Оставив Крайтонов на задней террассе гостевого домика обсуждать мою персону, я стремительным шагом направлялась по мощённой садовой тропинке в сторону подъездной дорожки, на которой оставила свой автомобиль. Тучи над моей головой стали сгущаться, превратившись в более серые и стремительные, в воздухе повысилась влажность, появились первые порывы прохладного ветра. Дождь мог начаться в любую секунду, именно поэтому я спешила… Вернее, я убеждала себя, что поэтому, хотя на самом деле прекрасно осознавала реальную причину своей спешки. Откровенно говоря, в этот момент я удивлялась тому, что всё прошло более-менее гладко, если, конечно, так можно выразиться. На что я рассчитывала, идя сюда? Определённо точно я считала, что с первой же секунды Байрон начнёт вставлять палки в колёса моего проекта, но он просто слушал и в итоге не высказал ни единого желания изменить хотя бы малейшую деталь моего видения. Впрочем, Августа тоже согласилась с буквально каждой предложенной в моём проекте деталью… Значит, решил похвастаться своей удавшейся после разрыва со мной жизнью? Вроде: взгляни, как хорошо я жил до тебя, но насколько лучше стал жить после тебя – два огромных дома, автомобили высшего класса, жена пусть и не первая красотка в мире, всё равно весьма привлекательная, улыбчивая и, очевидно, любящая, и даже двое милых детей… Что я не успела увидеть? Породистого пса, стоимость которого превышала бы тысячу баксов, позолочённую обстановку главного дома и обширный штат прислуги? Если это так, если Байрон Крайтон всё это устроил лишь ради того, чтобы похвастаться, значит, может быть, всё не так уж и плохо? И его слова, брошенные Алану с явной угрозой: “Если Ваша фирма не оправдает моих ожиданий, в следующем году рынок не будет знать о существовании конторы под названием Шатем”, – это просто уловка для того, чтобы я просто увидела его счастье? Если так, тогда всё не так уж и страшно, как это было во время первого пересечения наших путей, и всё может обойтись без последствий… Ведь может?.. Может. У него ведь семья. Жена. Дети. Дома. Машины. Деньги. Деньги. Деньги… Отлично, я больше не увижусь с ним лично. Выбор материалов я могу произвести в компании Августы – едва ли он захочет тратить своё время на выбор плитки для ванной комнаты в гостевом доме. Или даже так: я сама всё выберу – зачем кому-то из них вообще тратить на подобные пустяки своё драгоценное время? В конце концов, проект уже нарисован, так что осталось только посмотреть да пощупать материалы, а эти двое, судя по их то ли любезности, то ли лести, вроде как “доверяют” моему вкусу… Сев в машину, я бросила папку с подписанным контрактом на соседнее сиденье и вслед за ним полетела моя сумочка. Вставив ключ в замок зажигания, я провернула его, но… К моему вящему ужасу, мотор не завёлся. Такое уже случалось месяц назад, и в тот раз машина не завелась до тех пор, пока муж одной из моих бывших соседок не заглянул под капот этой рухляди и не подёргал в нём что-то, сказав, что мне не помешало бы отправить мотор на диагностику. Естественно ни на какую диагностику я ничего так и не отправила. Ни времени, ни денег у меня на подобные развлечения не было… Ну почему?! Почему именно сейчас?! Почему не полтора часа назад или не через десять минут?! Ааа!.. Я пыталась ввести в эксплуатацию этот старый хлам вновь и вновь, но ничего, кроме закашлявшегося хрипа, из мотора так и не выдавливала, как вдруг на дорожке слева, скрывающейся за огромной клумбой, возник седовласый мужчина. Он замахал мне обеими руками, явно призывая меня остановиться, хотя я и так стояла, в самом буквальном смысле статики. – Позвольте Вам помочь, – спустя полминуты остановившись рядом с моей машиной, произнёс незнакомец, при этом нагнувшись, чтобы его слова влетели прямо в моё опущенное окно. – Откройте капот. Гулко вздохнув, я нажала на кнопку открытия капота и, услышав щелчок, покинула своё место, чтобы не казаться отстранённой. – У