Он подсел на отцовство — роды маленького Люка начались как раз тогда, когда Робертс доставал из духовки индейку субботним вечером, — и на разговоры об отцовстве. Он вернулся на курсы подготовки со своим сыном, на этот раз в качестве наставника, а позже стал координатором и помогал развивать программу. «Это шаблонное традиционное видение отцовства, из-за которого кажется, будто надо подождать, пока ребенок научится ходить, чтобы ты мог дурачиться с ним. Оно оказывается полностью ошибочным, стоит тебе разобраться, что такое дети и привязанность, — сказал Робертс. — Почему не начать участвовать в их жизни раньше? Пока они совсем малыши, происходит столько чудесных вещей». Я знала про Робертса, потому что мой муж посещал его курсы и сам стал наставником. Как и Робертсу, Юну не хватало опыта общения с младенцами и ролевой модели отца. Курсы все для него изменили. Они подарили ему — в сущности, нам — знание совершенно нового языка, позволяющего говорить о том, каким отцом он хочет быть в первые месяцы жизни ребенка, как поддерживать меня во время родов и кормления грудью, как справляться, когда ребенок плачет, а ты не понимаешь почему. Курсы подарили ему чувство собственной значимости в той роли, которую он желал играть как отец новорожденного, и знание о явлении фильтрации, которое весьма распространено. Речь об истории, когда роженицы прямо или косвенно препятствуют тому, чтобы их партнеры полноценно заботились о ребенке, и не оставляют отцам шанса узнать, как это делать (всему виной материнская настороженность и давление общества, которое ждет, что ты со всем будешь справляться сама). Когда нашему старшему сыну было около полутора лет, Юн ушел из газеты, в которой мы вместе работали, чтобы стать фотографом-фрилансером и видеопродюсером и часть времени находиться дома. Эта перемена показалась нам верным решением в основном потому, что в первые месяцы жизни нашего сына Юн уже находил способы как можно чаще быть рядом. Тогда это помогло ему укрепить отношения с Хартли, а также наши отношения и привнести гармонию в наш дом. И скорее всего, — как для Юна, так и для Джейка, — этот выбор поспособствовал развитию их родительского мозга. Для многих рожениц аспекты, связанные с беременностью и родами, гормональными переменами, жизненно важными вопросами кормления и заботы о новорожденном, а также с социальными ожиданиями, которые все это сопровождают, кажутся не подлежащими обсуждению. Для многих родителей, которые не вынашивали ребенка, полное погружение в родительство — это скорее сознательный выбор. Но это еще и трансформирующий опыт, который сказывается на биологическом уровне. В сфере изучения родительского мозга большая часть исследований проводится с участием цисгендерных гетеросексуальных биологических отцов. Нехватка изысканий с привлечением других категорий родителей бросается в глаза и является очевидным препятствием к полному пониманию механизмов родительской заботы у людей. К этому вопросу мы еще вернемся. А пока давайте взглянем на исследования с участием тех отцов, что составляют костяк изысканий, и подумаем, как эти открытия можно применить в более широком контексте. Неизвестно, как или когда отцовская забота стала проявляться у людей. У млекопитающих отцовство проходило множество этапов развития и двигалось разными эволюционными путями. У древних людей оно, скорее всего, появилось вместе с развитием связи внутри пары, с созданием пары на долгий срок. Однако вопрос до определенной степени усложняется тем фактом, что отцовская забота отнюдь не универсальное явление. Формально говоря, она проявляется «скорее факультативно, чем в обязательном порядке»349. Отец не всегда присутствует в жизни потомства. Его участие скорее зависит от обстоятельств. И для древних семей, и для современных степень вовлеченности отца обусловливается близостью, наличием ресурсов, силой и стабильностью отношений в паре либо доступностью помощи других опекунов. Сара Блаффер Хрди писала350, что «человеческие самцы могут участвовать в воспитании потомства немного, много или ни­сколько». У людей паттерны зачатия и взращивания детей чрезвычайно различны. При этом физиология отца меняется, когда он проводит время с беременными женщинами и с детьми. «Для меня, — пишет Хрди, — это значит, что забота самцов является неотъемлемой частью человеческой адаптации уже давным-давно». В случаях особо сильной заботы у будущих отцов появляются симптомы, похожие на те, что женщина испытывает в беременность. Этот феномен известен как синдром кувады — от французского слова, означающего «высиживать яйца», — и иногда называется фантомной или симпатической беременностью. Ариэль Рамчандани, когда писала работу для журнала The Atlantic, обратилась к предметным исследованиям351 и другим существующим на сегодняшний день изысканиям и выяснила, что «список симптомов [симпатической беременности] включал практически их все: диарею, запор, икроножные судороги, боль в горле, депрессию, бессонницу, набор веса, потерю веса, утомляемость, зубную боль, воспаление десен». А также утреннюю тошноту. У синдрома кувады множество документальных подтверждений352, хотя его часто низводят до сугубо психологического и подвергают насмешкам, в том числе и