Переглянулся с Михаилом и пошел с высокого каменного крыльца. Тот последовал за ним, быстро нагнал и пошел вровень. Князь прибыл с малой дружиной прошлым вечером, когда уже стемнело. За какой такой надобностью – пока непонятно. Романов не спешил с расспросами, а тот не торопился с объяснениями. Вот и играли роли, один – гостя, другой – радушного хозяина. Правда, Михаил и не подумал забывать о своей подруге паранойе. Борис разводил руками, мол, знать не знаю, что за напасть. Вроде не было тревожных вестей. Мономах гостил у своего младшего брата в Переяславле. А потом ни с того ни с сего вдруг прибыл в Пограничный. Кроется ли что за этим или нет, категорически непонятно. Поэтому было принято решение держать дружину в готовности. На всякий непредвиденный. А то мало ли, подступится кто к стенам, а внутри Мономах с сотней умелых воев. Вскроют еще ненароком город изнутри. – А ить я решил у себя двор так же вымостить, – топнув ногой, указывая на тротуарную плитку, произнес князь. – Только у моих горе-мастеров все вкривь да вкось. – Так отчего же не прислал? Глядишь, подучили бы, – предложил Михаил. – Не все же к тебе за наукой бегать, – отмахнулся Владимир. – Поди порой достанет и просто взглянуть на какую идею, а там уж и повторить. – То решать тебе, князь. – Вот я и решил. Ничего, помучаются да научатся. Такая наука поди куда лучше до рук дойдет. А уж если за нерадивость спросить, так и вовсе ладно получится. За разговорами они пересекли двор и вышли на улицу детинца. Здесь снег никто не счищал, поэтому он тут же захрустел под ногами. Шли не по дороге, а держась тротуара. Незачем мешать движению. – Слышал я, ты прошлым летом измыслил какую-то машину, что теперь будешь возить уголь большими ладьями. – Баржами, князь. – Что за баржи такие? – Плоскодонное вместительное судно как раз под уголь, чтобы грузить как можно больше. Цепляется к ладье, и она тащит ее за собой. Людей потребно столько же, а то и меньше, потому как мулы трудятся, а увезти получится куда больше. – А отчего мулы? – Так я именно их стараюсь использовать в машинах. Он ведь и сильнее, и выносливее лошади будет. – Зато потомства не дает. – Это так. Но здоровьем крепче, живет дольше, к корму неприхотлив. Недаром он у ромеев стоит дороже лошади. – Что же, то тебе виднее. – Вот будущим летом отправлю первые караваны и погляжу, насколько ладно получается. – Уголь дело доброе. Мои каменщики нарадоваться на твой цемент не могут. Только жалятся, что мало получается из-за недостатка угля. Еще кузнецы поговаривают о том, чтобы руду от тебя возить. Глядишь, твои эти баржи к месту выйдут. Помалу-то возить какой прок. А так-то уже все иначе получится. – Рудой, из которой получается добрая сталь, торговать не стану, – покачав головой возразил Михаил. – Что так? – Для начала, моя сталь лучше иных, а торгую я ею не намного дороже. – А далее? – А далее рудник тот не столь богат, как хотелось бы. Мы в нескольких местах прокопали колодцы. Невелик пласт выходит. Я потому из той руды железо-то и не варю, только сталь. – Стало быть, возьми боже, что нам негоже, – хмыкнул князь. – Отчего же так-то, Владимир Всеволодович. Иная руда у меня куда богаче, чем луговая да болотная, которую пользуют повсюду на Руси. А потом, не вижу я особого проку в той торговле рудой. – Что так? – А сам посуди. Получит кузнец ту руду и станет работать с ней по старинке. Сколь при том уйдет шлаком в отвал? Знаю ведь, что новые горны класть и поддув иначе устраивать не желают. Дескать, прадедами заповедано, как делать, так поступать и стоит. Только на твоем дворе да у батюшки твоего по-новому и работают. Иль скажешь, не так все? Крыть Мономаху было нечем. Не приживалось новое. Для старых и признанных мастеров выгода была вовсе неочевидной. Ведь и там и тут крица. В обоих случаях нужно отжимать шлак, прокаливать, ковать, ковать и ковать. А то, что машины, так баловство все это. На ту машину поди тоже уйма железа уходит. А оно серебра стоит. – Ростислав