Вас определённо точно проблемы с мотором, – оглядывая именно мотор с разных сторон, мужчина пригнулся ещё ниже и начал дёргать один из проводов, подходящих к протестующему элементу. – Кажется, вашему авто не избежать пересадки сердца. – Всё настолько плохо? – Ну-у-у… – протянул мужчина. – Думаю, у Вас не больше пары-тройки недель до окончательной остановки сердца, – не успел он договорить эти слова, как пара проводов в его руках заискрились от соприкосновения друг с другом, после чего он резко развёл их в противоположные стороны друг от друга. – Попробуйте завести теперь, – не глядя на меня, мой собеседник резко воткнул провода обратно в мотор. Поспешно сев в машину, я вновь провернула ключ в замке зажигания и на сей раз машина завелась с полоборота. С облегчением выдохнув от одной только мысли о том, что благодаря помощи этого человека я смогу удалиться с территории Крайтонов как можно скорее, я всё же пересилила своё желание мгновенно нажать на педаль газа. Вместо этого я повторно вышла из машины, чтобы пожать руку своему спасителю. Он как раз закрывал капот, когда я остановилась рядом с ним и искренне произнесла: – Благодарю. – Не за что. – Нет, есть. Вы буквально меня спасли. – Что ж, если так, тогда ваша благодарность принимается, – широко заулыбавшись, мужчина пожал мне руку, первым протянув свою в мою сторону, и я даже улыбнулась ему в ответ. Передо мной стоял пожилой мужчина лет семидесяти, достаточно хорошо сохранившийся для своих лет: его волосы хотя и были по большей части седы, всё же они всё ещё выдавали свою бывшую черноту, его светлые глаза прятались под очками в квадратной, крупной и бывшей модной несколько лет назад черепаховой оправе – эти очки ему определённо шли, – и ещё он был выше меня на пару сантиметров, с образцово ровной осанкой. На нём был деловой, но явно не в брендовый костюм. – Меня зовут Ричард, – улыбнулся мне мужчина, тем самым продемонстрировав ряды своих идеально ровных, белоснежных зубов. – Я водитель миссис Крайтон. А вот и неопровержимое доказательство: хотя ни Байрон, ни я ни разу не обратилась к Августе обращением “миссис Крайтон”, положение этой женщины выдал её водитель – она определённо точно жена Крайтона. Естественно всё так. Я даже не удивилась. – Тереза Холт, – в свою очередь представилась я, уже освободив свою руку от рукопожатия. – Я дизайнер. Буду отвечать за обустройство гостевого дома. – Вот как? – вздёрнул свои густые, полуседые брови мой собеседник. – Мистер Крайтон давно хотел обустроить этот дом. Значит, скоро будет ремонт… На этом наш диалог иссяк. Поджав губы, я ещё раз улыбнулась спасшему мой автомобиль человеку, после чего наконец позволила себе залезть в машину и уехать прочь от особняка Крайтонов. Что и требовалось доказать: служащий персонал у них тоже имеется. Ну что, теперь-то я увидела всё из того, что Байрон желал мне показать?.. *** Вечером, до прихода Пенелопы и Оливии, я попыталась здраво проанализировать прошедший день и в итоге мне не понравилось то, что я увидела в своей душе. Я заметила, что, почему-то, по абсолютно непонятной мне причине, меня укололо то, что Августа Крайтон оказалась не просто симпатичной, но и любезной, и даже умной женщиной. Такую особу даже мысленно сложно обозвать стервой, не почувствовав при этом на своём языке горьковатый привкус проступающей из нутра лжи. Значит, эта Августа и была той самой дочерью венецианского банкира, на которой Байрон женился уже спустя два месяца после того, как бросил меня на произвол судьбы. Что ж, она вполне походит на итальянку… В последнюю нашу встречу Лурдес даже не попыталась скрыть того факта, что этот брак планировался по чистому расчёту. Очевидно, Байрона не смутил даже факт наличия у этой женщины ребёнка от её предыдущего брака или романа, но, видимо, то, что изначально было ступенью к пополнению семейного бюджета, в итоге превратилось в счастливую семью. Я заметила, что не только кровный сын Хорхе, но