Байрон Крайтон. 10-17 октября. Я не был с Терезой, когда к ней пришли родственники, не желая знакомиться с её семьёй при столь болезненных обстоятельствах, что могло бы наложить серьёзный отпечаток на дальнейшее развитие событий и общие воспоминания. Я не знал, кто её родители, каковы её отец и брат, и, соответственно, как они, не зная всей правды, отнесутся к блудному отцу Берека. Поэтому я зашёл в палату Терезы только после того, как посетители ушли от неё, заранее позаботившись о том, чтобы медицинский персонал нас не отвлекал дурацкими предписаниями. Я понимал, что для восстановления Терезе необходимо отдохнуть, но я не мог отказаться от её общества в ближайшие часы своей жизни и никак не мог оторвать своей руки от её запястья. Мне сказали, что она поела. Этого казалось достаточным, чтобы позволить себе не позволять ей спать. Зайдя в опустевшую после наплыва посетителей палату, я сразу же встретился взглядом с пациенткой. Она уже была переодета в медицинскую пижаму и находилась в полусидячем положении. Как только она увидела меня, в её глазах появилась мягкая улыбка. Не сдержавшись, я поспешно приблизился к её койке, пригнулся вперёд и протяжно поцеловал её в голову. – Смотри, – заговорила она, уже наблюдая за тем, как я опускаюсь на стул. – Правда неплохо? Я принял из её рук лист бумаги и посмотрел на него. Это был детский рисунок: маленький дом, источающий много тёплого света, нарисованного в виде волнистых линий жёлтого цвета. – Он мой, – безотчетно нахмурившись, вслух заключил я. – Такой же мой, как и твой, – весело усмехнулась Тесса, что мгновенно заставило улыбнуться и меня. – В эти шесть лет у тебя были другие мужчины, – вновь неосознанно нахмурился я. – Двое. С обоими провстречалась меньше года. Я их не любила. – Как и я не любил тех женщин, с которыми спал в эти годы. Давай забудем хотя бы об этом? – Хотя бы об этом, – Тесса прикрыла веки и уперлась затылком в подушку. – Давай сделаем это. Будем считать, что у нас всегда были только мы. Я взял её за руку. Она показалась мне прохладной, поэтому я начал её растирать. – Я почти всё знаю, – начал тихим полушёпотом я. – И ты тоже знаешь почти всё. Всё, что было сказано Лурдес в машине. Но было ещё много всего, что осталось за кадром. Например, для того, чтобы убедить меня в том, что ты меня бросила, она смонтировала фотографии, на которых ты якобы обнималась с другим парнем. Услышав это, Тереза горестно застонала. Я знал, о чём она думает: как я мог поверить в подобную чушь и как она могла поверить в ещё более крайнюю чушь о моей несуществующей помолвке? Первую половину ночи мы обсуждали и переживали всю эту боль заново. У обоих глаза были на мокром месте, но держаться у меня получалось всё же лучше, чем у измученной последними двумя сутками Терезы. Я говорил о том, как сильно сожалею, что допустил её знакомство с Лурдес, тем самым сделав её первой представленной моему ближнему окружению девушкой, после чего рассказывал ей и о своей к ней любви с первого взгляда, и о прочих значительных деталях, которые Лурдес собирала по крупицам и впоследствии использовала в качестве убойного оружия, способного выдать её грязную ложь за чистую монету. Тесса же раскаялась в том, что позволила себе избавиться от сим-карты: оставь она при себе старый номер, я бы рано или поздно, но обязательно дозвонился бы до неё методом подбора цифр… Когда же мы оставили позади обсуждение всех подковерных игр и интриг Лурдес с Ричардом, мы перешли к более приятным обсуждениям, которые, тем не менее, вспарывали мою душу не менее беспощадно. Тесса рассказывала мне о том, что ей пришлось пережить: как она страдала от нашего разрыва, от токсикоза, от невероятной боли во время родов… Как у неё начал округляться живот, как наш сын впервые толкнул её изнутри и как сильно он пинался на восьмом месяце беременности… Как он впервые улыбнулся, как у него прорезался первый молочный зуб и как первый молочный зуб выпал, как произносил первые звуки и первые полноценные