– Хорошо, – наконец прошептала она, рванувшись вперёд и торопливо вцепляясь в ручку. Та никак не поддавалась, и у бедняжки на глазах выступили слёзы. – О господи! – Её надо тянуть на себя, – объяснила Лотти и осторожно завела свою воспитательницу внутрь. Оказавшись в помещении, мисс Амелия немного успокоилась и моргнула, постепенно привыкая к холодному сумраку. – Доброе утро, – с улыбкой поздоровалась дама за кассой. Лотти ответила ей тем же. Мисс Амелия всё ещё хлюпала носом, и глаза у неё были красные как у кролика. – Смотрите, какая симпатичная блузка, – сказала Лотти, приподнимая кружевной рукав. На самом деле она всего лишь хотела отвлечь мисс Амелию, но блузка была очень красивая – вся в оборочках, как раз во вкусе воспитательницы. А ещё она выглядела удивительно… обычной. – Но… на ней написано… – прошептала мисс Амелия, встревоженно покосившись на блузку. – Нет, здесь нигде не написано «Голоса для женщин». Это просто красивая блузка. Лотти оставила мисс Амелию любоваться кружевами и подошла к подносу, на котором лежали значки. Она заметила эмалированные флаги, как у той дамы, которую встретила минуту назад, но для неё это было неприемлемо. Она не могла носить такое украшение в пансионе. Однако выбор в магазинчике предлагался огромный, и Лотти это сильно удивило, хотя Салли и предупреждала, что здесь есть всё на свете. Вот только кто стал бы покупать своим детям воздушного змея в расцветке суфражисток? – Вы ищете что-то конкретное? – спросила дама за стойкой, наклоняясь к Лотти. – У вас есть броши? – с надеждой поинтересовалась девочка. – Мне прислали немного денег на день рождения… Продавщица достала из-под стойки большой поднос с блестящими украшениями на подушке из тёмно-красного бархата. – Вот, смотрите, – предложила она, показывая Лотти на аметистовую брошь, сияющую фиолетовым. Её окружали крошечные белые жемчужины и ободок зелёной эмали. – Один из местных ювелиров помогает нам с ассортиментом. Если из этих вам ничего не понравится, можете сходить к нему в лавку. – Очень красивая брошь, Лотти, – заметила мисс Амелия, подходя к стойке. Очарование кружевной блузки уже забылось, и бедняжка то и дело оглядывалась на окно, будто ожидала, что за ним вот-вот появится её старшая сестра. – Выбирай скорее, моя дорогая. Нам уже пора возвращаться. Лотти кивнула: – Можно мне вот эту? Нам хватит денег? – Она до сих пор не знала, какую сумму отправил мисс Минчин её отец, но, судя по набору для вышивания, он был очень щедр. Вероятно, ему удобнее откупаться деньгами, чем самому проводить время с дочерью. Мисс Амелия порылась в сумочке и дрожащей рукой достала кошелёк. Она так нервничала, что чуть не выронила сдачу. – Вот! Давай я пока возьму её на хранение, Лотти, – сказала мисс Амелия, убирая кожаную коробочку себе в сумку. – Что ж, а теперь пойдём. А, и доброе утро, – запоздало, но твёрдо произнесла она, обращаясь к даме за стойкой. Они с Лотти быстро вышли на улицу и поспешили к кебу. Мисс Амелия всё оглядывалась назад, словно боялась, что продавщица побежит за ними и крикнет что-нибудь вслед, и все узнают, что они посещают магазин суфражисток. – Салли! Салли, смотри! – позвала Лотти от своей двери. – Подойди сюда. Служанка опасливо огляделась по сторонам, совсем как мисс Амелия на Чёрч-стрит. Лотти прижала ладонь к губам, чтобы не рассмеяться. Салли подбежала к ней, вытирая руки о фартук: – Что? Мне надо топить комнаты. – Я сходила в тот магазин. Потратила деньги, которые папа прислал мне на день рождения, – объяснила Лотти, открывая коробочку. Брошь сверкнула под лучами вечернего солнца, которые лились через окно на лестничный пролёт. – Он придёт в ярость, если узнает! Правда, забавно? Салли кивнула: – Я пойду, мисс. У меня много дел. – Она наклонилась за коробкой с углём и выскользнула в коридор. Лотти выбежала вслед за ней. В этот момент её ни капли не заботило, увидят ли другие девочки, что она разговаривает с судомойкой. – Подожди, Салли! Видишь, это брошь суфражисток. Я прочитала твою газету и сходила в их магазин. Папины деньги пошли в фонд ЖСС! – Деньги! – презрительно фыркнула Салли. – Что? Они ведь для того и держат магазины, чтобы заработать денег. Зачем ты вредничаешь? – Он придёт в ярость, если узнает, – сказала Салли, повысив голос и придав ему жеманности. Лотти поняла, что служанка её передразнивает. – Прекрати! – сердито прошипела она. – Ну что ты надо мной издеваешься? Почему ты так себя ведёшь? – Потому что он не знает, так ведь, мисс? Вы ничего ему не скажете. Он понятия не имеет, что его милая дочурка связалась с этими кошмарными суфражистками! – Но ведь ты и сама никому не признаёшься, да и плакат хранишь под кроватью, – напомнила Лотти. – Я потеряю место, если мадам его увидит! – А меня накажет мисс Минчин, и страшно подумать, что она напишет моему отцу! – воскликнула Лотти и тут же пристыженно вздохнула: – Да, пожалуй, это не одно и то же. Салли взяла коробочку, посмотрела на неё и улыбнулась: – Но украшение