считает, что все дело в руде доброй. Мол, потому у тебя стали больше и получается. – По выходу железа они равны. Качество стали – да, отличается. Так что пусть меньше слушает своих упрямых мастеров, которые новому учиться не хотят. Твои-то из-под палки, но ощутили разницу даже с луговой рудой. – Ладно о том, – решил все же оставить скользкую тему Мономах. В этот момент они вышли с улицы, на которой располагались подворья знатных горожан, и ступили на торговую площадь. Крытые ряды практически пустые. Будний день. Вот в субботу и в воскресенье здесь будет куда оживленней. По периметру разные лавки. Из одной доносились призывы отведать пирогов с зайчатиной, с пылу да с жару. – Почем просишь за пироги-то, красавица? – поинтересовался князь у разрумянившейся торговки. – Полкопейки. – Полкопейки? – вздернул бровь Мономах. – Ну да. А чему ты дивишься? – задорно произнесла молодуха. Князь в недоумении обернулся к Михаилу, а тот усмехнулся и полез в кошель. Извлек медную монету и выложил ее на прилавок перед ней. – Держи копейку. Давай парочку. – Ага, это я живо. Открыла крышку утепленной деревянной кадки и достала пару пирогов. Ни о каких салфетках речи, конечно, не шло. Да ну и пусть их. Романов не без удовольствия впился в горячий пирог, откусил и заработал челюстями. – Это что за монеты такие? – когда они отошли чуть в сторону, поинтересовался князь, также отдавая должное лакомству. – Да надоело пользоваться всеми этими обрезками от арабских монет, – пожал плечами Михаил. – Посидел, подумал и решил отчеканить копейки, чтобы пользовать в Пограничном. Они только тут хождение и имеют. – И к чему привязал? – Так к куне[7] и привязал. Она получается равна шестнадцати копейкам. Если покупать какой товар ценой меньше куны, то непременно за копейки. За то с продавшего спрос строгий. Обменять копейки можно у мытаря по установленной цене и без потерь. – А покажи-ка. Михаил без затей достал из кошеля пять монет: полкопейки, копейка, две копейки, три и пять. На одной стороне написан номинал цифрой, по низу прописью, по дуге «град Пограничный». На другой изображен Георгий Победоносец. Выполнено все настолько качественно, что даже ромейские монеты последних лет выглядели бледно. Да еще и гурт на ребре присутствует, что исключает возможность обрезания. Нарушение целостности монеты заметно сразу. – Ох и затейник, – хмыкнул Владимир. – Балуюсь понемногу, – развел руками Михаил. – А что это за знак? – Цифры арабские. – Отчего басурманские? – Так они удобнее в счете. – Не держишься ты за заповеданное предками. – Не вижу смысла держаться за то, что уж отжило свое. Поди ралом-то землю уж не пашем, как прадеды наши, за сохой ходим. Что так? Предков не чтим? – Ты говори, Михаил, да не заговаривайся. Не с ровней речи ведешь. – Прости, князь. – Не дорого ли обходится такая чеканка? – перевел разговор в другое русло Владимир. – Траты, конечно, есть. Зато сразу на торге порядок определился. А то расплачивались кусками серебра да меном пробавлялись, и ссоры на том нередко случались. Иль вот поди купи один пирог. Придется брать сразу четыре. И как их потом есть? – Медь. Поди знаешь, что нынче серебра на Русь идет не так много, – задумчиво произнес князь. – Знаю, конечно. Пограничный в первую голову торговый град. Но если думаешь серебро полностью медью заменить, добра из этого не выйдет. Только если как в Царьграде. Но и это уже изрядное облегчение для княжеской казны. – Если как в Царьграде, то серебро станут прятать, а подати платить медью. – Да не будет ничего такого. Сразу указом закрепить, что медь – это только разменная монета. А все подати и сборы от куны и выше платить серебром. Думаю, трудностей не будет, если слабину сразу не давать. – А отчего копейка-то? – Так Георгий с копьем же. – Хм. И впрямь. Я гляжу, мастер знатный делал те штампы. – Я сам и делал. – О как! Да ты у нас вообще на все руки мастер. – Ну, на все не на все, а кое-что умею, – с довольной улыбкой ответил Михаил.