься хорошенько – простуду как рукой снимет! – ответила неунывающая тетя Изобиллия и поспешила наверх давать указания. – Что-нибудь болит, дорогая? – спросил дядя, пока нес девочку по ступеням. – Режет в груди, когда вдыхаю, и тело будто не мое; но вы не тревожьтесь, дядя, мне не так уж плохо! – прошептала Роза, обхватывая горячей ручкой его шею. Бедный дядя, разумеется, тревожился, и не зря – когда в комнату вбежала Дебби с несколькими грелками, Роза попыталась рассмеяться, но не смогла – у нее перехватило дыхание, и она даже вскрикнула от боли. – Плеврит… – вздохнула тетушка Изобиллия, поднимая голову из глубокой ванны, которую начищала. – Пневмония! – простонала Дебби, засовывая под одеяло грелку за грелкой, словно собиралась таким образом вытеснить коварный недуг. – Это очень плохо? – ахнула Фиби, чуть не уронив ведро с горячей водой; она мало знала о болезнях, но слово, произнесенное Дебби, звучало угрожающе. – А ну тихо! – решительно прервал медицинскую дискуссию доктор, и все молча вернулись к работе. – Устройте ее поудобней, я зайду позже пожелать спокойной ночи, – добавил он, когда ванна была готова, а одеяла грелись у огня. Затем он отправился к тетушке Идиллии уверить ее, что у Розы «всего лишь простуда», а после долго мерил шагами холл, нервно теребя бороду и хмурясь. – А ведь почти продержался целый год без серьезных неприятностей! Будь проклято мое упрямство! Почему я не послушался Майру и не оставил Розу дома? Бедная девочка страдает из-за моей дурацкой самоуверенности! Это несправедливо! Неужели дело кончится пневмонией? Не бывать этому! Он остановился около уродливой фигурки индейского идола и потряс кулаком, словно это глупое божество было причастно к страданиям его собственной маленькой богини. Однако, когда он увидел Розу, гнев его утих, сменившись отчаянием. Боль в груди усилилась, грелки, одеяла, теплая ванна и щалфеевый отвар не помогли. Бедная девочка провела долгие мучительные часы, а ее встревоженных друзей терзали самые ужасные предчувствия. Во время одного из самых тяжелых приступов пришел Чарли с весточкой от мамы; на лестнице ему повстречалась Фиби с горчичниками, не принесшими больной облегчения. Повинуясь предостерегающему жесту Фиби, Чарли перестал насвистывать веселую мелодию и удивленно спросил: – Что, черт возьми, происходит? Вид у тебя похоронный! – Мисс Роза тяжело больна. – Какого дьявола? – Не ругайтесь, мистер Чарли! Правда больна, а виноват в этом мистер Мак! Фиби поведала грустную историю; по ее тону было понятно – в данный момент она считает всех мальчиков без исключения врагами рода человеческого. – Я ему задам, будь уверена! – угрожающе сжав кулаки, сказал Чарли и встревоженно добавил, видя, как просеменила наверху тетушка Изобиллия, яростно встряхивая бутылек с лекарством: – Но ведь это не опасно, правда? – Очень даже опасно! Доктор толком не объясняет, но больше не говорит «простуда»… Теперь уже – «плеврит». Как бы ни оказалась «пнимания» к утру… – горестно вздохнула Фиби, глядя на бесполезные горчичники. Чарли прыснул, услышав новый вариант произношения слова «пневмония», чем изрядно возмутил Фиби. – Как вы можете смеяться, когда она мучается? Вот послушайте-ка! До Чарли донеслись стоны Розы, сердце его сжалось, а лицо стало таким же мрачным, как у Фиби. – О дядя, пожалуйста, сделайте что-нибудь! Пусть боль пройдет хотя бы ненадолго! Не говорите мальчикам, что я плохо держалась! Я правда стараюсь, но мне так ужасно больно, что я не могу не плакать! – говорила Роза. Слыша слабый голосок, Чарли тоже прослезился, но считал, что мальчикам плакать не полагается, поэтому