— Ты сильно напился вчера. — Она поставила поднос с кофе и тостом на прикроватную тумбочку. — Помнишь? — Проглочу хоть крошку — вырвет. — Вчерашнюю ночь помнишь? Говорит, что помнит только, как приехал на мотоцикле к ее дому, но, судя по выражению физиономии, помнит все. Продолжает жаловаться — как ему плохо, как муторно. — А у тебя еще кухня рядом. Меня от одного запаха выворачивает. — Плохо. У Розы грипп. Скарпетта паркуется рядом с домом Розы. — Только гриппа мне сейчас и не хватает. — Тогда оставайся в машине. — Что ты сделала с моим пистолетом? — Он уже спрашивал об этом несколько раз. — Я же сказала: пистолет в надежном месте. На заднем сиденье коробка с едой. Готовила всю ночь. Тальолини с соусом фонтини, лазанья-болоньеза, овощной суп — можно накормить двадцать человек. — Прошлой ночью ты был не в том состоянии, чтобы иметь при себе заряженное оружие, — добавляет она. — Мне нужно знать, где оно. Что ты с ним сделала? Марино идет чуть впереди. Что надо бы помочь с коробкой, ему и в голову не пришло. — Повторяю. Вчера вечером я забрала у тебя пистолет. Забрала и ключ от мотоцикла. Помнишь? Забрала потому, что ты порывался укатить на мотоцикле, хотя и на ногах едва держался. — Все твой бурбон, — говорит он, направляясь к белому, оштукатуренному зданию. Идет дождь. — «Букерс». — Как будто это она виновата. — Я себе такой позволить не могу. Пьешь как воду. А градусов в нем… — Получается, я тебя споила. — Не представляю, зачем тебе держать в доме такое крепкое пойло. — Ты же сам его принес на Новый год. — Как будто монтировкой по башке огрели, — жалуется Марино, поднимаясь по ступенькам. Швейцар открывает дверь. — Доброе утро, — кивает Скарпетта. В закутке у него работает телевизор. В новостях все еще говорят об убийстве Дрю Мартин. Эд бросает взгляд в открытую дверь и качает головой: — Ужасно, ужасно. Такая милая девочка. Видел ее здесь недавно, перед самым убийством. Каждый раз, когда приходила, давала по двадцатке. Ужасно. Такая милая девочка. И вела себя прилично. — Дрю Мартин останавливалась здесь? — удивляется Скарпетта. — А я думала, она жила в «Чарльстон плейс». Так по крайней мере говорили в новостях. — У ее тренера здесь квартира. Бывает, конечно, редко, но квартиру держит, — сообщает Эд. Интересно, а почему она ничего об этом не слышала? Впрочем, сейчас расспрашивать некогда, ее беспокоит Роза. Эд нажимает кнопку лифта. Створки закрываются. Марино смотрит прямо перед собой. — У меня, наверное, мигрень. Есть что-нибудь от мигрени? — Ты уже принял восемьсот миллиграммов ибупрофена. Теперь жди. Не меньше пяти часов. — Твой ибупрофен от мигрени не больно-то помогает. Не надо было мне пить у тебя. Может, мне что-нибудь подсыпали. Опоили. — Подсыпать тебе что-то может только один человек — ты сам. — А этот Булл… Как ты могла его пригласить?! А если он опасен? — И он говорит такое после вчерашней ночи! Невероятно! — Надеюсь, ты хотя бы не пустишь его в офис. Он же ни черта не понимает. Только мешать будет. — Об этом я сейчас не думаю. Думаю о Розе. И может быть, тебе тоже пора побеспокоиться о ком-то, кроме себя самого. Злость снова поднимается, и Скарпетта ускоряет шаг. В коридоре белые стены и потертая синяя дорожка па полу. Она нажимает кнопку звонка. Ответа нет, за дверью тишина, если не считать бормотания телевизора. Она ставит коробку на пол и звонит еще раз. Потом еще. Достает сотовый, набирает номер. Слышно, как в квартире звонит телефон. Включается автоответчик. — Роза! — Скарпетта стучит в дверь. — Роза! Ни звука. Только телевизор. — Нужен ключ. — Она поворачивается к Марино. — Запасной у Эда. Роза! — К черту! Марино бьет в дверь ногой, дерево трещит, цепочка рвется, что-то падает на пол, и дверь распахивается и ударяет о стену. Роза лежит на диване неподвижно, глаза закрыты, лицо пепельно-серое, длинные седые пряди свисают к полу. — Звони девять-один-один! Быстро! Она подкладывает подушку под голову Розе. Марино вызывает «скорую». Скарпетта проверяет пульс. Шестьдесят один. — Уже едут, — говорит Марино. — Давай к машине. Чемоданчик в багажнике. Он убегает. Она оглядывается, замечает на полу бокал с вином и пузырек, которого почти не видно из-за подола юбки. Вот так сюрприз! Роза принимает роксикодон, торговое название гидрохлорида оксикодона, обезболивающего опиата, вызывающего сильное привыкание. Рецепт на сотню таблеток выписан десять дней назад. Она высыпает содержимое на ладонь и пересчитывает пятнадцатимиллиграммовые зеленые таблетки. Их осталось семнадцать. — Роза! — Скарпетта хватает ее за плечо и трясет. Рука у Розы теплая и влажная от пота. — Роза, очнись! Ты меня слышишь? Роза! Она идет в ванную и возвращается со смоченным в холодной воде полотенцем, кладет его Розе на лоб, берет за руку, говорит, пытается расшевелить. Возвращается Марино. Выражение лица обалделое и испуганное. — Она передвигала диван. Мы договорились, что я приеду и помогу. Он протягивает Скарпетте чемоданчик и смотрит на диван через черные очки. Роза шевелится от звука сирены. Скарпетта достает из чемоданчика манжетку для измерения кровяного давления и стетоскоп. — Я обещал приехать. А она перетащила его сама. Он вон там стоял. — Очки смотрят на пустое пространство у окна. Скарпетта закатывает рукав блузки, прикладывает стетоскоп, потуже застегивает манжетку, чтобы остановить кровоток. Воет сирена. Она сжимает грушу, открывает клапан и слышит, как кровь прокладывает путь по артерии. Воздух тихонько шумит, муфта сдувается. Сирена умолкает. «Скорая» прибыла. Систолическое давление — пятьдесят восемь. Она передвигает диафрагму с груди на спину. Дыхание угнетенное, артериальное давление понижено. Роза шевелится, двигает головой. — Роза! Ты меня слышишь? — громко спрашивает Скарпетта. Веки вздрагивают, поднимаются. — Я измерю температуру. — Она кладет под язык Розе цифровой термометр и уже через несколько секунд слышит попискивание. 98,1. Скарпетта поднимает пузырек с таблетками. — Сколько ты приняла? И сколько вина выпила? — У меня грипп. — Диван сама передвигала? — спрашивает Марино, как будто это имеет какое-то значение. Роза кивает: — Немного перенапряглась, вот и все. В коридоре торопливые шаги, стук каталки.