и падчерица откровенно любят и тянутся к Байрону, а Августа в общении с ним проявляла теплоту и даже некоторое задорство, пока он сам ходил за нами по пятам с задумчивым выражением лица. Сделав очередной глоток вина из своего ещё непочатого бокала, я поморщила носом, окончательно признав Августу положительной личностью. “Надо же, этот мерзавец знает толк в женщинах и, мало того, умеет добиваться умных”, – продолжая морщить носом, мысленно негодовала я. Теперь мне стало понятно, что если бы миссис Крайтон оказалась силиконовой куклой с пятым размером груди и шестым размером задницы, я бы так не расстроилась, даже воспряла бы духом. Но я вновь видела рядом с этим подлецом далеко не глупую личность… Или я переоцениваю её? Переоцениваю себя? Может быть, Байрон выбирает именно тупых, словно незаточенные ножи, женщин? Если так, тогда получается, что и я, и Августа, одинаково тупые?.. – Эй, – Пенелопа, сидящая на диване справа от моего кресла, защелкала пальцами у меня перед носом. Она с Оливией пришли ко мне пять минут назад и сейчас явно жаждали если не хлеба, тогда зрелищ. – Ты вообще собираешься нам рассказывать, как всё прошло у Крайтона? У него большой дом? – Я занимаюсь домом для гостей, – смиренно отозвалась я в настоящем, а не в будущем времени, так как окончательно признала факт того, что проект уже стартовал и мне от него не отвертеться до тех пор, пока я его не закрою. Или пока не провалю. Поэтому закрыть – или провалить – его я уже пусть и малоосознанно, но планирую в максимально сжатые сроки, а значит обязательно предприму все возможные и невозможные для этого меры. – Но да, этот дом большой, – поджала губы я. – Ладно, гостевой большой, но ты ведь видела главный дом? – включилась в разговор Оливия, хотя, скорее, это я в него пыталась включиться, в то время как эти двое являлись его прямым источником питания. – Так как, он большой? – продолжала допытываться блондинка. Я уже хотела сказать, что этот дом нельзя назвать большим, так как он со стороны кажется громадным, как вдруг Пенелопа предупредила мою мысль: – Говорят, что по домам состоятельных мужчин можно смело судить по размеру их мужского достоинства. – Я не хочу разговаривать о подобном, – закатив глаза, я глубоко выдохнула, непроизвольно вспомнив Байрона голым, и это воспоминание моментально повергло меня в разочарование, потому как одновременно с этим я вспомнила, что его обнажённое тело, по крайней мере пять лет назад, действительно было неприлично красиво. – Ладно, раз ты не хочешь об этом, тогда расскажи нам про Пауля, – вновь подала голос Оливия. Словив же на себе мой ничего не выражающий взгляд, блондинка приподняла плечи то ли из-за желания защититься, то ли из-за желания оправдаться. – Вчера вечером ты обещала рассказать нам о последних своих отношениях. Я прекрасно помнила, что ничего подобного не обещала, лишь допустила вероятность утоления их любопытства позже, но так как говорить о Крайтоне и его идеальной жизни мне хотелось ещё меньше, а историй Оливии с Пенелопой за всё время нашего знакомства прозвучало раз эдак в сто больше, нежели моих, я подумала: “Почему бы и нет?”, – и, развалившись в кресле поудобнее, на выдохе начала свой непродолжительный рассказ. Пауль Дэвис был старше меня ровно на двадцать лет. На момент старта наших отношений мне было двадцать шесть, а ему сорок шесть соответственно. Почему я вдруг обратила внимание на мужчину, который был откровенно старше меня? Во-первых, он был симпатичнее и спортивнее многих моих ровесников: несмотря на раннюю седину, он имел полный комплект кубиков пресса и пристрастие к ежеутренним пробежкам, не зависящим от погодных условий (подобным не могла похвастаться даже я). Во-вторых, он был от меня безума. В буквальном смысле. Пока пара других бывших у меня в тот момент кандидатов в бойфренды, мои ровесники, мямлили и краснели в моём присутствии, более умудрённый опытом Пауль являл собой образец идеально