по-настоящему беременные партнерши будущих отцов. Трудно сказать, как часто встречается это состояние. Показатели его распространенности широко варьируются, а готовность сообщать о симптомах во многом зависит от культурных ожиданий. (Например, подобное состояние совершенно нормально для кооперативно размножающихся обезьян Нового Света, где самцы набирают до пятнадцати процентов от своего веса, когда самка в их паре беременна.) Однако синдром кувады выглядит как частный случай кое-чего более распространенного — значительной перемены гормонального фона, происходящей по мере приближения отцовства. Исследование, опубликованное в 2000 году353, показало концентрацию пролактина и кортизола в крови тридцати четырех пар во время как минимум одного из четырех этапов: в середине беременности, непосредственно перед родами, через несколько дней после родов и через несколько месяцев. Ученые также обратили внимание на содержание эстрадиола у женщин и тестостерона у мужчин. Они выяснили, что в среднем у мужчин и женщин содержание гормонов схоже. Обе группы продемонстрировали рост пролактина и кортизола по мере приближения родов и падение эстрадиола и тестостерона в первые недели после родов. Очевидно, что гормональные перемены у женщин являются важным механизмом подготовки тела и ума к статусу матери. Однако, как предполагают ученые, схожие гормональные сдвиги происходят и у отцов, «тренируя» их перед проявлением отцовской заботы. В течение двух десятилетий после публикации той статьи заметно вырос интерес354 к теме отцовских гормонов, и особое внимание уделялось практической стороне отцовства. На сегодняшний день исследования, многие из которых сосредоточены на падении у мужчин уровня тестостерона, дали некоторую ясность и поставили множество новых вопросов. Считается, что тестостерон регулирует физиологическую склонность человека к созданию пары и проявлению заботы, соотношение между соперничеством и сотрудничеством, которых требуют два этих поведения. Эта идея, которую называют гипотезой вызова, выросла из сезонных паттернов поведения самцов птиц, которые сначала соревнуются за внимание самки, а затем проявляют сотрудничество в воспитании птенцов. С некоторыми различиями у птиц наблюдается спад тестостерона с начала сезона спаривания до вылупления потомства. Тот же паттерн355 актуален для некоторых млекопитающих, включая отцов у приматов — например, у игрунок, — чей тестостерон падает, когда они начинают взаимодействовать с детенышами. Статья 2000 года и некоторые другие изыскания указали на подобный паттерн у людей, однако соответствующие исследования часто полагались на поперечный срез данных, когда сравнивались группы мужчин на разных этапах жизни, а состояние одних их тех же испытуемых на протяжении длительного времени не отслеживалось. Наиболее серьезные на сегодня данные356 об отцах и тесто­стероне появились благодаря работе антропологов Ли Геттлера и Кристофера Кузавы, которые исследовали сотни молодых мужчин из филиппинского города Себу и его окрестностей в течение четырех с половиной лет, начиная с 2005 года. Мужчины предоставляли образцы слюны по утрам и вечерам, когда им был двадцать один год, а затем — в возрасте двадцати шести лет. В другой, более многочисленной подопытной группе, четыреста шестьдесят пять мужчин были одиноки и бездетны в начале исследования. Позже ученые выяснили, что те из них, у кого обнаружился более высокий утренний уровень тестостерона в начале исследования, с большей вероятностью находили партнерш в течение периода испытаний. Среди мужчин, которые создали пары и завели детей, ученые отметили средний спад утреннего тестостерона на двадцать шесть процентов и вечернего — на тридцать четыре процента, в то время как средний спад, связанный с возрастными изменениями, у мужчин, оставшихся холостыми и бездетными, составил двенадцать процентов утром и четырнадцать вечером. В конце исследования у отцов новорожденных обнаружился больший спад тестостерона, чем у отцов с чуть более взрослыми детьми, — по сравнению с их же показателями в начале испытательного периода. Кроме того, те, кто сообщал, что проводит в заботе о ребенке как минимум три часа в день, продемонстрировали более низкий уровень тестостерона, нежели отцы, которые мало или совсем не взаимодействовали с малышами. Примечательно, что вовлеченные и не вовлеченные в воспитание отцы не показали существенной разницы в исходных параметрах, а это говорит о том, что именно забота о детях понизила уровень тестостерона, а не определенная гормональная предрасположенность обусловила заботу. Отцов меняло взаимодействие не только с детьми, но и с партнершами, если они были в отношениях. Группа ученых под руководством Дэрби Саксби, специалиста в области психологии развития и основателя Центра изменения семьи (Center for Changing Family) при Южно-Калифорнийском университете, изучала двадцать семь гетеросексуальных пар357 во время беременности, измеряя тестостерон в слюне примерно каждые восемь недель. Когда детям исполнилось около трех с половиной месяцев, отцы прошли опросник, который позволял оценить их вклад в отношения, приверженность и удовлетворенность непосредственно своими партнершами (не родительством). Исследование