– Прости? У меня? Что-то твоё? Ты вообще о чём, парень? Я тут же осознал свою ошибку. Получалось так, будто я его обвинил в воровстве. – Нет, сэр, – поспешно исправился я. – Я имел в виду, что хочу кое-что у вас купить. Лошадь, сэр. Я хочу выкупить её обратно. Он шагнул ко мне, и я увидел его рябое лицо с бисерными чёрными глазками, лицо, которое стояло у меня перед глазами всё время с той самой минуты, когда я узнал, что Сара пропала. Мистер Бишоп оказался ещё крупнее, чем я его помнил. Его мощная фигура закрывала собой весь проход. Он был большой, как бык, с грудью колесом, но с толстыми щеками и животом, которые выдавали в нём любителя выпивки и бекона. Он шлёпнул губами и перекатился с пятки на носок. – Деньги принёс, малец? – Да, сэр. – Я похлопал по сумке, висевшей у меня на плече. – Я готов вам заплатить. Всё по-честному. Он тут же преобразился. Взгляд просветлел, челюсть сжалась. От ленивой расслабленности не осталось и следа. Когда мы ещё жили в Миссури, у наших соседей был пёс. Вечно вилял хвостом, лизал руки, ластился – но только к людям. Собак он на дух не переносил. Нападал без предупреждения, дрался до последнего и убил не одного несчастного пса, которому не повезло попасться ему на глаза. Помню, как-то в солнечный денёк он лежал на пыльной земле и тяжело дышал, вполне довольный жизнью, а я его гладил. Вдруг он увидел какую-то собаку на дороге. Взгляд у него тут же стал сосредоточенный, злой, шерсть встала дыбом, язык он убрал, весь напрягся и оскалил белые зубы. Он замер, готовый к бою, словно взведённый курок. Он жаждал крови. То же самое случилось и с мистером Бишопом. Услышав про деньги, он тут же протрезвел. И наверное, готов был показать зубы. – Ну, тогда заходи, – сказал он, развернулся и пошёл в комнату. – Обсудим дельце. Я украдкой кинул взгляд за крыльцо. А-Ки посматривал на нас из-за угла. Я быстро ему кивнул, собрал волю в кулак и шагнул в тёплую хижину. Правда, дверь оставил открытой. Когда заходишь в логово грозного медведя, лучше оставить себе путь к отступлению. Внутри царил беспорядок. На грязном дощатом полу валялись одежда, яблочные огрызки, пустые бутылки и всякая всячина. В нос ударил резкий запах. Видно, где-то в углу стоял ночной горшок. Здесь было ещё хуже, чем у мистера Гриссома. Я и не знал, что такое возможно. В камине плясал огонь, так что в комнате оказалось жарко и душно. Я снова начал обливаться потом. Эзра Бишоп плюхнулся на стул, и тот скрипнул под его тяжестью. Он махнул рукой на табуретку рядом с собой. – Садись. – Спасибо, сэр. Я лучше постою. Было в нём что-то такое, отчего мне не хотелось к нему приближаться. – Как хошь. – Он вынул пробку из бутылки с глухим «чпок» и протянул мне. – Я всегда пью, когда обсуждаю дела. Сразу и обмоем. Мистер Бишоп протянул мне бутылку. Я на неё взглянул. Блики огня падали на мутное стекло. Внутри плескалась коричневая жидкость. Мне никто раньше не предлагал виски. Как бы я ни сердился, когда меня держали за ребёнка, это предложение мне тоже не польстило. Я вдруг почувствовал себя в ловушке. Мне было жарко и страшно, этот громила не вызывал ни доверия, ни симпатии, поэтому я хотел как можно скорее со всем покончить. Боюсь, мой голос меня выдал: – Нет, сэр. Давайте сразу перейдём к делу. Он сощурился. – Чего я тебе сделал, малец? Чего ты нарываешься? Голос у него был низкий и тихий и в то же время резкий и злой. Мистер Бишоп поднялся на ноги, возвышаясь надо мной. – Где-то я тебя уже видел, – с подозрением проворчал он. – Ты не от тех краснокожих с перевала Колокум, которых я надул? – Нет, сэр. – А, чёрт, значит, ты из этих, энтиэтов? Всё ещё не простили мне ту сделку? – Нет, сэр, – ответил я, гадая, сколько же