слова, как он сделал первый шаг… Его первый рисунок изображал облака, его первым любимым блюдом был омлет, его первая прогулка под дождём случилась в конце мая, его первой заветной мечтой стала мечта о полёте на воздушном шаре…. Тесса с таким счастливым выражением лица рассказывала мне мельчайшие подробности жизни нашего ребёнка, что у меня сердце сводило – я хотел пережить все эти эмоции, прожить вместе с ними каждую прожитую ими без моего участия секунду! Я до сердечной боли жаждал того, что теперь являло собой несбыточную мечту: я желал с самого начала быть рядом с моим сыном и моей женщиной! Но у меня отобрали эту возможность. Просто выдрали из моей жизни самые важные моменты самой её сути – моменты моего отцовства! К концу рассказа Тессы о том, как сильно Берек желал себе отца, какое именно он желание загадал, в этом году задувая свечи на своём именинном торте, я едва сдерживался, чтобы не взвыть, словно раненный до самых костей зверь… Это бесчеловечно. То, что сделала Лурдес, то, чего она нас лишила – это преступление против человечности, против самой природы. Этой ночью мы с Терезой впервые отчётливо осознали, что эта боль от выброшенных на ветер шести лет совместного счастья навсегда останется с нами. Этой ночью мы начали свой путь к смирению – к принятию этого страшного факта. В итоге Тесса смогла заснуть только в четыре часа ночи, когда мы, казалось, полностью, до самого дна своих мыслей выговорились, после чего лишь держались за руки, словно спасшиеся утопающие. Пока она спала, я боролся с самим собой: я жаждал забыть весь этот кошмар, но уговаривал себя помнить каждую его секунду, помнить каждое его последствие, чтобы ценить то, что у меня осталось после пережитого. У меня же осталось очень много: Тереза с моим сыном. Целый мир в награду за искорёженные ложью тридцать два года жизни. Я даже не сомневался в том, что отныне мы будем очень счастливы. Потому как после великой боли всегда наступает великое облегчение. Очень сильно похоже на роды… Мы будто заново родились. Я чувствовал нас именно новорождёнными, новоприбывшими… Новыми. *** Я предупредил Тессу о том, что из больницы она уедет со мной, она же предупредила об этом своих родственников, так что борьбу с прессой пришлось переживать только нам двоим. Тесса, как и хотела, поблагодарила на камеру следователя Пейтон Пайк и её команду за своё спасение, после чего журналисты чуть не разорвали её на пути к автомобилю. Я хотел увезти её к себе, но она этого не желала, мотивируя свой отказ тем, что в доме, в которой жила и умерла та женщина, ей будет некомфортно. Я пытался ей объяснить, что это мой дом, и я в нём хозяин, но Тереза была непреклонна, так что я скоро понял, что если со временем мы всё же захотим часто бывать в Роаре, в таком случае мне придётся отстроить здесь новый дом вместо этого. Так как Тесса не хотела возвращаться и в свой пустующий дом тоже, я довёз её до дома её брата Грира, у которого, впрочем, тоже топталось несколько пар журналистов с увесистой аппаратурой на руках. Мы решили вместе сообщить Береку о том, кем я ему являюсь, и точно не в присутствии родственников Терезы, а потому договорились, что за день я решу вопрос с местом, в котором мы сможем уединиться, не опасаясь заглядывающих в окна репортёров, и вечером я заеду за ней и Береком. В итоге решение вопроса нахождения приемлемой локации стало для меня самым лёгким из всех бывших у меня за прошедшие недели моей жизни перипетий в этом городе. Роар был известен среди туристов своей природой. Особенно популярным и дорогим способом слияния с природой здесь считалось снятие домика в “лесном отеле”. Сеть таких домиков была разбросана по лесу вдали от города, всего домов было около двух десятков и все располагались в отдалении друг от друга, так что лучшего места для уединения в округе было не найти. А так как в связи со всё ещё открытым делом Больничного Стрелка и находящимся в самом разгаре розыском Ричарда Маккормака покидать пределы города