В этот момент мимо них пронеслась ватага ребят, среди которых трое были явно степных кровей. Шестеро мальчишек с криками и гиканьем гнались за тремя девочками, закидывая их снежками. Наконец те решили, что достаточно побегали от удальцов и зажались в углу меж двумя лавками, прикрывшись руками от летевших в них снежков. Затем беглянки были схвачены и с торжествующими воплями брошены в сугроб. Впрочем, измывались мальчики над ними недолго. Намылили так, что разгоряченные лица порозовели, а на щеках появился яркий румянец, да бежать. И тут уж три рассерженные фурии погнались за своими обидчиками, пылая праведным гневом мщения. Кого-нибудь обязательно догонят. Иначе и быть не может. В таких забавах играть в одни ворота неинтересно. – Много детей у тебя в Пограничном, – кивая в сторону шумной ватаги, произнес князь. – Этой осенью купеческий караван из Таврии вернулся еще с одной сотней мальчиков. Да по княжествам сироток выкупали. Так что, не считая народившихся, две с половиной сотни прибыло. – Слышал, мальчиков в основном привечаешь. Где же на всех них невест наберешь? – Как где? А соседи на что? Половцы, те охотно с нами роднятся. Да и из печенегов в этом году трех невест сосватали. Начало положено, а там веселее пойдет. – Девок у поганых[8] берешь, детей их учишь, торговлей с собой вяжешь. На годы вперед глядишь, Михаил. – С соседями в мире нужно жить, князь. Но и быть готовым к тому, чтобы поставить на место зарвавшегося. – Это-то мне в тебе и нравится. Ты как тот ежик. К тебе добром, и ты мягкое брюшко подставляешь. А как кто чего удумал, так сразу иглами щетинишься. Ладно о том. Ткацкую мастерскую-то покажешь? А то в прошлый раз как-то не до того было. – Отчего же не показать. Пойдем, князь, – указывая направление и вновь откусывая от пирога, предложил Михаил. Мастерская располагалась в трехэтажном здании с высокими арочными окнами, забранными стеклом. Не тем, что прозрачное, как слеза, а матовым. Правда, от этого света внутри меньше не стало. Высокие потолки, перекрытие из массивных балок, подшитых доской. Конечно, случись пожар, и тут все выгорит дотла. Зато стены устоят, и все можно восстановить. Была мысль устроить монолитное перекрытие. Но Романов от нее отказался. Угля у него, конечно, предостаточно, но спрос на цемент слишком уж велик, чтобы устраивать такие изыски. Так что он шел только на стены. Нормальная в общем-то практика. Едва оказались внутри, как тут же поспешили избавиться от шуб. Ткачихи и вовсе трудились в одних сарафанах. И это при том, что помещение не просто просторное, но большое. Скрип дерева, перестук механизмов, разговоры и смешки работниц. Светло, сухо и тепло. Вот так и не скажешь, что за стенами зима. – Тепло, – сообщил об очевидном князь. – Тут несколько печей, которые пронизывают все три этажа. Да топятся углем. Пока-то все больше попусту, потому как станы лишь тут. Но потом разрастемся, глядишь, еще и тесно станет. – И сколько ткачиха может выткать полотна на таком стане за день? – Обычного сукна восемь локтей. Если на тот же кафтан, то нить там толще, и выходит чуть не вдвое больше, – ответил Романов. – И станов таких у тебя десятка два? – оглядев зал, поинтересовался князь. – Да, – подтвердил воевода. – В день выходит сто шестьдесят локтей. И сколько дней они у тебя трудятся в месяц? – Ты немного неверно считаешь, князь. Стан может выдавать такое количество полотна. Но уж больно он прожорлив. Пряжи на него не напасешься. Потому и ткачихи трудятся не в полную силу. Проблему эту решить пока не получается. Так что в день вся мастерская хорошо как выдает хотя бы три десятка локтей. – А к чему тогда так много ткачих? Ну и трудились бы четыре бабы. – Как это зачем? Пусть набираются опыта, а как придет срок, так учениц примут и станут трудиться в полную силу. – И откуда ты столько пряжи возьмешь, коли сегодня ее нет? Про шерсть не спрашиваю. Поганые тебя ею по самую маковку закидают. – Мы над этим сейчас трудимся. Бог даст, научимся выделывать много пряжи. Опять же наладили изготовление прялок. Глядишь, половцы да печенеги частично станут поставлять уже готовую. Все легче будет. А пока валяем войлок. Но это временно. Как только разберемся с этой проблемой, то развернемся в полную силу. – Да ты эдак завалишь сукном всю Русь, – усмехнувшись, заметил князь. – Ну, это вряд ли, Владимир Всеволодович, – в тон ему возразил Михаил. – Купцам сколь не дай, все мало будет. Разговаривая с Мономахом, Романов все время наблюдал за его реакцией. Как он воспринимает все успехи воеводы. И не родится ли в его