Итан и Ксандер держались за моей спиной и, казалось, не решались подойти ко мне. Недалеко от меня стояла миниатюрная молодая женщина с аккуратно подстриженным каре и азиатскими чертами лица. Она посмотрела на меня, сморщив изящный нос. – Саммер Прайс, – произнесла она натянуто. – Вэнг Чоу, – ответила я так же пренебрежительно. С тех пор, как я начала участвовать в различных конкурсах, наши пути явно слишком часто пересекались. Какое-то время я старалась не встревать в ее ребяческую конкуренцию. Но один взгляд на Вэнг дал мне понять, что сегодня у меня не хватит нервов, чтобы пропускать ее колкости с прохладной улыбкой. – Готова к тому, что сегодня я тебя отделаю? – быстро сказала она. – С твоими сорока килограммами? Я в этом сильно сомневаюсь, – парировала я, прекрасно понимая, что последние недели, полные алкоголя и нездоровой пищи, не прошли для меня бесследно. Я могла бы просто наброситься на Вэнг и повалить ее. Две узкие брови дернулись вверх. – У тебя было достаточно времени, чтобы практиковаться, пока ты трахалась со всем Голливудом? – ядовито осведомилась она. – Ни минуты, – отозвалась я и посмотрела ей прямо в глаза, медленно наклоняясь вперед. – И все же я сыграю лучше, чем ты, – тихо пообещала я. Вэнг побледнела, потому что мы обе понимали, что я права. Она могла практиковаться до тех пор, пока ее пальцы не начнут кровоточить, но все равно играла как робот. Правильный, бесчувственный и до смерти скучный. Прежде чем она успела отпустить очередной неприятный комментарий, дверь отворилась, и вышел строгий мужчина средних лет. – Саммер Прайс! – позвал он. – Это я. Мужчина прищурился. Он не сделал ни попытки улыбнуться, ни протянуть мне руку. – Я Антон Ван Цвиден, дирижер оркестра. – Знаю, приятно наконец познакомиться с вами лично, – немногословно произнесла я без всякой любезности в голосе. Он кивнул и чуть приоткрыл дверь. – Входите, мисс Прайс. Как и было велено, я вошла в большой концертный зал. Ксандер и Итан последовали за мной, словно две тени. Я двинулась вперед за дирижером, к сцене, которая была совершенно пуста, если не считать концертного рояля и стула рядом с ним. Тем временем Ксандер и Итан сели в первый ряд, игнорируя косые взгляды. Ван Цвиден устроился за столиком напротив сцены, за которым сидели еще двое мужчин. В обоих я признала известных членов Нью-Йоркского оркестра. Дирижер указал на единственный стул, стоявший перед столом, и я села. – Мисс Прайс. Вы здесь, потому что хотите стать пианисткой в нашем оркестре. Это верно? – холодно поинтересовался Ван Цвиден. – Да, – кивнула я, ощущая, как желудок слегка сжался от беспокойства. – Как давно вы играете на пианино? – спросил дирижер, хотя ответ наверняка был написан на бумагах перед ним. – Уже семнадцать лет, – ответила я как можно спокойнее. Ван Цвиден даже не моргнул. – А что, мисс Прайс, вы надеетесь получить от нас? Как вы думаете, что вы можете сделать для нашего оркестра? Сбитая с толку вопросом, я быстро моргнула. – Музыка – это моя жизнь. Вот почему я здесь, – проговорила я и в тот же миг почувствовала, что сказала что-то совершенно неправильное. – Это не ответ на мой вопрос, мисс Прайс. Мой вопрос заключался в том, чем владеете вы, что может иметь ценность для нас. Глаза Ван Цвидена сверлили мои, и я с абсолютной уверенностью знала, что мой ответ, каким бы он ни был, окажется неправильным. Просто дирижер уже не сомневался, что у меня нет ничего, что бы он хотел. Мои плечи напряглись, но я вызывающе подняла подбородок. – Мой ответ останется тем же. Я здесь, потому что люблю музыку. В любой