нам было запрещено, я предупредил следователя Пайк о том, где именно мы будем скрываться от всего мира, если вдруг понадобимся ей. Я заехал за Тессой ровно в семь часов вечера. Под вспышками фотокамер она с Береком на руках поспешно прошагала по подъездной дорожке от дома Грира до моего автомобиля и вместе с ребёнком села на заднее сиденье. Берек удивился, увидев меня, и после того, как поздоровался со мной удивлённым тоном, больше не произнёс ни слова. В итоге все десять минут поездки мы провели в молчании. Въезд на территорию отеля осуществлялся через шлагбаум, и за нами, насколько я мог быть в этом уверен, никто не следил, так что мои надежды на тихое место начали постепенно оправдываться. Я снял самый дорогой и один из самых дальних домов в лесу, один из немногих, до которого можно было добраться на автомобиле. Дом был двухэтажный, с панорамными окнами, окруженный лесом и реагирующими на движение фонарями. Здесь было действительно хорошо, но чистый воздух отрезвлял слишком резко, отчего с каждой минутой я всё больше и больше переживал из-за мыслей о том, как именно парень воспримет информацию, согласно которой я предстану перед ним отцом. Он был уже достаточно взрослым, чтобы быть способным на ненависть… Я этого боялся. Также сильно, как ещё сутки назад боялся навсегда потерять Тессу. После того, как встретившая нас у входа в дом работница отеля отдала нам ключи, проинформировав нас о времени заказанного мной на две недели вперёд трёхразового питания, должного каждый день поставляться к порогу нашего дома, Берек вопросительно посмотрел на Тессу, словно желая узнать, что здесь происходит, но она сделала вид, будто не заметила этого взгляда. Когда же мы вошли в прихожую дома и заперли за собой дверь, я, отставив свою сумку и сумку Терезы в сторону, решил, что слишком долго ждал, чтобы позволять себе тянуть ещё хотя бы чуть-чуть. Подойдя к мальчику впритык и сев напротив него на корточки, я начал процесс обретения сына: – Берек, знаешь, кто я такой? – Знаю, – уверенно кивнув головой, сдвинул брови мальчик. Я посмотрел на Терезу, держащую его за руку. Её внезапная бледность меня напрягла ещё сильнее. – Ты Байрон, – решив отвлечь мой взгляд с его матери на себя, бодро добавил мальчишка. – Да, я Байрон Крайтон, – я протянул ему руку, и мальчик с силой начал жать её. – А я Берек Холт… – Нет, Берек. На самом деле ты тоже Крайтон. Берек Крайтон. – Это как?.. – мальчик напряжённо заглянул в мои глаза, и хотя перестал жать мою руку, всё ещё позволял мне удерживать его ладонь. – Я твой папа, а значит, твоя настоящая фамилия такая же, как и у меня – Крайтон. Эти слова, казалось, взорвали внутри ещё маленького, но уже способного на серьёзный взгляд мальчишки, целую эмоциональную бомбу. Он, сжав кулак прямо в моей ладони, резко переметнул свой полыхающий взор на держащую его за вторую руку Терезу: – Мама, он правда мой папа?! – в его голосе читался восторг смешанный с ужасом, оттенок которого меня мгновенно напряг. – Да, дорогой. Байрон твой папа. Мальчик вдруг резко вырвал свои руки и из её хватки, и из моей, и врезался в меня обиженным взглядом, постепенно наполняющимся слезами: – Ты бросил мою маму! Этот громкий восклик, эта ярко выраженная боль в глазах моего сына полоснули меня по душе, словно раскалённое железо оголённое тело. – Берек, твой папа меня не бросал! – резко сев на корточки рядом со мной, Тереза схватила мальчика за плечи и заставила его смотреть на себя. – Не бросал?! – в голосе мальчика послышались первые нотки подступающих слёз. – Тогда где он всё это время был?! Он что, суперагент?! Он секретную миссию выполнял?! Я не хотел, чтобы мой сын думал, будто я суперагент, супермен или ещё кто-то, кем не являюсь. Он мог думать обо мне всё, что угодно, но только не ложь. И потому, прежде чем Тесса нашлась с ответом, я перевёл его внимание на себя: – Я не бросил вас, Берек. Я потерялся. И все эти годы, каждый прожитый мной день вдали от вас, я безумно сильно скучал по твоей