голове решение, что пора бы тут все прибрать к рукам. Но нет. Вроде бы ничего подобного не наблюдается. Да и агентура Бориса докладывает, что князь все больше занят внедрением новшеств и нездорового интереса не проявляет. И это радует. Однозначно немалая роль в этом принадлежит тому, что Михаил не таит секреты. Во всяком случае, от русских князей. Не все, конечно, выкладывает, но и выдаваемое им мелочью не назвать. Иное дело, что далеко не все находит свое воплощение. Железный инструмент, всевозможные механизмы, новаторские способы варки железа, мастерские, оборудованные станками. Все это по большей части остается невостребованным в той или иной степени. Что-то находит свое воплощение, другое так и не заинтересовывает. Вот, к примеру, прялки очень даже пришлись в тему. Или привод, если его можно изготовить из дерева, пожалуйста. Впрочем опять же не всегда. Сложно все с новаторством. Что тут еще сказать. Но в этом-то и беда. Как бы князья ни решили исправить положение путем приватизации налаженного производства. Оно ведь как. При виде чужих успехов глазки начинают гореть. А того понимания нет, что, захватив все это, сам ума можешь и не дать. – К чему тебе столько войлока? Что ты с ним делать станешь? – вновь поинтересовался князь. – На Руси он не в чести. – Сам же сказал, что увязать поганых выгодой хочу. А они мне столько шерсти свозят, что мне ее прямо и девать-то некуда. Не выбрасывать же в самом-то деле. Эдак серебра не напасешься. А войлок он и проще, и расход шерсти больше. Что же до спроса, то он только пока не в чести на Руси, – с ударением произнес Михаил. – И чем же ты думаешь удивлять народ? – Из войлока много чего удумать можно, что окажется полезным в суровую зиму. К примеру, сапожник наш научился тачать из него сапоги. Перекрещенные невесты из половчанок научили, как их затейными узорами украшать все из того же войлока, только крашеного. Я сам предпочитаю ходить в них. Ноги не мерзнут даже при долгом нахождении в седле или на посту. Правда, обувка эта только зимняя, потому как воды боится. Нет, Михаил вовсе не изобрел валенки, хотя их тут пока и не знают. Он говорил именно о сапогах, сшитых из мягкого войлока. Получалось вполне удобно и тепло. – Кроме того, валяем бурки как для пеших воинов, так и для конницы. Она и всадника от холода спасает, и коня прикроет, а при случае и постелью будет, в которой можно и на снегу спать. – А чем тебе полушубок для этого не годится? – удивился князь. – Тем, что в случае нужды бурку можно сбросить в мгновение ока. А там и биться с ворогом, не стесняя движений. В сече ведь о холоде не думаешь. Там подвижность нужна. А кровь и так огнем струится по жилам. – Ты так занятно об этом рассказываешь, что мне даже стало интересно. Сам удумал? – Подсмотрел. Сапоги – у кочевников, бурку – у черкесов, когда ходил в Тмутаракань. Они опять вышли на мороз. Прошли на стену, где Михаил показал стоящего на посту дружинника. Владимир с вниманием осмотрел одеяние. Задал уточняющие вопросы. Примерил бурку на себя. Прикинул что-то в уме и решил, что в зимнюю стужу незастегивающаяся одежка все же не так хороша, как о том рассказывает Михаил. Тот возражать не стал, просто остался при своем мнении. Потом они прошлись по мастерским, где Михаил достаточно откровенно рассказывал ему о том, чем именно и как там занимаются работники. Многое он уже показывал Мономаху, но тот просил рассказать вновь. То ли освежает в памяти. То ли пытается поймать Романова на лукавстве. После этого посетили школу. Поприсутствовали на уроке, притаившись в дальнем уголке, чтобы не мешать учителю. Способ обучения Владимира удивил. Не видел он прежде, чтобы учителя проявляли столько внимания к ученикам. Ему в свое время сунули в руки псалтырь и все больше пороли, чем поучали. Так что по большей части все сам. Тут же объясняли, помогали, поощряли. Хотя лавка для порки и корзина с розгами присутствовали. Причем если судить по отполированной поверхности, пустовать ей не приходится. Знать, не только внимание оказывают, но еще и спрашивают всерьез. Все время, пока ходил с князем, Михаила мучил один и тот же вопрос. За каким, собственно говоря, лядом Владимир Всеволодович припожаловал к нему в гости? Он был слишком рачительным хозяином, чтобы вот так запросто оставить без руководства свое княжество. В правоте своих мыслей он убедился буквально после ужина, когда они уединились в его рабочем кабинете. Как выяснилось, Владимир изначально отправился в Переяславль, чтобы затем посетить Пограничный. И причина была все та же. Предложенные