Посвященные братья ускакали вперед, когда остатки каравана подошли к границе Рогов, оставив повозку под опекой сопляков. Хорек настоял на том, чтобы поехать с ними, и Блажка, ощущая нужду копыта быть в единстве, ему позволила. Они рисковали, заявившись сюда. Поэтому если им было суждено погибнуть за нарушение границы, то лучше было умереть как копыто. Соплякам приказали ждать до следующего утра. Если Ублюдки не вернутся к тому времени, им полагалось взять сирот с оставшимися семьями и ехать в кастиль. – И как звали ту демоницу? – спросила Блажка, улыбаясь при воспоминании о давних временах ночных историй в приюте. – Гаргос, – ответил Баламут. – Точно. – Облезлый Змей кивнул. – И то был Аль-Унан, остров Кистедон. Мне Мед рассказал. Он все до мелочей знал. Даже не рос с нами в приюте, но знал эту историю лучше меня. Честное слово, он сам ее наполовину выдумал, чтобы казаться еще умнее. От упоминания о павшем брате члены копыта скорбно умолкли, но на их лицах оставались ласковые улыбки. – Ладно, – выдохнул Овес, – проверим, насколько близко получится подойти, прежде чем мы умрем? Блажка в ответ толкнула Щелкочеса. Южная граница земли Рогов была отмечена всего лишь узким притоком Гуадаль-кабира. Река извивалась по Уль-вундуласу, нередко исчезая под землей, а потом раздаваясь вширь близ Кальбарки, что лежала на много миль западнее. Когда варвары Ублюдков потрусили через ручей, Блажка изумилась тому, насколько тревожно переступать столь неприметный рубеж. Она практически ждала, что ее сразит стрела, как только копыта Щелка коснутся земли на противоположной стороне. Ублюдки все как один тормознули своих свинов и принялись ждать. С этого момента они все были нарушителями границы. Их волосами и гривами свинов играл теплый ветерок. Капюшон Колпака спал на шею и смялся, а борода Овса превратилась в трепещущий вымпел. Никто из них никогда здесь не бывал. – Поедем медленно, – сказала Блажка. – Тренчала не доставать. И она повела Реальных ублюдок поперек испеченной солнцем равнины, очень похожей на Уль-вундулас, однако излучающей неуловимую чужеродность. Рассеянные валуны, полосы гариги[3] – все это было знакомо по бесчисленным патрулям в точно такой местности, но все равно Блажка чувствовала себя здесь незваной гостьей. Каждый из полукровок поглядывал по сторонам, ожидая увидеть ржавокожих разведчиков, но никто ничего не замечал. У них ходила поговорка, что если ты увидел воина Рогов, значит, ты на солнце перегрелся. Трудно было представить, чтобы кто-то подкрался незамеченным по такому открытому пространству, если, конечно, это не какая-нибудь бурая змея. Но когда они достигли подножия гор, все стало иначе. Кусты теперь росли плотнее, а еще начали встречаться настоящие деревья. На подъеме уже приходилось прокладывать путь среди пробковых и каменных дубов. Ступая медленно и осторожно, копыто вошло в объятия лесистых холмов. Тени и склон по очереди скрывали от ездоков солнце. Оказавшись в тени, Колпак снял капюшон, и его мертвецкие глаза ожили и глядели по сторонам с бдительностью матерого охотника. Наклоном головы он подал знак, что что-то услышал. Резкий шум слева заставил копыто обернуться к зарослям. Троица косуль вырвалась из кустов и ринулась прочь. Сразу несколько рук потянулось к тренчалам, но Блажка шикнула, выставив им блок и не позволив братьям взяться за оружие. Как бы ни был силен соблазн раздобыть мяса, она не могла рисковать гневом Рогов, устроив охоту на их зверей. – Едем спокойно, – напомнила Блажка братьям. Уловив взгляд Овса, она увидела в нем зарождающееся сомнение. Дернув подбородком, Блажка указала ему приглядывать за Баламутом, чтобы трикрат отвлекся от собственных опасений. Младший ездок таращил глаза и двигался неуверенно – явно был перепуган. Овес потянулся и коснулся запястья Баламута, останавливая руку, которая уже почти схватилась за тальвар. Робко вздохнув, Баламут ухватил своего свина за гриву и уверенно кивнул. Впереди холмы понемногу уступали высоким утесам, а тополиные рощи сменялись скалистыми склонами. Вскоре копыту предстояло покинуть лесистое подножие и войти в ущелье. Блажка выставила три пальца, затем быстро сократила их число до двух и указала вперед. Копыто, ехавшее до этого в ряд, выстроилось в две колонны по трое. Блажка, Овес и Хорек поехали впереди, а Баламут, Колпак и Облезлый Змей за ними. – Не нравится мне это, – тихонько пробасил Хорек, поднимая глаза на естественные стены, которые вздымались все выше и загораживали собой все больше неба. Они въехали в ущелье. По ущелью пронеслась низкая трель. Это была не птица и не зверь: звук