врагов Эзра Бишоп нажил за эту поездку. Тут он ткнул в меня жирным пальцем. – А, точно! Вспомнил! Ты тот сиротка из Олд-Мишн! – Никакой я вам не сиротка. – Это я твою кобылку купил, да? Упрямую, наполовину индейскую? Мне пришлось подавить свой гнев. Против Эзры Бишопа у меня не было шансов, и я это понимал. – Да, сэр. Конечно, вы этого не знали, но мистер Гриссом не имел права её продавать. Она моя, и я пришёл её выкупить. – Эта твоя кобылка – жутко норовистая. И вверх и вниз по склону её плетью охаживал, всё упрямилась. Я так стиснул зубы, что испугался, как бы они не раскрошились. – Ну, тогда вы, наверное, будете только рады от неё избавиться, сэр, – ответил я, сжимая кулаки, чтобы успокоиться. Эзра Бишоп громко отхлебнул виски. Выглядело это слишком нарочито. Как будто он играл роль. Пил не просто чтобы выпить, а чтобы отвлечь внимание. Я нервно сглотнул. Теперь он казался не пьяным и расслабленным, а расчётливым и хитрым. И опасным. – Да, с ней сложно было справиться, – проговорил он. – Было, сэр? Его острый, как костыли на железной дороге, взгляд метнулся к моей сумке. – Говоришь, деньги принёс? Сколько? Я облизнул губы. Этого момента я и боялся – ещё с тех пор, как вышел из торгового поста в Уэнатчи. – Ну, сэр, я готов отдать вам шестьдесят два доллара пятьдесят центов за свою лошадь. – Она стала моей лошадью, когда я её купил, парень. Причём заплатил ровно восемьдесят долларов и ни центом меньше. Голос у него был напряжённый, гулкий. И таил в себе такую же опасность, как угрожающий треск гремучей змеи. Он жил обманом, грязными сделками. А как перехитрить его самого, я понятия не имел. – Знаю, сэр, но я был вынужден немало потратиться, пока пытался вас догнать. – Я применил все заумные слова, какие знал, в надежде его впечатлить. Может, не зря мама заставляла меня читать газеты? – Потратиться? – Да, сэр. На еду и всё такое. К тому же я слышал, что вы победили на скачках с моей кобылкой. Выиграли меха и индейских лошадок. Выходит, уже получили с неё какую-то выгоду. – Это у тебя так выходит. А как по мне, тут всё просто. Лошадь. Не. Твоя. И сорока долларов не хватает. – Сорока?! Вы заплатили восемьдесят и… – И я протащил её сорок миль, и рука у меня устала её хлестать. Плати мне за время и силы, что я на это потратил. По доллару за милю. Надежда угасала, но я старался не сдаваться. Папа ждал бы от меня силы характера, и я не мог вот так просто бросить Сару. – У меня больше нет денег, сэр, но я мог бы отработать эти сорок долларов или… – Как ты меня догнал? – Что, сэр? – Ехал-то я быстро. А ты отстал всего на день. – По большей части я шёл пешком, сэр, но индейцы у перевала Колокум одолжили мне лошадь, а уж она быстро меня домчала до Элленсберга. Мистер Бишоп вскинул брови. – Что ж ты не сказал, что у тебя есть индейская лошадка? Давай её к своим шестидесяти долларам с мелочью, и мы в расчёте. – Не могу, сэр. Она не моя. – Покажи-ка мне деньги, мальчишка. Он шагнул вперёд. Его голос мне совсем не нравился. Я вспомнил предупреждение Фрэнка Джеймсона: «Будь начеку и ни цента ему не давай, пока он тебе не передаст уздечку твоей кобылки». – Сперва вы покажите мне мою лошадь, сэр. – Да не твоя эта чёртова лошадь! – завопил он и подошёл ещё ближе. – Гони деньги, и я тебе дам кобылу взамен на ту индейскую лошадку, на которой ты сюда приехал. В голове у меня как будто взорвался фейерверк на четвёртое июля. Я понял, что мистер Бишоп явно чего-то недоговаривал. – Мне нужна не любая кобыла, сэр, а моя лошадь. И я хочу её увидеть. Прямо сейчас. Он сделал ещё два шага вперёд, уронив табурет, на который до этого предлагал мне сесть. Я поспешно отступил к двери. – У вас её нет, да? У вас нет моей лошади.