ухаживающего, уверенного в себе и в своих намерениях мужчины. В течение четырёх месяцев, которые продлились его ухаживания за той неприступной стеной, которую я для него изначально представляла, он неизменно каждый вечер передавал мне курьером букеты желтых роз и каждое утро я находила на коврике у входа в свою квартиру изящную открытку, подписанную одной-единственной заглавной буквой его имени – “П”. Через день он писал мне в мессенджере о своём желании встретиться со мной, в течение недели он регулярно вылавливал меня на обеде, в результате чего ел в моей компании и оплачивал мой счёт, когда я не сильно сопротивлялась, а по выходным обязательно приглашал меня в бары или в кино, хотя за весь период его настойчивого ухаживания я приняла лишь два таких приглашения. Мы познакомились случайно: я переходила дорогу на зелёный свет прямо перед его машиной, как вдруг он выскочил из-за руля, бросив свой автомобиль прямо посреди дороги, и далее преследовал меня пешком вплоть до супермаркета, пока я не сдалась и не назвала ему свой номер телефона, чтобы он наконец отцепился от меня. Но он не отцепился. С каждым днём его внимания к моей персоне становилось всё больше, с каждым днём его слова о том, что он сходит с ума от моих глаз, походки или голоса, становились всё более пылкими. Я видела, что он действительно начинает бредить из-за меня, но я, несмотря на всю откровенную физическую привлекательность этого мужчины, не чувствовала по отношению к нему совершенно ничего. Конечно мне было приятно, что такой опытный, неглупый, взрослый и неплохо обеспеченный мужчина мог заинтересоваться мной – молоденькой, зелёной, мало зарабатывающей матерью-одиночкой. Но “приятность” и “любовь” в данном случае были совершенно противоположными друг другу словами, о чём я напрямую и предупредила настойчивого поклонника, сказав ему о том, что если я и соглашусь на эти отношения, тогда он должен знать, что сделаю я это не из-за любви. Но Пауля даже такой расклад с моим присутствием в его жизни более чем устроил. Из-за чего же я в итоге согласилась быть с ним, я так и не озвучила ему, да и сама толком не понимала суть своего согласия на подобные отношения. Однако, думаю, причин было всего три. Во-первых, чистая физиология: мне хотелось сексуальных отношений на регулярной основе. Во-вторых, жалость: я видела, что этот человек действительно не может выбросить меня из головы и что чем дольше я отказываю ему, тем сильнее он страдает от безответных чувств. В-третьих, одиночество: он был одинок и я была одинока, в ближайшие пару десятилетий он должен был состариться, а я остаться в роли всё ещё молодой матери-одиночки = я могла быть рядом с влюблённым в меня по уши человеком, а он мог позволить себе молодость в моём лице. В результате, когда Пауль уверенно проигнорировал отсутствие чувства любви в моём сердце по отношению к его персоне, всё начало складываться вполне неплохо. Во всяком случае, в постели всё было действительно хорошо – более внимательного партнёра у меня ещё не было. Пауль устраивал мне предварительные ласки длинной не менее чем в полчаса, а иногда даже более, и не успокаивался, пока не доводил меня до нужной точки даже если порой доходил до неё первее меня. Мы занимались сексом по два-три раза в неделю и из-за стараний Пауля, и некоторой моей отстраненности, в результате этих “занятий”, как мне казалось, именно я получала большее удовольствие. Думаю, Пауль выстроил на сексе бо́льшую часть своей стратегии в отношениях со мной: видимо, качественным сексом он планировал и даже мог привязать меня к себе. Вскоре я даже забыла думать о его словах, сказанных мне за сутки перед тем, как мы в первый раз переспали: “Главное, чтобы ты позволила мне быть рядом с тобой, а остальное неважно”. Под “остальным” он имел в виду мои чувства к нему, точнее, отсутствие их важной составляющей. Я же, сказав ему об отсутствии любовных чувств с моей стороны лишь единожды, перед