раздавался и затихал волнообразными колебаниями, выдержанными в отчетливом ритме. – Это что, нахрен? – спросил Облезлый Змей жалобно. – Разговаривают, – ответил Колпак. Хорек обернулся на него. – Разговаривают? – Это Рога, – согласилась Блажка. Она никогда прежде не слышала этого странного звука, но Колпак был прав: его каким-то образом издавали эльфы, чтобы общаться между собой. Ущелье служило естественным каналом, по которому дрожащий звук проносился живым потоком. Затем раздались ответные раскаты, и каменные стены завибрировали. А когда показалось, что звуки сейчас стихнут, они ожили, вырвавшись из умирающего эха, чтобы снова наполнить ущелье скрежещущим гулом. Свины зашарахались от этого шума, но их раздраженный визг не было слышно поверх голосов Рогов. Блажке пришлось хорошенько пнуть Щелка, чтобы тот двинулся с места, и остальные члены копыта столкнулись с не меньшими трудностями. Овес наклонился к ней и почти закричал ей в ухо, чтобы она услышала: – Думаешь, они пытаются нас отвадить? Блажка могла лишь покачать головой. Она этого не знала. Да и не хотела знать. Они уже дошли сюда. Теперь оставалось только идти вперед. Если бы Рога хотели, чтобы они ушли, то заявили бы об этом на чистом языке или прямой угрозой. И она решительно повела Ублюдков дальше. Ущелье немного расширилось, чтобы вместить приличного размера пруд, подпитываемый водопадом, скатывающимся с западного утеса. Справа от водопада ущелье снова сужалось. Движение привлекло внимание копыта к гребню. Там, между водопадом и устьем ущелья, стоял эльф, неистово выводя руками изящные дуги, вращая в каждой руке какие-то предметы, но так быстро, что их было не разглядеть. При этом он издавал протяжные и резкие стоны. Блажка дала копыту знак остановиться у края пруда. Затем медленно развела руки в стороны и выставила ладони. Братья последовали ее примеру. Лихорадочная жестикуляция эльфа не прекратилась. Шум от орудий в его руках нарастал. Блажка чувствовала, как эти звуки впиваются ей в грудь, заставляя сердце трепетать. Свины уже брыкались, почти обезумевшие. Ущелье вдруг закружилось, от чертова звука Блажка потеряла равновесие. Пошатнувшись, она увидела, что один из ее ездоков заряжал тренчало, но кто именно – не разглядела. Впрочем, это было неважно. Она крикнула ему приказ отставить, но от ее голоса в гремящем ущелье не было никакого толку. Блажка прыгнула, прямо из седла, и почти налетела на ослушавшегося Ублюдка. «Вот черт. Это Баламут». Она обхватила его руками, потащив обоих на землю. Они бы все равно вскоре там оказались – такие ошарашенные. Хорек уже повалился и теперь то косил, то жмурил глаза. Еще один ездок рухнул на землю. Колпак? Змей? Блажка не видела всех деталей, ее зрение металось в море слез. Баламут, которого она придавила сверху, забился в конвульсиях. Конечности его были напряжены, мышцы одеревенели, защемив кости. Весь окоченевший, он неистово трясся. Блажка попыталась его сдержать, но сил у нее было немного. Собственные руки и ноги казались ей слишком тяжелыми. На Хорька, лежавшего рядом, это тоже действовало: между его сомкнутыми челюстями сочилась пена. Нахрен все. Они погибали. Рога их убивали. Она ошиблась, приведя их сюда. Ища спасения в колдовстве, они умирали от какого-то мерзкого, неизвестного дерьма. Желая понять, где земля, а где небо, она попыталась привстать, но была снесена крутнем. Обычно варвары не топтали своих наездников, но сейчас они страдали от боли и не отдавали себе отчет. Блажка свернулась калачиком и стала ждать, пока они разбегутся. При этом она получила удар в бедро и один раз на нее наступили, но много вреда не принесли. Когда свины ушли, она распрямилась и встала на дрожащие ноги. Кроме нее, стоял еще один из ездоков. Судя по размерам – Овес. Раскачивался, как огромное дерево на сильном ветру, изо всех сил стараясь удержаться. Он поднес что-то к плечу, целясь в гребень. У него есть всего один шанс, их единственный шанс. Но поможет ли он им спасти свои жизни – или только их оборвать? Блажка побрела к Овсу, но упала, не достигнув его. Она смогла дотянуться до его ноги. Схватила за лодыжку. Потянула. Здоровяка было не так просто сдвинуть с места, но сейчас его стойкость подрывал беспорядочный натиск. Трикрат завалился, поддавшись ее слабому рывку. Шум достиг убийственной высоты. Все чувства были в его плену. Блажка ощутила себя заключенной в коконе хаоса. Она слышала боль, осязала звук, чувствовала вкус света. Нарушенное восприятие почти поглотило ее. Пустота жаждала ее. Но Блажка плыла у ее поверхности, зная, что если попробует отдалиться – эта пустота