выявило, что во время беременности уровень отцовского тестостерона падал, а материнского — рос, но примечательно то, как эти уровни менялись. На позднем сроке беременности уровни колебались совместно: уровень падения тестостерона у отцов коррелировал с уровнем его повышения у матерей. Для отцов и общий спад гормона в беременность, и то, насколько гормональные перемены соотносились с переменами у их партнерш, были факторами, предсказывающими, насколько хорошо мужчины будут оценивать их отношения в паре. Ученым доподлинно неизвестно, как беременность женщины может подобным образом влиять на биологию будущих отцов. Исследователи указывают на такие аспекты, как контакт, время и близость, то есть синхронию. Гормональная синхрония не всегда является положительным явлением. Исследование Саксби выявило также, что уровень кортизола партнеров может меняться параллельно358, и корреляция эта оказывалась сильнее, когда женщины отмечали физическую или вербальную агрессию либо контролирующее поведение со стороны партнеров. Саксби сказала мне, что думает об этом как о своего рода «вирусе стресса». Однако исследование показывает, что по части тестостерона син­хрония адаптивна. Данные о тестостероне ограничивались малым числом пар, привлеченных к исследованию, и тем, что образцы слюны не собирались после родов. Тем не менее авторы полагают, что изменения уровня тестостерона «могут подчеркивать преданность отцов» партнершам, особенно в период стресса при переходе к родительству, когда удовлетворенность людей своими отношениями часто снижается. Два недавних метаанализа оценивали общую картину исследований тестостерона у отцов. В одном из них авторы просмотрели359 десятки изысканий, которые в совокупности предоставляли данные содержания тестостерона у тысяч гетеросексуальных мужчин. В среднем мужчины в серьезных гетеросексуальных отношениях демонстрировали более низкую концентрацию гормона, чем холостые, и разница эта оставалась актуальной среди разных возрастных групп, а также при сравнении образцов мужчин из стран WEIRD[12] с жителями других стран. В целом, как выяснили ученые, у отцов содержание тестостерона было ниже, чем у бездетных мужчин. Уровень гормона также был ниже у тех отцов, которые были учтены как более активные и опытные родители, хотя авторы отметили сомнительную очевидность таких выводов. В другом метаанализе360 исследователи также обнаружили связь более низкого содержания тестостерона с отцовством, но авторы подчеркнули, что величина эффекта, то есть степень различия, была мала — настолько, что в масштабах популяции для большинства мужчин оказалась бы нулевой. Ученые предложили этому несколько объяснений, связанных с природой нейробиологии и природой тестостерона. Многие исследования в области гипотезы вызова у людей «маломощны» — в том смысле, что они включают слишком малое число отцов, чтобы получить серьезные статистические результаты. Снижение уровня тестостерона с большой вероятностью зависит от широкого спектра факторов, относящихся к социальному контексту. Эти факторы не всегда учитываются, поэтому исследователи указали, что не могут детально оценить их воздействие. К таким социальным факторам относятся преданность отца своей партнерше до беременности и с течением времени, его ментальная готовность к отцовству, предыдущий опыт проявления заботы и уровень практического участия в жизни ребенка. Причем биологическое отцовство — то есть непосредственное участие в зачатии, — по словам авторов, влияет на мужскую физиологию куда меньше, чем «социальное отцовство» — участие в жизни ребенка. *** Тестостерон — штука хитрая. Равно как окситоцин прозвали «гормоном любви», тестостерон сделали звездой другого культурного сюжета, в котором передергивают факты. Его воспринимают как источник мужественности, строителя мужских гениталий и мужского ума, топливо для мужского соперничества, мужского сексуального аппетита, мужского доминирования и мужской склонности к риску. Этот сюжет361 способен формировать предубеждения ученых, порой ведя к такому плану исследования, который подтверждает стереотипы, вместо того чтобы изучать нюансы биологии, стоящей за человеческим поведением. А ведь более полное понимание работы определенных гормонов362 затрудняется еще и тем, что ученые занимаются ими в рамках одного пола, для которого тот или иной гормон считается наиболее значимым: тестостерон исследуют среди мужчин, эстрадиол и прогестерон — среди женщин, хотя все они присутствуют у всех людей и являются частью сложной нейроэндокринной системы. Тестостерон действительно участвует в формировании гениталий мужского типа. После полового созревания среднее содержание тестостерона у мужчин во много раз выше, чем у женщин, и именно этот гормон способствует развитию вторичных половых признаков у мужчин — вроде более развитой мускулатуры и крепкого торса. Однако эти средние значения всего лишь два ориентира в более широком диапазоне, где уровни тестостерона у мужчин и женщин могут быть сопоставимыми. В диапазоне, который может выглядеть иначе, если включить в него интерсексуальных и небинарных людей. То же можно сказать насчет множества установленных половых различий в структуре мозга. Существует общее множество присущих