самым началом этих заведомо запрограммированных на крах отношений, больше об этом факторе не упоминала, так как для меня являлось достаточным уже то, что я видела, что он периодически, по моему взгляду, сам хорошо понимает щепетильность сложившейся ситуации. А так как его это ни капли не смущало, меня это тоже не трогало. Однако вскоре, примерно спустя два-три месяца, кое-что меня всё же начало смущать: Пауль, несмотря на знание моих отсутствующих чувств по отношению к нему, вдруг начал продавливать тему серьёзных отношений. До встречи со мной Пауль был дважды женат и оба его брака потерпели крушение. В первый раз он женился в двадцать лет на своей забеременевшей ровеснице, спустя пять месяцев после свадьбы у них родилась дочь, спустя два года ещё одна дочь, а спустя ещё три года они развелись. Причина была прозаична: Пауль разлюбил свою жену. Перед тем, как окончательно бросить свою бывшую любовь, он полгода встречался с женщиной, которая была старше него на пять лет и которая в процессе их отношений почти сразу забеременела. В итоге спустя три месяца после ухода от первой жены к любовнице, Пауль повторно женился, через пару недель стал отцом ещё одной дочери, а ещё через два года после этого пополнил состав своей девичьей сборной четвёртой по счёту дочкой. Впрочем, второй брак тоже не принёс Паулю особого счастья: после рождения детей страсть вновь угасла, а после того, как младшей дочери исполнилось десять, он и вовсе перестал находить общий язык с действующей миссис Дэвис. В итоге, как только младшей дочери исполнилось восемнадцать и она поступила в колледж, Пауль во второй раз развёлся, но на сей раз ушёл не к любовнице, а в холостую жизнь – от женских истерик, как Пауль выразился, он к тому времени слишком устал. К моменту развода он даже регулярные ссоры с женой воспринимал как нечто само собой разумеющееся, нечто наподобие хобби. То есть дочерям Пауля, на момент наших отношений, было двадцать семь, двадцать пять, двадцать два и двадцать лет – я была младше его старшей дочери на семь месяцев. Со всеми дочерьми я познакомилась, хотя и не горела желанием это делать. Все они были средней красоты, ни у кого из них не было особенно тесных связей ни с одним из родителей, но все они, почему-то, жаждали со мной подружиться, хотя я недвусмысленно давала им понять, что не заинтересована в подобном сближении. Моё нежелание выходить с ними на близкий контакт красноречиво проявлялось в моих регулярных отказах всем четверым девушкам по очереди в организации совместных пикников, походов в кино, рестораны, а также в отклонении мной всех прочих вариантов увеселительных программ в их компании. Однако мне в память врезался один момент. Это произошло на выходных, в конце ноября. С утра пораньше явившись на порог моей квартиры, Пауль подарил мне очередной букет желтых роз, в обед сводил меня в ресторан, а после предложил сходить в кино на какой-то старый боевик, который мы оба уже видели, и я согласилась. Пауль отошел за билетами, а я ожидала его в холле кинотеатра с двумя коробками попкорна в руках, когда передо мной вдруг возникла третья по счёту дочь Пауля, двадцатидвухлетняя крашенная блондиночка с вздёрнутым курносым носом и голубыми глазами. Она была откровенно рада меня видеть, я же не помню, что чувствовала относительно этой встречи, так как, подозреваю, не чувствовала ничего особенного. Именно эта девчонка в тот вечер сказала мне слова, заставившие меня задуматься относительно моего бойфренда, в то время начавшего продавливать не интересную мне тему “серьёзных” отношений. Она сказала, что недавно рассталась со своим парнем по причине измены с его стороны, после чего недвусмысленно выпалила откровенность: она считала, что токсичные отношения с парнями у неё складываются из-за нелестного примера её отца – она видела, как отец был груб с её матерью и как мать, в ответ на грубость отца, тоже блистала отсутствием любви по отношению к своему