маме и искал вас. И нашёл… Прежде чем я договорил, мальчик бросился ко мне на шею и, не в силах больше сдерживаться, надрывно разрыдался: – Как долго ты искался!!! МНЕ УЖЕ ПЯТЬ ЛЕТ!!! Я всю свою жизнь ждал, когда ты меня найдёшь, папа!!! Папа!.. Мой папа… Стоя на коленях перед рыдающим сыном, мы с Терезой, обнимая его и друг друга, рыдали в унисон с ним не менее пятнадцати минут, из-за чего в итоге промочили рубашку сына насквозь. Так серьёзно я не срывался на слёзы ни до, ни после этого. Они нашлись… …Я нашёлся. *** Тереза заболела. Её чрезмерная бледность вскоре объяснилась температурой в тридцать восемь градусов. Я опасался воспаления лёгких, но доктора, приехавшие на следующее утро после нашего заселения в отель, сказали, что это “всего-лишь серьёзная простуда”. Они выписали список рецептов на препараты, из-за которого мне пришлось отлучиться в город на целых полчаса и опасаться того, что возвращаясь приведу за собой хвост из журналистов, но в городе я смог остаться незамеченным, купив все необходимые лекарства в самой крайней аптеке. Когда же я вернулся в отель, Тесса уже не дрожала от озноба, а пылала от жара. В итоге она провела сутки в бреду, под присмотром выписанного мной доктора, а после того, как переборола бред, ещё три дня провалялась с высокой температурой, что не очень радовало следователя Пайк – Тесса нужна была ей для восстановления картины нападения. Тереза должна была приехать на место происшествия, чтобы воспроизвести карту действий Ричарда, не запечатленную видеорегистратором, и меня это напрягало. Я не хотел, чтобы она переживала эти воспоминания снова, но выбора не было и потому на пятый день, спустя сутки после избавления от температуры, мы вместе отправились за город, на место, на которое её привезли для расправы Лурдес с Ричардом. Следственный эксперимент продлился всего пятнадцать минут, так что, поблагодарив Пайк за быстрое оформление, мы поспешно вернулись в отель, где нас дожидался Берек, оставленный под присмотром следователя Рида, молодого парня, с которым Береку, судя по его вечернему рассказу, было крайне весело. Настолько, что я даже немного по-отцовски приревновал его к другому мужчине, отчего весь оставшийся вечер старался быть лучшим мужчиной в жизни своего ребёнка, и потому учил сына выжиганию по дереву. Он был в полном восторге, и Тесса, наблюдая за нами весь вечер, не прекращала улыбаться. Она всё ещё была немного слаба, с момента её выздоровления миновало мало времени, поэтому я решил дать ей ещё одни сутки для восстановления сил и снова уснул в одной кровати с Береком. Пока Тереза болела мы спали вместе и вместе заботились о ней: Берек приносил ей воду, я измерял её температуру, мы по очереди интересовались её самочувствием. С момента, как Берек узнал о том, что я являюсь его “настоящим” отцом, каким он периодически меня называл, словно боясь рассмотреть во мне вымышленного друга, он практически не слезал с моих рук, и я носил его по комнатам с наивысшим удовольствием, смешанным с болезненным осознанием того, что мне недолго остаётся наслаждаться этим ребёнком в своих руках: ещё полгода, максимум год, и он откажется от сидения на руках у родителя – он перерастёт этот возраст. У меня с этим мальчиком слишком мало времени… Меньше, чем могло и должно было быть. В пятницу вечером, уложив Берека спать, я зашёл в комнату Тессы под предлогом желания поделиться с ней рассказом о нашем сыне и застал её за чтением книги. Увидев меня в дверях, она отложила книгу и улыбнулась, что позволило мне продолжить приближение. – Ну что, уже спит? – сев в позе лотоса, воззрилась на меня она, я же обратил внимание на занавешенные шторами панорамные окна: хотя здесь должно было быть безопасно, Тесса опасалась проникновения папарацци на территорию отеля и в своей спальне постоянно держала окна занавешенными. Сначала меня напрягало её напряжение, но сейчас я был удовлетворён этими занавешенными окнами. – Пять минут назад уснул. Перед сном сказал мне “по