форме. Она – моя жизнь, и я наполню ею каждую минуту, что бы ни случилось сегодня. В зале воцарилась тишина. Пронзительные глаза дирижера задержались на мне еще немного, прежде чем он едва заметно кивнул. – Вы взяли с собой необходимый репертуар? – Нет. – Вы сами сочинили пьесу? – Нет. – Чего, мисс Прайс, вы хотите здесь? – Заниматься музыкой, – тихо повторила я. В зале стало так тихо, что можно было услышать, как тикают часы. Дирижер глубоко вздохнул, а потом кивнул еще раз. – Тогда сделайте это, мисс Прайс. Покажите нам свою музыку. И именно это я и сделала. Это немного походило на сон. Словно со стороны наблюдая за собой, я поднялась по ступенькам на сцену. Села на табурет и положила пальцы на голую полированную слоновую кость. Клавиши прижимались к моим пальцам, будто старые друзья, и я поняла, как сильно мне не хватало этого ощущения. Мое сердцебиение замедлилось, но оно стучало в ушах, как ритм ненаписанной песни. Бум. Бум. Бум. Я глубоко вздохнула и начала играть. Все скрытые чувства потекли из черной дыры во мне и превратились в ноты, сложились в мелодию. Мои пальцы пробегали по клавишам, рассказывая о страхах и надеждах. Слезах и смехе. О доверии и предательстве. Об одинокой девушке, которая встретила сломленного парня, а затем девушка тоже сломалась, а парень остался одиноким. Пустота во мне растворялась нота за нотой, в то время как мои пальцы все более возбужденно летали по клавишам. Звуки слились в дисгармоничный крик, вырвавшийся из самых недр. Однако я не перестала играть. Пусть мир услышит, что я испытываю, что он сделал со мной, как разорвал меня на части. Я играла и играла до тех пор, пока дыра во мне не исчезла, из меня не вытекло последнее чувство. Совершенно обессиленная, я опустила руки. В середине такта. Я просто оборвала звук, и аккорд эхом отразился по всему залу. Потребовалось два, три, четыре вздоха, чтобы я заметила пот, струившийся у меня по лбу. Когда я подняла глаза, все взгляды были устремлены на меня. Ксандер и Итан сидели с открытым ртом. Ван Цвиден смотрел на меня пронзительно и бесконечно долго. По крайней мере, мне так показалось. – Как называется эта пьеса, мисс Прайс? – наконец в полной тишине спросил он. Я глубоко вздохнула. – «Любовь», – хрипло ответила я. – Это называется «Любовь». Ван Цвиден раздул ноздри. Его рука взяла лист бумаги и медленным решительным движением скомкала его в небольшой шарик и бросила в мусорную корзину рядом с ним. – Спасибо, мисс Прайс. Мы с вами свяжемся, – холодно произнес он. С дрожащими коленями я встала и, не говоря больше ни слова, покинула концертный зал. 33 Мы молча отправились в аэропорт. Ксандер уже успел забрать наш багаж из квартиры и отвезти туда, чтобы снова не столкнуться с прессой. Меня это не волновало. Я бы улетела обратно во Флагстафф и без багажа. Когда мы наконец прибыли в аэропорт, оставалось мало времени. Ксандер крепко прижал меня к себе. – Я люблю тебя, сестренка. Ты это знаешь, не так ли? Я кивнула и тоже обняла его. – Мне жаль, – прошептала я. Брат тихо вздохнул. – Не так, как мне. – Мы осторожно отстранились друг от друга, и он зашагал на регистрацию на свой рейс в Новый Орлеан. – Как ты себя чувствуешь? – спустя целую вечность спросил Итан. – Словно пустой белый лист, – проворчала я. Он глубоко вздохнул, и я почувствовала его руку у себя на спине. Итан нежно погладил меня. Медленно добрался до моего бедра и притянул меня в бесконечно ласковые объятия. – Любовь, – пробормотал он. – Ты ведь любишь его, не так ли? – Итану незачем было уточнять, кого он имеет в виду. Мы оба это знали.