нанесет удар. И она ждала. Затем шум затих, исчез. Чувства вернулись к ее языку – с едким привкусом желчи. Под щекой и ногтями сжатых пальцев скрипел влажный песок. Послышался звук плещущейся воды. Блажка открыла глаза и увидела поверхность пруда – та колыхалась от падающей воды и ее искаженного зрения. Вращая единственным открытым глазом, Блажка заметила эльфа на гребне. Тот, наконец, прекратил свои движения и стоял, наблюдая. Затем, ступив в пену водопада, он прыгнул с края утеса. Высота там была достаточная, чтобы пораниться, а то и погибнуть, но он сделал это не колеблясь. Вода взметнулась вверх, когда эльф врезался в нее, слегка подобрав колени. Затем он зашагал через пруд, вода доставала ему не более чем до середины бедра. Блажка следила за его приближением сощуренным глазом. На нем были только лосины и набедренная повязка из оленьей шкуры. Обагренная солнцем кожа имела тот же орехово-коричневый оттенок, что и у всех Рогов. Широкие плечи венчали мощный, лишенный волос торс, резко сужавшийся к талии. На голове росли длинные черные волосы с традиционным гребнем, тогда как по бокам, над слегка заостренными ушами все было выбрито. Половину лица, от носа и выше, покрывала черная краска. Инструменты в его руках оказались парой лакированных дубин – каждая с плоской рукоятью и резким наклоном у широкого конца, где крепился гладкий шар из полированного камня. Вокруг этих камней воздух рябил шепотом бледного света и, пока Блажка за ними следила, свет слился с шарами, вспыхнув в их центре, чтобы тотчас исчезнуть. Блажка закрыла глаз, когда эльф вышел из пруда и приблизился к ней. Затем он некоторое время постоял, пока с него капала вода. Она не слышала его шагов, когда он снова сдвинулся с места, но почувствовала, как его тень заслонила солнце. Осторожно открыв глаза, она нигде его не увидела, но было чувство, что он через нее переступил. Блажка скосила взгляд на Овса. Тот еще дышал. Эльф не мог этого не заметить, но не было слышно, чтобы он разбил дубинкой его немощный череп. Ублюдки были живы. Эльф не хотел их убивать. Блажка благодарила всех богов, о которых слышала и в которых не верила. Ее чутье не подвело, и Мед оказался прав. У них все-таки был шанс. Она медленно повернула кружащуюся голову. Эльф стоял к ней лицом. Он прошелся среди павших полуорков и теперь просто стоял. После мгновения тишины он взмахнул левым запястьем, ловко вывернув дубину и выпустив легкую дрожащую ноту, которая разлетелась по ущелью. Сигнал. Блажка находилась достаточно близко, чтобы различить ряды тонких отверстий, вырезанных по всей длине оружия. Она бы рассмеялась, если бы это не грозило ей приступом рвоты. Один долбаный ржавокожий с парой флейт – и Реальные ублюдки оказались повержены. Ваятель наверняка сейчас хохотал из глубин своего ада. Но нахрен его – она оказалась права. И теперь пришло время это доказать. Блажка приподнялась, и каждый ее мускул восстал против этого движения. Эльф повернулся. Острые, посаженные под наклоном глаза уставились на нее с очерченного выдающимися скулами лица. Он не пошевелился, пока она не поднялась на колени и не подняла руки с дрожащими растопыренными пальцами. Ей хотелось выставить одну ногу вперед, чтобы была возможность выпрыгнуть, если что-то пойдет не так, но сдержала это желание. Надеясь, что Мед бы одобрил ее действие, она заговорила: – К… Као’лем. «Друг». Эльф безмолвно оскалил зубы. – Као’лем, – повторила Блажка. – Ми… Ми’хауа Тиоспа аскут… Онафит. «Мое племя жаждет безопасности». Оскал перерос в усмешку. Она либо сказала что-то не то, либо сама ее просьба была достойна осмеяния. Эльф что-то прошипел. Блажка бо́льшую часть не разобрала, но уловила слова «кровь» и «женщина». Но в значении отдельных слов было мало смысла. Голос эльфа был пронизан отвращением. – Здесь трое моих братьев, – продолжила Блажка по-эльфийски. – А ещё старики и ребенок. Нам нужна помощь. Внимание Блажки привлекло движение в устье ущелья. Отряд наездников. К пруду приблизились четверо воинов Рогов верхом на сохатых оленях, они выстроились веером и опустили копья. Олени двигались бесшумно, рога мерцали тем же странным бледным светом, который Блажка заметила в камнях на дубинке дозорного. Один из наездников посмотрел на Блажку – на казавшемся маской лице у него был белый боевой раскрас с вертикальными черными линиями, только от глаз тянулись красные полосы. Его черные волосы были пронизаны серебром. – Эта еще держится. Блажка своим затуманенным разумом буквально извлекала смысл из каждого слова. А еще она поняла, что, хотя говорящий смотрел на нее, обращался он к другим.