Я моргнула. – Что? – хрипло спросила я, желая, чтобы при этом мой голос не звучал так возбужденно. Парень тяжело вздохнул и опустил голову. – Я решил. – Решил? Что? – Что мы не можем быть друзьями, – устало произнес он и спокойно поднялся. – Что? Почему? – Мое сердце сжалось, и я почувствовала… боль? Габриэль одарил меня извиняющейся улыбкой и подошел к краю автобуса. Он держался на удивление устойчиво для того количества алкоголя, которое выпил, но я испытала облегчение, когда парень снова сел и начал болтать ногами. Я смотрела на его спину, ощущая, что сделала что-то не так. Но… он хотел, чтобы я поднялась к нему на крышу! – Кстати, я солгал, – бросил парень через плечо. – О чем? – О песне. Песне Ксандера… вернее, твоей. Она потрясающая. – Сказав это, он спрыгнул на землю. – Габриэль! – пораженная, я подползла к краю автобуса и вгляделась в темноту. Парень, должно быть, использовал шезлонг как батут. Как ему удалось в процессе не сломать шею, стало для меня загадкой. С другой стороны, он казался человеком, у которого удачи имелось больше, чем ума. Теперь он уходил, слегка покачиваясь, но достаточно быстро, от автобуса в сторону фестиваля. – Почему мы не можем быть друзьями, Габриэль? – крикнула я ему вслед. Вместо ответа я получила только вытянутый средний палец. Вот же чертов придурок! – И как мне спуститься отсюда, не сломав себе шею? – Через люк на крыше, – крикнул он и в следующее мгновение исчез. Люк на крыше? Конечно же, окно над моей кроватью! Я отчаянно обшаривала глазами крышу и наконец обнаружила его на другом конце автобуса. Я споткнулась, издав ужасный шум, и только порадовалась, что мне достаточно просто открыть окно. А потом с облегчением скользнула в люк и мягко приземлилась на кровать. Я ощутила прилив опьянения и адреналина. В голове звучал голос Габриэля: «Я решил. Мы не можем быть друзьями». Не знаю, как долго я смотрела в небо через открытый люк, но в какой-то момент показалось, что до меня доносится настоящий голос Габриэля, обращенный ко мне. О, детка, не противься судьбе. Когда убьешь меня, исчезну я во тьме. И буду имя вновь твое кричать, Когда утащат в ад меня сжигать. Только когда закрыла глаза и снова попыталась заснуть, я заметила стекавшие у меня по щекам слезы. Чертов алкоголь. 16 – Мы скоро приедем? – Нет. – Мы скоро приедем? – Нет! – Мы скоро приедем? – Ксандер! – прошипела я, глядя на брата поверх кофейной чашки. – Сейчас восемь утра. Благодаря храпу Питера я проспала лишь около двух часов. Если тебе скучно и у тебя похмелье, то прими душ, или вернись в постель, или засунь голову в унитаз, мне все равно. Главное, заткнись! – Ухх, Саммер может быть очень злой! – Пейтон, которая сидела рядом с нами и листала журналы, не обращая внимания на нытье моего брата, усмехнулась. При этом она съела уже пятое печенье, которое вдобавок еще намазала вареньем. У этой женщины развилась настоящая зависимость от сахара. Храп Питера по-прежнему разносился на весь автобус. Ребята вернулись только рано утром, как раз в тот момент, когда мне удалось заснуть. Как оказалось, Габриэль оказался не единственным, кто напился. Ксандер был так пьян, что назвал меня мамой, прежде чем едва не утонул в душе. Когда наконец все улеглись в постели и снова наступила тишина, Питер начал храпеть и до сих пор не переставал это делать. Как такой изящный парень мог издавать такие грубые звуки, для меня оставалось абсолютной загадкой. Не раз я задумывалась о том, чтобы просто задушить его подушкой. Но гораздо чаще я смотрела в небо через люк на крыше и задавалась вопросом, как дела у Габриэля. Он выглядел довольно бледным, когда его вместе с остальными погрузили в автобус. Молчание с его стороны было чуть ли не еще более неприятным, чем тот сексуальный стон, которым он разбудил меня накануне. После того, как слишком долго пыталась заснуть, я вылезла из постели и сварила кофе. Что, в свою очередь, заставило