партнёру, из-за чего их дети продолжительное время всерьёз считали, будто подобные отношения не то что нормальны, но даже правильны. В общем, блондиночка решила разорвать порочный круг своих неудач на любовном фронте работой с психотерапевтом, а я вдруг начала с большим вниманием присматриваться к Паулю. Он не был со мной груб и тем более жесток – напротив, он трепетал передо мной, трясся надо мной, словно я была одной-единственной розой в теплице, породившей и иные прекрасные цветы, но не розы… А он хотел именно розу. И именно это меня смущало, а со временем и стало настораживать. Пауль хотел от меня всё моё время. Он не хотел или не желал учитывать моего желания уделять часы спорту, иметь хобби, работу и, наконец, самое серьёзное, его напрягало, хотя он и пытался это скрывать, моё неудержимое желание проводить много времени с сыном. Он в буквальном смысле жаждал выжать из меня больше времени на себя. Фразы вроде: “Отмени фитнес”; “Нарисуешь картину в другой раз”; “Ты слишком ответственно относишься к работе, за которую получаешь недостаточно много”; “Отдай Берека родителям на все выходные, а мы смотаемся на пляж, только ты и я”, – звучали всё чаще. Его не устраивало, что я немногословна в мессенджерах, или что игнорирую его эмоджи, или что не позволяю себе серьёзно выпивать из-за нежелания возвращаться охмелевшей домой, где меня ждёт маленький ребёнок. Он одаривал меня безделушками, водил по недешевым ресторанам, устраивал в постели часовые представления, но в ответ получал от меня лишь всё меньшую отдачу. Вскоре, когда он стал более настойчив в вопросе серьёзных отношений, я поняла, что всё же не смогу ни сделать этого человека счастливой, ни сама стать счастливой рядом с ним. В отношениях на жалости и сексе далеко не уедешь – этой машине для сносной эксплуатации по-любому нужно топливо в виде обыкновенной любви. Не будет любви – не будет и отношений. Не будет вообще ничего, кроме жалости и секса. Когда во время одного из вечеров в ресторане Пауль вдруг заявил, что всегда мечтал о сыне и что было бы здорово, если бы Берек стал называть его папой, я мгновенно и максимально жёстко обрубила его в этом бреде, сказав, что Берек не будет называть никакого постороннего мужчину своим отцом. И тогда он заявил, что в таком случае он хотел бы иметь дочь с моими глазами. В этот момент я отрезвляюще резко поняла, что этим с самого начала дурацким отношениям грядёт скорый конец. И я не ошиблась. Уже спустя две недели после того странного вечера Пауль стоял передо мной на одном колене и протягивал мне открытую коробочку, обитую синим бархатом, внутри которой нескромно блестело помолвочное кольцо. Я не стала тянуть резину словами вроде тех, которые обязывали бы меня подумать над этим выпадом, и сразу ответила на этот бред категоричным “нет”. Это всё ещё не был разрыв – только отказ от предложения стать очередной миссис Дэвис, за которым последовало продолжительное отсутствие секса. Пауль в те дни занял максимально выгодную для себя позицию: он скоропостижно сделал несколько шагов назад, предусмотрительно не провоцируя меня на разрыв, к которому, что было совершенно очевидно, я не готовилась, но произвести который была готова в любой удобный момент. Думаю, если бы он и дальше продолжал свою стратегию “не давления”, мы бы ещё некоторое время продержались вместе, но одним пасмурным апрельским утром мои мысли о четырехнедельном сексуальном воздержании, которое я всерьёз желала продлить на неопределённый срок, прервал Берек. Я сидела за рулём, а он сидел позади меня в детском кресле, и вдруг он спросил, почему Пауль сказал ему, чтобы он называл его папой. Вопрос прозвучал словно гром среди ясного неба. Резко нажав по тормозам и стремительно обернувшись назад, я по привычке схватилась за колено своего сына и спросила, когда Пауль успел сказать ему подобный бред. Оказалось, что тем утром, пока я была в душе, Пауль звонил на домашний телефон, и трубку поднял Берек… “Он никакой тебе не отец, Берек! Пауль просто знакомый – не отец, понятно?!”, – эмоционально, едва скрывая злость, которая предназначалась далеко не моему сыну, выпалила я. “Куда уж понятнее”, – скрестил руки на груди Берек. – “Пауль не похож на моего папу. Мой папа не такой…”. Я замерла от услышанного. Я боялась недосказанного. И всё равно я спросила: “Не какой?”