– Ул улма’хуук. Голос прозвучал далеким громом, прокатившимся из глубин Дар’геста. Черные точки слились в беспросветную тьму, и Блажка умерла с этими словами. «Ты слаба на вкус». Глава 13 В аду было жарко. И светло, как днем. Блажка продрала глаза и тут же поплатилась за свою дерзость. Она крепко зажмурилась, но веки мало защищали ее от пробивающегося света. Испуганная и ослепленная, она почувствовала рыхлую землю щекой и между пальцами. Еще был звук. Влажный. Неравномерный, но резкий. Зазубренные камни, скользящие в промокшем мешке. Это было ее дыхание, затрудненное и мучительное, едва способное пробиться к сухой земле, к которой она прижималась грудью. Не раскрывая глаз, она оттолкнулась. Слишком рано. Содрогнувшись и почувствовав головокружение, она снова уткнулась в землю, шлепнувшись скулой на плотно утрамбованные камешки. Наказанная таким образом уже дважды, она решила подождать. Подождать, пока не привыкнет к слепящему свету, пока не прочистятся ее легкие, пока не обретут уверенность руки и ноги. Пересилить свет и унять дрожь этой выдержкой она могла, но дыхание ее оставалось прерывистым и неглубоким. И все же она предприняла вторую, более медленную попытку сесть, и на этот раз ей удалось. Блажка приоткрыла глаза и вспомнила то, что однажды сказала ей Колючка: «Мне кажется, самый худший ад – это тот, что похож на жизнь». Осмотревшись вокруг, Блажка распознала гребень. На его вершине уже не было псов, но у подножия валялись мертвецы. Беспорядочно разбросанные и совершенно неподвижные. От костра осталось одно черное пятно, вступавшее в резкий контраст с красными пятнами вокруг. Рядом на равнине пировали стервятники – над тушами, прежде бывшими лошадьми. Блажка встала, подобрав ноги, и зашипела от внезапной боли в ребрах. Она осмотрела ее источник и увидела грозную на вид колотую рану. Осторожно ее ощупав, она вспомнила стрелу из собственного тренчала, проткнувшую кавалеро. Она коснулась затылка. Волосы слиплись, грязь и кровь было не разделить, но боль в черепе и рубец от кистеня Мането утаиться не могли. Блажка снова осмотрелась: ранения заставили ее хорошенько задуматься. Неужели она все еще жива? Она неуверенно подошла поближе к гребню. Изучила трупы – одними глазами, потому что чувствовала себя слишком слабой и одеревенелой. Смерть и ее атрибуты практически лишили кавалеро всяких различий. Лишь у немногих были видны раны, нарушавшие эту дивную грань между сном и смертью. Только мелкие, отвратительные детали их выдавали. Позы, какие может принимать лишь труп. Полуприкрытые невидящие глаза. Плюс уль-вундуласские мухи, которые никогда не знали покоя. Оглядывая убитых, Блажка задумалась, почему ее туша не портится сейчас вместе с ними. Огромный орк, невосприимчивый к стали, спрыгнул с гребня, с его смертельной высоты, и… разбил всех этих мужчин. Одной своей неприкрытой, дикой свирепостью. И он управлял псами, натравил их на охоту. Мерцающие в мареве стаи ястребов, ужинающих на равнине, служили свидетельством того, что псы настигли добычу. Она сошла с ума. Ее рассудок не выдержал скорби и боли, вот в нем и родились видения. Она умерла, и ее ад состоял из иллюзий ее предсмертного часа. Да… она знала, что псы реальны. Ее братья их видели. Их следы были налицо. Ее братья их тоже видели. Равно как и следы орка. Блажка прошла по ним назад к тому месту, где лежала, где орк схватил ее и назвал слабой. Осуждение. Обличение. Почему он позволил ей жить? Орков таких размеров и силы никто не знал. Орков, способных пощадить полукровку, не могло существовать. Блажка прошаркала по следам в поиске ответов. И первой нашла Нежку. Кавалеро оттащили ее от дерева всего на несколько шагов, прежде чем появился орк. Ее бросили, на растянутой и лишенной цвета шее все еще висела петля. У Блажки чуть не подкосились колени. Она все же позволила им согнуться, но лишь для того, чтобы просунуть руки под Нежку. Затем, прижав ее к себе, Блажка снова поднялась. Она не собиралась ни оставлять Нежку стервятникам, ни хоронить здесь вместе с ее убийцами. Нет. Она собиралась унести ее отсюда. Если это был ее ад, значит, ей самой было решать, как страдать. Она двинулась с места. Солнце било яростным молотком. Нежкина спина принимала его зной сверху. Свет и жар, отраженные от выжженной земли, приходилось переносить Блажке – как и тяжесть ее мертвой спутницы. Она остановилась всего раз, чтобы снять бригант и немного сдвинуть Нежку на плечах. Освободившись от веса одежды, она двинулась дальше, стараясь держаться юго-запада, но полностью взошедшее солнце не помогало ее затуманенному взору твердо следовать по заданному курсу. Юго-запад. В то место, где можно найти убежище. Кастиль была ближе, но она сулила только смерть. Тело Нежки давило на нее мертвым грузом. Блажка все хотела остановиться, положить ее на землю и собрать тур из камней. Но продолжала двигаться вперед. Она не представляла, сколько прошла. Обычно расстояние в пустошах она оценивала, сидя на свиной спине, и измеряла в шагах стандартных свиных походок. Пешком по