Романовым и подхваченные Мономахом реформы. Великий князь не стал противиться тому, чтобы его старший сын начал эксперимент в своем уделе. При условии, что это не заденет казну Киева, не ущемит его интересы и не затронет устои. Ну и дружина, ясное дело, сохранит боеспособность. Владимир Всеволодович рьяно взялся за дело. Но чем дальше он продвигался, тем больший ворох вопросов и проблем поднимался на поверхность, угрожая загубить все начинания на корню. Посоветоваться ему было не с кем. К тому же он не был столь хорошо знаком с системой ромеев, как Михаил. Конечно, у князя были воины, которые в свое время отслужили в варанге императора. Но кому из них интересно, как там живут крестьяне и каким образом формируется и содержится армия. Но если с этим худо-бедно князь еще разбирался и процесс, что говорится, шел, то в области права все было куда печальней. «Правда» Ярослава Мудрого, конечно, отвечала реалиям современной Руси. Но она уже не могла удовлетворить предстоящим изменениям. То есть свод законов нужно было переделывать. А вот это уже напрямую влияло на устои государства. И в первую очередь на право наследования. Кроме того, требовала серьезной и вдумчивой переработки система налогообложения. Существующая была слишком неповоротлива и неэффективна. Если воплощать в жизнь переустройство Руси, то и порядок сбора податей нужно менять. Со всеми этими вопросами Мономах и приехал к Романову. Причин тому было три. Первая – Михаил обладал недюжинной памятью, изучал книги и трактаты по римскому и царьградскому праву. Вторая – в его своеобразном взгляде на привычные и кажущиеся незыблемыми вещи, понятия, обычаи и устои. Ну и третья – в способности подмечать то, что у всех на виду, но отчего-то остается никем не замеченным. Признаться, время, прошедшее после их последней встречи, Михаил провел вовсе не бесполезно. В перерывах между всплесками бурной активности, которыми был так богат прошедший год, он находил время и для того, чтобы заниматься вопросами будущего реформирования. Что-то со временем само всплывало из памяти, до чего-то он додумывался, сталкиваясь с тем или иным вопросом. Словом, ему было что предложить князю. И немало. Иное дело, что многие наработки вновь начали разбиваться о реалии современной Руси. Не сказать, что вдребезги. Но все же претерпевали значительные изменения. Кое-что из разбитого Мономахом в прошлый раз обрело новые доводы и, укрепив позиции, вновь было представлено князю на суд. Словом, им предстояло несколько дней серьезного мозгового штурма. И именно за этим сюда пожаловал Владимир, а не за тем, чтобы полюбопытствовать успехами воеводы да пооблизываться на его высокие доходы. Глава 14 Покой нам только снится – Дозволь, воевода? – заглянув в приоткрытую дверь, поинтересовался Борис. – Проходи, чего в дверях замер. С чем пожаловал? – оставляя в покое восковые таблички и откидываясь на спинку стула, неопределенно ответил Михаил. – Да больно уж любопытно, до чего вы договорились с князем? – поинтересовался тот. – Можно сказать, что ни до чего, – пожал плечами Романов и сделал приглашающий жест, указывая на стул напротив рабочего стола. Верный помощник в тайных делах без лишних разговоров опустился на него и вопрощающе посмотрел в сторону кувшина со сбитнем. Хозяин кабинета лишь развел руками, словно говоря, что тот может чувствовать себя совершенно свободно. Вообще-то между ними уже давно установились настолько близкие отношения, что все эти условности выглядели несколько нелепо. Однако Борис неизменно обозначал существующую между ними дистанцию. Ведь на людях все одно приходится придерживаться этого, дабы не ронять авторитет воеводы. Поэтому он считал, что не стоит расслабляться и наедине, во избежание так сказать. – Для лучшей работы мне не помешали бы подробности, – возразил безопасник, наполняя кружку сбитнем. – Кто бы возражал, только не я. Если в двух словах, то мы наметили структуру надельной конницы. – Надельной? – Это князь так назвал. Из княжеских земель воинам будут даваться наделы. Для возделывания земли они могут либо выкупать холопов, либо зазывать вольных пахарей по уговору. По первому зову воин должен прибыть на коне, оружным, доспешным, в сопровождении одного полностью снаряженного и обученного холопа или вольного пахаря. Это плата воя за надел, с которого кормится. Если он считает, что может обработать большую пашню, то князь прирежет ему еще. Но с каждой такой надбавки он должен выставить воина. И держит ответ за их обучение. – Какие-то боевые холопы получаются, – хмыкнул Борис.