раздраженно сказал, вытирая рукавом глаза: – Не суй мне под нос эти проклятые штуковины, от горчицы глаза слезятся! – Так ли уж от горчицы? Она уж выдохлась! Доктор сказал – от нее пользы не больше, чем от муки. Я пошла за новой, – сказала Фиби, ничуть не стесняясь своего горя и щедро орошая слезами не оправдавшее себя средство. – Я схожу! – Чарли и след простыл, он был рад предлогу скрыться с чужих глаз. Вернулся он уже спокойным – без лишних эмоций и с новыми наисвежайшими горчичниками, затем отправился «дать взбучку» Маку, что считал своим долгом. Он яростно отчитал бедного Червя, тот погрузился в пучину отчаяния и лег в постель уверенный, что позорит род человеческий и несет печать Каина на челе. Благодаря умелости доктора и преданности его помощников Розе стало легче к полуночи, и забрезжила надежда, что худшее позади. Фиби была в кабинете и делала для мистера Алека чай – он не ел и не пил с того времени, как Роза заболела, и тетушка Изобиллия настояла на «чашечке хорошего травяного чая», чтобы подкрепить силы. Вдруг раздался стук, кто-то заглядывал в окошко. Фиби не успела испугаться, она быстро поняла, что это не грабитель и не призрак, а всего лишь Мак – правда, бледный и непохожий на себя в лунном свете. – Впусти меня! – тихо попросил он, а оказавшись в холле, схватил Фиби за руку и хрипло прошептал: – Как Роза? – Слава небесам, лучше! – улыбнулась Фиби, пролив бальзам на израненное сердце бедного парня. – Она поправится к утру? – Нет, конечно! Дебби говорит – у мисс Розы точно воспаление, хорошо еще, если не вне-ма-ни-я! – ответила Фиби, старательно выговаривая сложное слово. Лицо Мака вновь помрачнело, и муки совести возобновились, он тяжело вздохнул и осторожно спросил: – А нельзя ли мне ее повидать? – Ни в коем случае! Уже поздно, ей надо поспать! Мак открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, однако у него неожиданно засвербело в носу и раздалось громогласное «Апчхи!», которое эхом отдалось в притихшем холле. – Ну что же вы! – укоризненно шикнула Фиби. – Разбудите! – Я случайно! Какой же я невезучий! – простонал Мак и повернулся к выходу, чтобы избавить дом от своего зловредного присутствия. Сверху тихо позвали: – Поднимайся, Мак! Роза хочет тебя видеть. Он поднялся, наверху его ждал дядя. – Что ты здесь делаешь в такой час, мальчик мой? – шепотом спросил доктор. – Чарли сказал, что я во всем виноват, если Роза умрет – это на моей совести. Я не могу заснуть и пришел ее проведать тайком от всех, только Стив знает… У Мака было такое встревоженное лицо и голос, что у доктора не хватило духу его ругать. – Мак! – слабым голосом позвала брата Роза. Доктор проводил Мака к больной, успев предупредить: – Зайди, раз она просит, но только на минутку! Ей нужно поспать! Роза встретила Мака слабой улыбкой, ее личико было бледнее подушки и показалось Маку совсем детским. Измотанная приступами боли, она все же не могла не успокоить кузена. – Ты смешно чихаешь. Я тебя сразу узнала и поняла, что это ты пришел навестить, несмотря на поздний час. Не волнуйся! Мне лучше, и я сама виновата, что заболела. Глупо было ждать на морозе ради того, чтобы сдержать обещание… Мак торопливо объяснялся, по-прежнему корил себя и, впечатленный отповедью Чарли, умолял Розу ни в коем случае не умирать. – А разве я могу умереть? – встревоженно спросила Роза. – Нет-нет, что ты… Просто люди ведь иногда умирают совсем внезапно, вот я и решил попросить прощения на всякий случай… – залепетал Мак. Он подумал, что Роза уже сейчас похожа на ангела – золотистые волосы разметались по подушке, а измученное лицо выражало смирение.