обоим полам свойств363 и разнообразие среди элементов, так что анатомия мозга конкретного человека может быть типично женской в одном отделе, но более схожей с мужской в другом. Как сказали об этом авторы недавней междисциплинарной обзорной статьи под названием «Будущее пола и гендера в психологии», «чаще всего мозг — это половая/гендерная мозаика». Некоторые выдающиеся ученые оспаривают эту идею. Одну статью, которую позиционировали364 как явное доказательство гендерной бинарности, называли «наиболее свежим, понятным и тщательным исследованием» уровня тестостерона взрослых людей. Но оказалось, что эта статья была написана учеными и проверена консультантами, чью работу профинансировала World Athletics, Международная ассоциация легкоатлетических федераций. Они определили, что тестостерон365 «четко отличается непересекающимся бимодальным распределением, показывая явное и полное разделение между мужчинами и женщинами». Звучит убедительно. Однако стоит принять во внимание, что статья предназначена для сферы спортивных соревнований и спонсирована организацией, которая заинтересована в том, чтобы проводить черту между спортсменами разных полов и решать, кого не допускать и как. Исследование недвусмысленно исключило из состязаний женщин с высоким уровнем тестостерона, который объявило аномалией. Сари ван Андерс, преподаватель психологии, гендерологии и нейробиологии в Университете Куинс в Кингстоне, в Онтарио, сказала мне: «Подобная линия мышления создает однобокий сюжет: женщины с содержанием тестостерона выше заданного уровня находятся вне нормы. Как это выяснилось? Женщин разбили на группы, из которых исключили всех испытуемых с высоким содержанием тестостерона». Высокую концентрацию тестостерона у женщин патологизируют, сказала ван Андерс, даже когда такие женщины здоровы. А низким показателям тестостерона у мужчин, в том числе у здоровых представителей большого спорта366, всегда находятся оправдания. Уровень тестостерона у разных людей различен и меняется в процессе жизни отдельно взятого человека даже в пределах отдельно взятого дня. Содержание этого гормона обычно увеличивается у мужчин после полового созревания и снижается с возрастом, и концентрация его значительно варьируется между разными социумами и внутри каждого из них, завися от социоэкономических условий. Определить эти различия количественно367 оказалось довольно трудно. Более того, хотя мы считаем, что тестостерон определяет характерное для того или иного гендера поведение, может статься, что все ровно наоборот. В одном исследовании под руководством ван Андерс ученые измерили содержание тестостерона в слюне подготовленных актеров до и после того, как они зачитали монолог, требовавший от них демонстрации власти; речь в нем шла об увольнении подчиненного. Актеры, мужчины и женщины368, выступили дважды: в первый раз в типично мужском ключе, занимая много места, мало улыбаясь, принимая доминирующие позы и перебивая собеседника, а второй раз — в типично женском стиле, с более редким визуальным контактом, колебанием, более высокими нотами в голосе и общим стремлением «быть мягче». Женщины, а не мужчины показали значительный подъем уровня тестостерона после выступлений в обоих стилях, что позволило сделать следующее предположение: само по себе обладание властью и ее демонстрирование, независимо от пола человека, которому эта власть принадлежит, способно поднять уровень тестостерона. Как указали авторы, возможно, что средние показатели тестостерона у мужчин выше, чем у женщин, не только из-за наследственных факторов, но и потому, что всю жизнь в мужчинах поощряют соперничество, свободу воли и стремление к власти. Иными словами, гендерная бинарность, основы которой считаются биологическими, возможно, на самом деле частично сконструирована социумом. Это самоубеждение. Нельзя сплести новую историю, не распутав клубок старой. То, что считается «нормальным» в родительстве, фундаментально связано с тем, что считается «нормальным» в нашем видении гендерных ролей. А последнее зависит от того, как вершится наука, изучающая пол и гендер, и как преподносят ее открытия. Согласно тому, как видит это ван Андерс, которая также изучает родительство, гормоны — это биохимические вещества, что движутся внутри организма и формируют «культурный сюжет, который бродит внутри социума, — как риторика». Согласно риторике, мужественность формируется тестостероном вкупе с соперничеством и агрессией, которые он вызывает, а еще тестостерон — врожденный и безусловный фактор, который определяет то, что иные видят как полное и явное разделение между мужчинами и женщинами. Согласно риторике, матери, с их толикой тестостерона и шквалом «гормона любви», обладают собственным врожденным и свойственным только их полу механизмом для заботы. Действительность такова, что способность создавать связи с детьми гибка, присуща всем и регулируется индивидуально. Тестостерон — отнюдь не однозначный фактор мужественности, фиксированный и четкий. Это важный и пластичный компонент369 гормональной системы, влияющий на человеческий мозг и поведение, особенно на предрасположенность к созданию социальных связей, — у всех гендеров. Центральной темой работы ван Андерс является постановка