подняться Пейтон и моего брата. – Саммер? – позвал Ксандер, глядя на меня большими глазами грустной собаки. – Чего тебе? – вздохнула я, отрывая взгляд от лестницы. Почему я так ждала, когда спустится Габриэль? – Когда мы приедем? – как четырехлетний ребенок проныл Ксандер. Пейтон хихикнула, а я метнула в него свою ложку. – Эй, это домашнее насилие! – начал протестовать брат. – Спроси еще раз, и я вышвырну тебя из автобуса, – рявкнула я. – Звучит хорошо. Я с удовольствием помогу, – поддержала Пейтон. Когда она встретила изумленный мой и возмущенный взгляд Ксандера, лишь пожала плечами. – Что? Мне тоже бывает скучно, когда мы едем тридцать часов подряд. Выбросить посредственного диджея из движущегося автобуса все равно лучше, чем скандалы вокруг Талии Грейборн! Ее нос внезапно стал меньше или грудь выросла? Эксклюзивное интервью. Как она изменилась для новой роли. Ксандер внезапно побледнел и застонал в свой кофе. Пейтон посмотрела на него с вызовом, но ничего не сказала. Имя просто повисло между нами в воздухе, который внезапно словно затрещал от напряжения. Талия Грейборн. Талия? Талия, для которой Габриэль написал песню? Прежде чем Пейтон успела отреагировать, я вырвала у нее из рук журнал. – Эй, ты чего, – крикнула она, но я отвернулась от нее и уставилась на страницу с фотографией. У меня едва не отвисла челюсть. Талия была прекрасна. Высокая, стройная, с длинными черными волосами, густыми волнами ниспадавшими на спину. Слегка загорелая кожа заставляла светиться ее темно-синие глаза. На красной дорожке она позировала в невероятно обтягивающем платье, с вырезом на спине до самой пятой точки. Мне потребовалось около двух секунд, чтобы понять, что я действительно знаю Талию. Не лично, а из телевизора. Она была не просто кем-то, а звездой сериалов. В последнее время почти не имелось ни одной мыльной оперы, в которой она бы не появилась. И пусть я мало смотрела телевизор, но даже я знала, кто она такая. Она и ее длинные ноги были напечатаны на упаковке моей бритвы. Хлопнула дверь. Храп Питера неожиданно стих, и мои глаза метнулись к лестнице. – Чувак, что это? – послышался вопль Питера. – Я спасу всех нас от глухоты! – крикнул в ответ Габриэль. – Сходи к врачу, Питер, звучит так, будто ты сейчас сдохнешь во сне! – Сейчас сдохнешь ты, когда я впечатаю тебя в стену, – прозвучало в ответ. Я понятия не имела, что они там делали, но, судя по звуку, парни бросали подушки друг другу в головы. Раздался глухой удар, и победитель, пошатываясь, спустился по лестнице. На Габриэле не было ничего, кроме черных боксеров, и он выглядел так, как я себя чувствовала. Дерьмово. Белое, как мел, лицо, а под его глазами залегли темные круги. Однако вид его обнаженного торса настолько вывел меня из равновесия, что я чуть не подавилась кофе. – С тобой все хорошо? – весело поинтересовалась Пейтон. Габриэль остановился перед нами, опершись руками о столешницу и прикрыв глаза. – Кофе, аспирин, дефибриллятор, быстро, – измученно прохрипел он. – Секунду. Саммер должна переварить шок от того, что увидела твою куриную грудку, – невозмутимо поддразнила его Пейтон. Я покраснела и спешно покачала головой. Габриель медленно поднял веки. – У меня не куриная грудка! – слабо запротестовал он. – О, да что ты! – Ноздри Пейтон раздулись. – Когда ты в последний раз видел спортзал изнутри? – Ха! На днях я трахнул тренера Ксандера по фитнесу, – торжествующе заявил Габриэль и посмотрел на моего брата, который лишь показал ему средний палец. – Разве твой тренер не парень, Ксан? – произнес удивительно добродушный голос. Теперь Питер тоже скатился вниз по лестнице, одетый в футболку с надписью «Keep calm and wait for the drop[6]». – Все так, – усмехнулся Ксандер. – Ему за сорок, и когда мы делаем приседания, его причиндалы свешиваются из шорт. – Ребята, это отвратительно, – пожаловалась Пейтон. Я лишь закатила глаза, показывая свое отношение к этой чуши.