вы выбрали хорошее, мисс. Красивое. Глава пятая Хотя Салли пренебрежительно отозвалась о её покупке, Лотти очень трепетно отнеслась к новой броши, которая символизировала тайный бунт – против отца, против мисс Минчин и других девчонок, болтавших о лентах и шляпках. И при этом выглядела как обычное украшение, невинно мерцая на шее между рюшами, но на самом деле скрывая в себе послание, нашёптывая Лотти, что однажды она найдёт своё место, где будет нужна и ценна. Лотти каждую неделю забиралась на чердак, чтобы одолжить у Салли свежий номер газеты суфражисток, которая в честь их лозунга называлась «Голоса для женщин», и прочитывала его от корки до корки. Описания тюремных корсетов приводили её в ужас, а над карикатурами она долго ломала голову. Некоторые моменты она никак не могла понять, сколько бы раз ни перечитывала, и потом спрашивала об этом у Салли, когда они встречались на лестничном пролёте или топили камин в комнате Лотти. Зачастую Салли тоже не понимала, что имели в виду в газете, но больше им спросить было не у кого. Время шло, лето перетекло в осень, и на город опустился морозный туман, а вместе с ним появились и более тревожные новости. Суфражистки уже не ограничивались процессиями и демонстрациями, начали поджигать почтовые ящики и обрезать телеграфные провода. Лотти с Салли читали «Голоса для женщин», устроившись на кровати на чердаке. – Они всех разозлят, – прошептала Салли, тихонько присвистнув. – Это совсем не то, что марши и речи. – Может, поэтому они так поступают? – предположила Лотти. – Если их демонстраций и выступлений недостаточно… может, надо обратить на себя внимание, чтобы люди к тебе прислушались? – А мне казалось, ты милая послушная девочка, – заметила Салли. – Как и большинство суфражисток! Они же все из благородных семей. Миссис Панкхёрст и её дочери наверняка очень богаты. – Лотти пожала плечами: – Согласись, намного проще выходить на протесты и приковывать себя к оградам, если тебе не надо работать. Салли сгорбилась и отвела глаза. Лотти вдруг вспомнила, какая между ними пропасть, хотя они сейчас и сидят на кровати плечом к плечу. Она залилась краской и грустно прошептала: – Может, оно и не так. Может, все там участвуют. Я ведь не знаю. – Отвратительно, – проворчала Джесси, и в столовой повисла тишина. Она сидела за столом в дальнем углу, который всегда занимали старшие воспитанницы, и рядом с её тарелкой лежало письмо. – Поверить не могу, – сказала её соседка, заглядывая в листок. – Что там, Джесси? – спросила Лотти, сгорая от любопытства. Она даже не испугалась, что ей нагрубят в ответ. Джесси презрительно взглянула на Лотти. – А тебе какое дело? – огрызнулась она, но почти сразу смягчилась. Видимо, новость была настолько интересная, что ей хотелось поделиться со всеми. – Лавиния пишет о свадьбе. – О свадьбе?! Она вышла замуж? – взвизгнула одна из младших девочек, вне себя от восторга. – Нет, конечно нет! – со вздохом произнесла Джесси и подпёрла голову ладонью. Похоже, ей надоело разговаривать с глупыми детьми. – Лавиния здесь ни при чём. Она всего раз встретила эту даму, а потом прочитала о ней в газете. Эта ненормальная суфражистка отказалась давать обычную клятву. Сказала, что не намерена подчиняться мужу. Представляешь? – Джесси цокнула языком. – Ну, с ней всё ясно. – Что ясно? – спросила Лотти. Она иногда слышала замечания о суфражистках от девочек в пансионе, но не смела у них спросить, что они думают об этом на самом деле. – Что она ненормальная! – надменно объявила Джесси. – Как и все суфражистки. Сумасшедшие и ни капли не женственные. И как её супруг позволил ей такое поведение! – Она театрально передёрнулась и продолжила читать письмо Лавинии. Соседки не таясь заглядывали ей через плечо. Лотти задумчиво надкусила жареный хлеб. Она не представляла себя замужем. Многие старшие девочки, включая Джесси, вздыхали по учителю танцев и его золотистым волосам, но у Лотти он вызывал неприязнь. Она представила Джесси в белом платье и с жеманной улыбкой, дающую клятву любить, уважать и слушаться месье Карле, после чего Джесси принадлежала бы ему полностью, вместе со всем приданым и даже детьми. Лотти разжевала корку и подумала, что ей условия суфражистки показались вполне разумными. Однажды в марте Салли зашла растопить камин в классной комнате. Она громко стучала щёткой, выметая пепел, и некоторые девочки оглядывались на неё, неодобрительно цокая языком. Лотти в тот момент болтала с Луизой и тоже с удивлением обернулась на Салли. Она ведь отлично умела вести себя тихо! Зачем так шуметь? Служанка поймала её взгляд и кивнула на дверь. Сердце Лотти заколотилось быстрее. Кажется, что-то случилось! Стараясь не подавать виду, она продолжила слушать жалобы Луизы. – И я вовсе не подсматривала в листок Эрми на уроке истории! С чего бы? Всем известно, что она самая глупая в классе! Прости, Эрми, ты сама знаешь, что это правда. Мисс Минчин всегда ведёт себя как старая ведьма, и это ужасно несправедливо…