фундаментальных вопросов о социальном поведении. В рамках ее изучения сексуальности это такие вопросы, как «Что такое желание?» и «Что такое родительство?». Родительство часто видят как набор теплых, заботливых проявлений. Однако оно может проявляться и в защитной агрессии, и в своего рода настороженности, которые повышают тестостерон. Ученые обнаружили, что циркулирующий адреналин у отцов370 повышался, когда они слушали аудиозаписи детского плача, что исследователи связывают с мотивацией к заботе. (Опытные отцы, слушавшие такие записи, кроме того, демонстрировали заметный рост уровня пролактина, гормона, который обычно ассоциируется с образованием молока у млекопитающих, но также обнаружил свои связи с отцовской заботой, хотя результаты по этой части неочевидны.) В рамках гипотезы вызова это называется «парадоксом защиты потомства» — исключением из правила «родительство равно низкий тестостерон». Ван Андерс с двумя коллегами, Кэтрин Голди и Патти Куо, предложила более детальную модель371 действия тестостерона — в частности, в отношении нейропептидов окситоцина и вазопрессина, — которая принимает во внимание социальные цели. Также в этой модели сделана попытка отделить такие цели от представлений о мужественности и женственности. Однако, как указывают авторы, полностью сделать это трудно, потому что сами по себе исследования этих гормонов слишком гендерно обусловлены. Существует множество изысканий по части тестостерона у отцов, но очень мало — у матерей (или по части его связи с проявлением агрессии у женщин). Это происходит, несмотря на то что у женщин зафиксирован мощный скачок тестостерона372 в предродовой период (исследование 2014 года с участием двадцати девяти беременных женщин показало шестикратный рост уровня тестостерона в образцах слюны на протяжении беременности), после чего содержание тестостерона уменьшается в послеродовой период до показателей более низких373, чем у бездетных женщин. «Как узнать, [что изменение концентрации тестостерона] связано с отцовством? — спросила меня ван Андерс. — Как сравнить его с повышением тестостерона, связанным с материнством, с родительством, с заботой со стороны бабушек и дедушек или любой заботой в любом виде?» Идея о том, что гормональные перемены облегчают вовлеченность в родительство у мужчин так же, как и у женщин, полезна не только для того, чтобы помочь мужчинам осознать свое становление в качестве отцов, что само по себе уже является достойной целью. Идея эта способна служить новой призмой, сквозь которую можно рассматривать мужское здоровье и шире видеть здоровье целой семьи. Отцовство влияет на жизни множества мужчин тысячей по­стоянно меняющихся аспектов, принося стресс и радость, эмоциональное равновесие и неуверенность. Сегодняшние исследования, как бы мало их ни было, предполагают, что отцовство оказывает положительный эффект374 на мужское здоровье. Ученые, которые занимаются нейробиологическими свойствами отцовства, говорят, что последнее должно считаться важнейшим событием в жизни мужчин, достойным изучения. «Здоровье мужчины не принято рассматривать как нечто, формируемое отцовством», — сказала Саксби. Отчасти это может быть результатом вариабельности активного отцовства. Между тем, отметила она, брешь в исследованиях затуманивает общую картину, значимую для мужчин и для семей. Саксби, ее коллега Диана Голденберг из Южно-Калифорнийского университета и Майя Россин-Слатер из Медицинского колледжа при Стэнфордском университете писали о первом опыте родительства как критическом переходном периоде375 для здоровья взрослых, начиная с которого развивающийся набор веса и умственные заболевания могут быть приостановлены на долгое время. Ученые отметили, что перинатальный период способен выступить своеобразным «переломным моментом» в ситуации неравенства, которое испытывают люди разных рас и находящиеся в разных социоэкономических условиях. Они предполагают, что отчасти это может быть связано с неодинаковой доступностью оплачиваемых семейных отпусков. Важным фактором в этом заявлении и в работе Саксби в целом является идея семейного здоровья, когда родители и дети влияют друг на друга. В исследовании 2017 года Саксби с коллегами оценила уровни тестостерона и симптомы послеродовой депрессии у отцов и связь этих явлений с послеродовой депрессией их партнерш. Среди ста сорока девяти пар376 отцы с низким содержанием тестостерона (образцы которого собрали через девять месяцев после родов) демонстрировали больше проявлений депрессии. Отцов с высоким уровнем тестостерона депрессия, казалось бы, не коснулась, однако в их парах матери чаще свидетельствовали о собственных симптомах депрессии и об агрессии со стороны партнеров. Читая эти результаты, я ловлю себя на мысли, что в этом есть логика. Если мужчины вовлечены в отцовство, они претерпевают нейробиологические перемены, которые адаптируют их к новой роли, и — как и в случае матерей — такие перемены несут свои риски. На самом деле у десяти процентов мужчин377 развивается послеродовая депрессия, а некоторые испытывают другие неполадки в эмоциональное сфере, включая тревожное и обсессивно-компульсивное расстройства. Саксби с соавторами написала, что частично эта статья является ответом на