. “Не такой помешанный. Мой папа наверняка был бы заинтересован и мной тоже, а не только тобой. Как будто ты самая красивая игрушка. Папы такими не бывают. Папы любят своих детей”. Такие слова сказал мне мой тогда ещё четырёхлетний сын посреди автомобильного гула, который разразился позади нас из-за моей резкой остановки. Но, слыша автомобильные сигналы, я не в силах была заставить себя сдвинуться с места, из-за чего нетерпеливым водителям в итоге пришлось меня объезжать, наверняка считая меня либо истеричкой, либо несчастной девушкой, у которой посреди дороги сломался мотор. И мотор правда сломался. Под моими костями, в грудной клетке. В тот момент я решила: больше никаких мужчин в моей жизни! Пусть и Пауль уедет в Эфиопию, как уехал мой первый после рождения Берека парень – видеть больше не хочу ни одного из своих бывших! Исчез Байрон, исчез волонтёр, пусть исчезнет и Пауль! И больше никаких попыток стать счастливой в личной жизни! Мне не повезло – всё, с этим ничего не поделаешь. Всё счастье счастливого брака выпало на долю Астрид и Грира, мне же осталось только материнство, так пусть же буду я его достойна! Уже спустя три часа после ошеломляющего разговора с Береком я встретилась с Паулем в кафетерии. Я бесцеремонно начала и быстро завершила совершенно безэмоциональный диалог со своим уже бывшем ухажёром: – Ты сказал моему сыну, чтобы он называл тебя отцом? – Да, но… – Прощай, Пауль. Мы расстались, – не дав собеседнику даже шанса на разъяснения, однозначно отрезала я, после чего уверенно поднялась со стула и, забрав свою сумочку, ушла прочь ни разу не обернувшись. Казалось бы, всё до крайности прозрачно: тебя не хотят видеть рядом с собой – ты не появляешься рядом с тем, кто тебя не желает видеть. Но Пауль оказался твердолобым и, к моему разочарованию, достаточно быстро опустился до банального идиотизма. Он почему-то решил, что если не будет давать мне прохода, тогда я не просто захочу к нему вернуться, но даже смогу его полюбить – он даже не учитывал того факта, что полюбить его я не смогла даже в процессе существования наших непродолжительных отношений, продержавшихся всего лишь чуть более семи месяцев! Он стал караулить меня у подъезда моего дома и даже у дверей квартиры, стал появляться рядом со мной в самых неожиданных местах – в продуктовых магазинах, супермаркетах, аптеках, парикмахерских, кинотеатрах – и при каждой встрече жаждал разговора. Уже спустя две недели после разрыва с ним я поняла, что смена номера телефона для меня неизбежна, а ещё спустя месяц осознала, что если что-то и сможет спасти меня от разборок у подъезда моего дома, так это побег. В последние недели перед переездом в Роар Пауль стал не просто надоедать мне своим постоянным присутствием и неприкрытой слежкой за мной, но стал хватать меня за руки и за плечи… Я опасалась того, что однажды мне не поможет ни присутствие родителей или соседей, и он всерьёз нападёт на меня. Я осознавала, что этот человек, который, если копнуть глубже, не смог стать идеальным мужчиной ни для одной из своих бывших официальных жён и ни для одной из своих дочерей, скорее всего имеет проблемы с тормозами и понятием здоровых отношений. Поэтому, когда он впервые схватил меня за плечи, чтобы остановить меня от желания скрыться в подъезде, я поняла, что от него будет не просто сложно отделаться, но даже опасно. И потому в Роар я переезжала в одиннадцать часов ночи. Потому что с десяти часов ночи до восьми часов утра за моим домом не велась слежка. Глава 26. Пейтон Пайк. 04 октября – 09:00. Пришлось