секрету”, что заподозрил, будто я его отец, в момент, когда получил от меня на день рождения дрон, потому как, по его понятиям, только отцы дарят своим детям такие крутые подарки, – поджав губы, я ненавязчиво сел на край кровати, прямо напротив Тессы, и хотя выглядел весьма уверенно, внутренне я всё же боялся того, что она меня прогонит. Но она спокойно восприняла нарушенные мной границы её личного пространства, что меня немного воодушевило. – Да, он может поражать своими высказываниями, – невозмутимо усмехнулась она. – Это правда, что задувая свечи он загадал себе папу и сказал тебе об этом на ухо, из-за чего ты и уронила тот торт? – Хах! Он тебе и это рассказал! Да, правда, я ведь тебе уже рассказывала об этом в больнице, – Тесса так лучезарно улыбнулась, что я едва не смутился из-за красоты её голоса, едва заметных ямочек на щеках, распущенных по плечам волн волос, ложбинке на оголённой ключице… – Он теперь всё тебе рассказывать будет: не остановится, пока не выболтает всё, что у него накопилось за пять лет жизни, – добавила она, и эти слова вдруг показались мне тёплым пледом, накрывшим меня с головой. – А он уже рассказывал тебе, что после дня рождения стал регулярно смотреться в зеркало и всякий раз находил себя очень-очень похожим на тебя? – И ты это терпела? – грустно улыбнулся я. – Ты ведь тогда считала меня мерзавцем и не хотела, чтобы Берек контактировал со мной. – Ну, он рассказал мне об этом только вчера… – она опустила глаза и на секунду прикусила нижнюю губу. – Так что я особенно не переживала, в те дни наблюдая его крутящимся перед зеркалом. Я всё же немного смутился. Этот ребёнок и вправду бесстыдно скопировал мою внешность. – Сегодня вечером он сказал мне, что в восторге от “такого” папы, только от какого “такого” – мне не понятно, – я слегка запрокинул голову и искоса посмотрел на свою собеседницу, стараясь как можно более незаметно оценивать красивый вырез на её кофточке. – Наверное, он имел в виду, что ты ему нравишься, – смущённо произнесла она, по-видимому заметив направление скольжения моего взгляда, отчего когда я в следующую секунду встретился с ней взглядом, она словно по щелчку начала розоветь. Она была не против. Я же сейчас желал этого больше всего на свете. Подсев к ней ближе, я пригнулся к её лицу и поцеловал её в пунцовые губы. Она не шелохнулась, что могло бы произойти и в случае, в котором она не хотела бы мне мешать, и в случае, в котором она испытала бы испуг или замешательство. Однако она хотела, чтобы я целовал её. Я это чувствовал. Но даже если бы я не был уверен в её желании, после этого первого поцелуя мне было бы сложно остановиться. Прежде чем раздеть друг друга, мы вспомнили о незапертой двери в спальню. Пока я ходил запирать её, Тереза сняла с кровати покрывало и начала раздеваться, я же, достав из кармана презерватив, тоже начал раздеваться на ходу, мысленно ухмыляясь тому, что, кажется, сейчас узнаю, каким бывает секс в браке и что означает трахаться тихо, боясь разбудить спящего в соседней комнате ребёнка. Однако я этого так и не узнал. Мы занимались сексом так страстно и местами так неприкрыто громко, что после я удивился тому, как мы не разбудили не только Берека, но и весь лес. Тереза так и осталась лучшей женщиной из всех, что я знал. Возможно, секрет её исключительности заключался в моём желании иметь именно её, а возможно в том, что мы просто были созданы друг для друга. В моменты, когда я заставлял её терять разум от слияния наших тел, когда заставлял её тело выгибаться в неприкрытом желании, а её голос срываться на неконтролируемые стоны, я жалел о том, что взял с собой презерватив. Я осознавал, что хочу, чтобы она зачала от меня снова, чтобы на сей раз я видел, как округляется её живот от оплодотворившего её клетку моего семени, но я не хотел этого делать без её согласия… И потому, уже входя в неё в последний раз, вжимая её дрожащие бёдра в продавливающийся матрас, я твёрдо решил заполучить её согласие в самое ближайшее время.