предложение от­дельных врачей лечить послеродовую депрессию у мужчин дозами тестостерона. А что, если подобное вмешательство затруднит становление мужчины в качестве родителя или даже подвергнет большему риску его партнершу? Ученые пишут, что лучше бы врачам «детальнее рассмотреть» роль тестостерона в рамках потребностей семьи. «Забота о ребенке изолирует, создает стресс и однообразие, и в нашем обществе роль родителя недооценивают. Ее не считают достойным занятием, — сказала мне Саксби. — Когда в этой роли оказываются мужчины, они, вероятно, платят ту же психологическую цену, что и женщины». «Это не значит, что мужчинам не стоит этого делать, — добавила она. — На самом деле обществу нужно больше мужчин в этой сфере, чтобы больше людей увидели: лучшее решение — инфраструктура вроде оплачиваемых отпусков по уходу за ребенком и поддержка на рабочих местах, которая поможет защитить “семью как систему”». Только представьте. *** В 2008 году антрополог-биолог Джеймс Риллинг вел курс социальной нейробиологии и решил включить в программу модуль про любовь и привязанность. Он изучал соответствующую литературу и думал, насколько несбалансированна в ней информация: так много про матерей и совсем мало про отцов. Этот дисбаланс существует и по сей день, но особенно ярко он чувствовался тогда, до первых единичных публикаций по следам исследований структуры и функции мозга у отцов и до того, как группа Ли Геттлера обнародовала данные с Филиппин. Риллингу, который теперь руководит Лабораторией дарвинистской нейронауки (Laboratory for Darwinian Neuroscience) при Университете Эмори, было известно, что дети, отцы которых с энтузиазмом проводили с ними время, лучше развивались. Знал он и о том, что отцовская забота разнится от семьи к семье. «Мне стало любопытно, почему мужчины и их вовлеченность в воспитание детей так сильно разнятся, почему одни занимаются своими детьми больше, чем другие, — сказал Риллинг. — Определенно, свою роль играли культурные и социальные факторы. Но как насчет гормональных и нейробиологических аспектов?» Вместе с коллегами он разработал план исследования378, которое мы упоминали в четвертой главе. Оно отчасти было призвано выяснить, оправдывает ли себя гипотеза вызова в отношении человеческих отцов. Ученые проанализировали содержание гормона в плазме у шестидесяти трех отцов детей в возрасте от года до двух и у тридцати бездетных мужчин, оценили нейронную реакцию при просмотре изображений чужих детей и сексуально вызывающих женщин, также незнакомых. В исследовании был использован поперечный срез данных: сравнивали разные группы мужчин, а не изучали одних и тех же испытуемых на протяжении долгого времени. Кроме того, оценивался только родительский статус, а отношения в паре во внимание не принимались. Это важно, поскольку мужчины испытывают гормональные перемены и тогда, когда вступают в отношения. Среди участников исследования уровень отцовского тестостерона был в среднем на двадцать с половиной процентов ниже, чем у бездетных. При этом уровень окситоцина у отцов был на тридцать три процента выше. Я долго размышляла о гормональном шторме во время беременности, но правда и то, что долгий дождь способен изменить ландшафт. Гормональные перемены, сопровождающие отцовство, могут быть не столь предсказуемыми и не столь мощными, как эндокринные американские горки беременных женщин. И тем не менее они реальны и, скорее всего, тоже оказывают долгоиграющий эффект на отцовский мозг. Конечно, как мы уже видели, тестостерон — это не все, и крайне трудно изолировать влияние одного гормона от влияния другого, особенно в контексте социальных отношений. Тесто­стерон и окситоцин действуют согласованно либо в противовес друг другу в зависимости от ситуации. Окситоцин воздействует на нейропептид вазопрессин, который может играть свою роль в отцовской заботе. Тестостерон способен превращаться в эстроген, в том числе у мужчин. А еще тестостерон значимым образом взаимодействует с кортизолом. Тем не менее в большинстве исследований рассматривают379 лишь один-два гормона единовременно. Риллинг с коллегами обнаружили различия в активности мозга380 у отцов и бездетных мужчин, однако различия эти лишь частично соотносились с разницей в гормонах. Глядя на изображения детей, отцы показывали более яркую нейронную реакцию в ключевых узлах системы вознаграждения и в тех отделах мозга, что участвуют в обработке мимики и теории разума. В частности, реакции системы вознаграждения и мотивации были сильнее у отцов, нежели у бездетных мужчин, когда участникам показывали снимки детей с грустным или нейтральным выражением лица. Ученые гипотетически связывают это со склонностью отцов взаимодействовать с собственными чадами даже в «минуты стресса или неопределенности». У бездетных более яркие нейронные реакции системы вознаграждения и мотивации отмечены при просмотре сексуально провокационных изображений. Только в одном отделе, связанном с обработкой мимики и эмпатией (в хвостовой части средней лобной извилины), и факт отцовства, и более низкий уровень тестостерона соотносились с большей активацией в ответ на снимки детей, подталкивая авторов исследования к выводу, что снижение тестостерона у отцов «усиливает способность