заставить Арнольда поработать ночью, но его бессонница того стоила – уже к девяти часам утра Рид был просвещен в вопросе частной жизни Пауля Дэвиса настолько хорошо, словно собирался стать его личным биографом. – Пауль Дэвис, сорок семь лет, не женат, дважды разведён, имеет четверых дочерей, по две от каждого брака. Двадцать четыре года прожил в Нью-Йорке, после чего переехал в Куает Вирлпул, где проживал последние пять лет, но, судя по последней информации, с середины сентября он перебрался в Роар, снимает здесь двухкомнатную квартиру в центре, – автоматической очередью докладывал Рид, стоя перед моим рабочим столом, за которым я сидела внимательно слушая своего собеседника, отложив в сторону ручку с блокнотом. – Полжизни провёл в мегаполисе, чтобы потом вдруг забраться в такое захолустье, как Куает Вирлпул, – сдвинула брови я, вспоминая провинциальный городок с населением в семь тысяч человек, в котором я за всю свою жизнь бывала только трижды, один раз по просьбе Астрид подвезти её посреди ночи к её родителям, потерявшим пса. Нью-Йорк и Куает Вирлпул – две противоположности, которые рядом могли бы стоять только в обозначении территории США, так как больше ничего общего между ними не было. – Двадцать четыре года Дэвис проработал в «JPMorgan Chase»* на невысокой, но тем не менее престижно оплачиваемой должности, однако был уволен по причине участившихся случаев опозданий, – отвечал на мой вопрос Рид (*«Джей Пи Морган Чейс» – американский финансовый холдинг, образовавшийся в результате слияния нескольких крупных банков США. Штаб-квартира банка находится в Нью-Йорке, на Манхэттене.). – За два десятилетия жизни в Нью-Йорке наш клиент скопил некоторое состояние, которое в провинции обещало автоматически превратиться в настоящее богатство, что, судя по всему, и стало одной из причин, по которой он переехал в Куает Вирлпул, где заранее нашел себе рабочее место в банке. Вторая возможная причина – сложные отношения во втором браке, которые вскоре после переезда закончились официальным разводом. – Ты умалчиваешь, – прищурилась я, видя насквозь своего напарника, недвусмысленно скрестившего руки на своей груди. Сегодня Арнольд пришёл на работу в чёрной рубашке, которая сильно контрастировала с его светлой кожей, что было особенно заметно из-за закатанных рукавов, оголяющих его объёмные предплечья, на которых проступали крупные голубоватые вены – признак того, что накануне парень вновь терроризировал тренажерный зал своей известной на весь наш отдел тренировкой, подразумевающей тотальную атаку всех мышц. Как-то раз я попробовала выполнить в зале программу Рида, но остановилась на её половине, поняв, что лучше вовремя остановиться, нежели невовремя сломаться. – Последние двадцать девять лет этого человека ясны, – продолжала я, – но что с началом его жизни? Что можешь сказать о периоде его жизни с нуля до восемнадцати лет? – Пауль Дэвис сирота. Родители неизвестны. Мальчика оставили в картонной коробке на ступенях местного детского сада. – Ты сказал “местного”? – моя спина мгновенно непроизвольно выпрямилась. – Он с самого своего рождения и до совершеннолетия жил в Роаре, в фостерной семье, состоящей из двадцати воспитанников. – То есть он находился в Роаре на момент первого появления Стрелка, – уверенно, едва сдержавшись от восклицательной интонации, заключила я. – Да, он был здесь, – ярко очерченные вены на скрещенных руках Рида вдруг произвели движение, выдав напряжение мышц. – Но в тот год, в который Стрелок впервые дал о себе знать, Дэвису было всего пятнадцать лет. – Этот человек уже переехал из Нью-Йорка в Куает Вирлпул, от которого до Роара всего двадцать пять километров, когда Стрелок дал о себе знать во второй раз, убив Рину Шейн? – Да. – Где он сейчас? – я вдруг начала буквально осязать ток, который моё тело совершенно непроизвольно начало вырабатывать пугающими амперами. – Секонд-стрит, дом двадцать, квартира сто один. – Он будет дома?