к эмпатии». Интересно, что не выявилось ни одного четкого паттерна, который связывал бы тестостерон или окситоцин с реакцией на сексуальные стимулы. Ученые отметили, что это, возможно, отражает трудности в измерении концентрации гормонов. Либо сексуальные реакции являются более устойчивыми и не так ярко проявляются при критических гормональных изменениях, свойственных послеродовому периоду. На мой взгляд, эти открытия подтверждают две идеи, которые встречаются в литературе, посвященной отцовству: нейронные реакции у мужчин меняются с наступлением отцовства, особенно в части мотивации и эмпатии. И мы все еще мало знаем о том, как гормоны формируют поведение — у людей в целом и у родителей в частности. Когда я поделилась этими мыслями с Риллингом, он ответил: «Полагаю, у нас есть все основания думать, что высокое содержание тестостерона провоцирует мужчину к созданию пары и уменьшает склонность к заботе как таковой». Он добавил, что сделанные открытия — недостаточное соответствие между уровнем тестостерона и нейронными реакциями на сексуальные стимулы, которые в некотором роде ставят под сомнение гипотезу вызова, — все еще его удивляют. Открытия эти подтверждают также то, что может казаться очевидным и как будто бы не ускользает от взгляда ученых, однако остается за рамками их прошедших редактуру публикаций. Родители, участвующие в этих исследованиях, — люди во всем их многообразии, которых определяет далеко не только родительский статус и поведение которых не всегда легко отнести к той или иной категории. Конечно, определение категорий — важный инструмент исследований, и я ценю то, как научная группа Риллинга попыталась выделить нюансы отцовской заботы. Впоследствии они взялись изучать, как отцы дочерей381 и отцы сыновей по-разному взаимодействуют со своими детьми и как эти различия соотносятся с особенностями нейронных реакций отцов. Они обратили внимание на то, как реакция молодого отца382 на плач новорожденного варьируется в зависимости от возраста мужчины: отцы постарше описывали плач как менее раздражающий и демонстрировали более приглушенные нейронные реакции. А в небольшом изыскании с участием двадцати молодых отцов383, которым предложили пройти видеоигру, где тем пришлось успокаивать плачущих младенцев, ученые получили дополнительное подтверждение идее глобальной родительской системы заботы. И, с несколько неоднозначными результатами, отметили более низкую активацию ключевых частей системы, которая задействована в мотивации и регулировании эмоций, у отцов, свидетельствующих о большем чувстве растерянности. В одной из своих первых работ на тему родительства, в обзоре научной литературы Риллинг написал нечто такое, что меня зацепило. «Важный урок, который мы можем извлечь из того, что сегодня знаем, заключается в том, что родительство можно представить в виде континуума384, на противоположных концах которого находятся недостаточно и чрезмерно чувствительное родительство, а посередине — просто чувствительное, — писал Риллинг. — Есть основания полагать, что опосредующая физиология выглядит как континуум похожего рода». Родительство — как поведение и как биология — не застывший контекст, а шкала. Не один вариант бытия, а множество. И, разумеется, отцов это касается тоже. Риллинг сказал мне, что видит это так: все взрослые обладают «одной базовой нейронной сетью», отвечающей за проявление заботы, и эту сеть могут формировать многие переменные. «Насколько легко сеть включается в работу? Каков ее порог? — размышлял он. — Вы знаете, что на нее воздействуют как физиологические факторы — те, что идут от тела к мозгу, вроде гормонов, — так и социальные, культурные влияния, что движутся от мозга к телу?» К влияниям второго порядка относятся и ожидания общества в отношении отцов, и собственные ожидания мужчины по отношению к себе. Здесь может сыграть роль то, в каких количествах и какого рода поддержку он получает. История привязанности есть у каждого из нас, но она принимает самые разные формы. «Я повторяю это так часто, как могу, — поделилась со мной Саксби, — хорошими родителями становятся, а не рождаются». Впереди еще больше исследований в области отцовства. Уже было опубликовано несколько изысканий385 о том, как меняется структура человеческого отцовского мозга и меняется ли вообще, однако результаты этих исследований несколько спорны и неоднозначны. Начиная с лета 2021-го лаборатория Саксби публикует статьи по следам продолжительных исследований с участием как минимум сотни пар. Их изучают примерно с середины беременности и вплоть до первого года после родов, и работа эта включает функциональный и структурный анализ мозга отцов, повторяющийся с течением времени. Риллинг взялся набирать испытуемых для изучения мозга будущих отцов в течение примерно того же временного отрезка. Оба проекта финансируются Национальным научным фондом, что весьма примечательно, если учесть, что многие исследования в области материнского мозга спонсируются Национальным институтом детского здравоохранения и развития человека при национальных институтах здравоохранения США. Некоторые ученые признаются: даже когда они изучают матерей, инвесторы отправляют назад их заявки на грант с во­просом «А что насчет детей?». Словно развитие материнского мозга достойно исследования только в контексте последствий для ребенка, а не ради жизни матери как таковой. Исследования отцовского мозга — это следующий уровень. Саксби поделилась, что эти изыскания «чрезвычайно изолированны». Она призналась, что, по ее ощущениям, «если хочешь заняться нейропластичностью мозга взрослых, тебе нужно тайно прокрасться внутрь». И это несмотря на тот факт, что понимание мужской мотивации в заботе о детях имеет «социальную и политическую важность». *** Существует крайне мало исследований в области родительского мозга, которые привлекали бы не гетеросексуальных цисгендерных родителей, имеющих общую ДНК со своими детьми. Те, что уже есть, впечатляют, однако каждое из них напоминает одиночку на танцполе, который ждет, когда заиграет музыка. В одном из первых таких исследований386 использовали электроэнцефалограмму (ЭЭГ), чтобы взглянуть на связанные с событиями потенциальные модели у четырнадцати биологических и четырнадцати приемных либо патронатных матерей. Прикрепив систему электродов к коже черепа, ученые измерили паттерны электрической активности в коре головного мозга, которая отвечала, как выяснилось путем неоднократных исследований, за определенные виды обработки стимулов. Матерей просили рассматривать снимки собственного ребенка и других детей (знакомых и незнакомых), а также знакомого и незнакомого взрослого. Обе группы реагировали на лица своих детей по сравнению с лицами чужих способом, который, по оценке ученых, означал «более существенную направленность внимания». Важно, что биологическое родство мало влияло на эти результаты. Внутри более обширной группы патронатных матерей387 наблюдалась интересная связь между выработкой окситоцина и мозговой активностью. Йоханна Бик, работавшая в то время в Центре исследований детства при Йельском университете, Дэмион Грассо из Коннектикутского университета и их коллеги из Делавэрского университета оценили выработку окситоцина у тридцати двух женщин, когда те обнимали своих детей, через два месяца после внедрения ребенка в семью и повторно — еще через три месяца. (На этот раз для измерения использовалось несколько образцов мочи.) В те же контрольные моменты ученые с помощью ЭЭГ измерили нейронную активность матерей в ответ на серию снимков детей — как собственных, так и чужих. На первом этапе тестирования более высокий уровень окситоцина, вырабатываемого в ответ на объятия, соотносился с более высокой амплитудой измерений, связанных с «мотивированным вниманием», когда патронатные матери разглядывали снимки детей — не только своих. Ситуация изменилась три месяца спустя, когда повышенный уровень окситоцина соотносился с повышенной амплитудой в ответ на созерцание изображений собственных детей. Эти результаты предполагают вывод о биологическом процессе образования привязанности, где роль играет окситоцин либо «опосредующая физиология», которая ставит патронатных родителей на ту или иную отметку родительского континуума. Проще говоря, нейробиология патронатных родителей тоже меняется под воздействием родительства. Конечно, с оговоркой: это показало всего лишь одно исследование. Мы уже упоминали работу, благодаря которой было обнаружено сходство в активации миндалевидного тела у отцов, являющихся основными опекунами своих детей, и матерей, также являющихся главными опекунами. В действительности эти открытия были сделаны в ходе изысканий388, проведенных Рут Фелдман, Эйялем Абрахамом и их коллегами в Израиле, когда они сравнивали гетеросексуальные и гомосексуальные пары в части реакций мозга, выделения окситоцина и родительского поведения. Среди участников присутствовали сорок один гетеросексуальный биологический родитель (мужчины и женщины, среди которых женщины были главными опекунами) и сорок восемь отцов-гомосексуалистов, прибегших к услугам суррогатной матери (половина отцов имела биологическое родство с ребенком, и все они считались основными опекунами своих детей). Исследователи навещали родителей у них дома, где собирали образцы слюны для оценки содержания окситоцина и записывали на видео взаимодействие родителей и детей в их «естественной среде обитания». Позже мозг родителей сканировали при помощи МРТ, пока испытуемые просматривали упомянутые видеозаписи, а также записи только со своим участием и участием незнакомых детей и их родителей. Благодаря этому исследованию идея о глобальной сети родительской заботы укоренилась389. У всех родителей, просматривающих видеозаписи взаимодействия со своими детьми, ученые отметили устойчивую активность тех отделов мозга, что связаны с бдительностью, выявлением значимости, мотивацией, социальным осмыслением и ментализацией. Исследователи написали, что их открытия поддерживают идею о том, что родительство у людей развилось из «древнего эволюционного аллородительства, основы которого зиждутся во всех взрослых представителях нашего биологического вида» и активируются при необходимости. «Подобная аллородительская система заботы, которую можно наблюдать у всех представителей царства животных, может быть одной из причин чрезвычайного разнообразия и гибкости отцовской заботы, которую мы наблюдаем в процессе эволюции нашего вида», — отметили они.