Уль-вундуласу ходили и оставались в живых только орки. Все остальные становились добычей для стервятников. Потея, испытывая боль, Блажка сощурилась и пригляделась. Нужно было взобраться на холм, посмотреть сверху. Тащить Нежку по каменистому склону было бы утомительно, но и бросить ее она не могла. Не имея выбора, она начала подъем. Первые несколько шагов придали Блажке уверенности. Но скользкая рыхлая земля и коварные камни быстро свели ее на нет. После четверти пути по склону ее бедра уже горели, а плечи сводило от попыток ровно удержать Нежку. Каждый выдох звучал с тихим напряжением. Каждый шаг вперед смачивался сотней капель с носа и подбородка. На половине пути она уже думала положить Нежку на минуту, чтобы дать отдохнуть спине. Но мысль о том, что ее придется поднимать обратно, отпустила эту идею, и ее унес до боли слабый ветерок. Наконец, она достигла вершины гребня. Уль-вундулас наградил ее усилия видом на пустоши во все стороны. «Ну нахрен». Она принялась спускаться. Вторую половину дня она провела в поисках ровной дороги. Идти по прямой она никак не могла. Сухие ущелья, рыхлые камни, холмы – все вынуждало Блажку петлять. В ее сознании жила надежда найти лимон или грушу, которые будут расти за следующим поворотом, – что-нибудь, что позволит ей смочить рот и внесет хоть какое-то разнообразие в окружающую местность. Но пустоши лишь насмехались над подобными надеждами. Они предлагали только жару и трудности. Солнце опустилось ниже, дразня ее тайнами запада, но направление больше не имело значения. Она стала рабой ровной поверхности. В какой-то момент валуны и хребты перестали преграждать ей путь и сосредоточились вдоль него. Получившаяся тень вызвала вздох облегчения. Вперед, только вперед. Блажка убедила себя, что углубляется в ящикообразный каньон и сможет из него выйти. Думая иначе, она бы точно зашла в тупик. Она стала замечать дубы. Будь Блажка в седле, упавшие желуди порадовали бы сейчас ее варвара. Но ее сухой язык они ничем не привлекали. Когда деревья стали собираться в настоящую рощу, она принялась следить, нет ли поблизости воды. Но сперва она нашла капище. Шагая под сенью дубов, она наткнулась на него неожиданно. Это была сломанная колонна из резного мрамора, с зазубренной верхушкой на уровне груди. Белизна камня была запятнана накопившейся за долгие годы грязью, его захватывали в объятия лозы, как увядшие, так и цветущие. Округлый, весь в бороздках, камень имел квадратное основание и достигал ширины с дождевую бочку. Под ним лежал забитый козел, чьи обнаженные розовые внутренности усеивали черные точки мух. Вокруг козла валялись десятки мертвых змей – одни свежеубитые, другие иссохшие; большинство сгнили, превратившись в хрупкие скелетики – с тонкими ребрами, все еще держащимися на позвоночниках, и клыкастыми черепами. Воздух наполнял тошнотворно-сладкий запах разложения. Блажка выругалась про себя. Она хоть и не видела никогда подобных капищ, но знала, что это предвещало. Последние блуждания привели ее на землю кентавров. Отступив от колонны, словно та была столь же опасна, как принесенные в жертву животные при жизни, Блажка развернулась и спешно направилась обратно. Когда она почти добралась до края рощи, голоса и топот копыт возвестили о крахе ее надежды выжить. Здесь были деревья, чтобы укрыться, но она не могла сделать это быстро и бесшумно. Мысль вступить в бой казалась нелепой и утомительной. Это была ее ошибка, и спорить было бессмысленно. Блажка встала на месте, ожидая приближения кентавров. Их было трое – две женского пола и один мужского. Они скакали беспечно и так же общались между собой. Даже смеялись. А почему бы и нет? Дура-полукровка забрела в их рощу слабая, усталая, без свина и без оружия. Здесь было над чем посмеяться. Но их голоса затихли, когда они заметили Блажку, и резко остановились. Она ожидала безжалостных ухмылок в предвкушении кровопролития. Но увидела только раскрытые от удивления глаза. Самки сжимали в руках корзины, у самца была только лопата с длинной ручкой. Оружия при себе у них не оказалось. Троица неуверенно переглянулась, тревожно переминаясь с одного переднего копыта на другое. Они не знали, что она здесь. Ее присутствие стало для них такой же неожиданностью, как для нее – их капище. Самка в центре, не сводя глаз с Блажки, заговорила со спутниками напряженным шепотом. Самец тихо ей ответил. О чем они говорили – было для Блажки загадкой. Другая самка указала то ли на нее, то ли на Нежку, и проговорила что-то с явной тревогой. Они немного настороженно посовещались между собой. Вероятнее всего, спорили, кому поскакать за воинами, чтобы те пронзили незваную гостью копьями. Блажка прикинула, насколько быстро это произойдет. Скорее всего, не очень. Когда решение было принято, самки передали свои корзины самцу. Затем они подняли руки, выставив перед Блажкой ладони. Старшая заговорила с ней – слов было не разобрать. Самки, не опуская рук, медленно приблизились. Их жест призывал к спокойствию и миру, при этом предостерегая Блажку: они опасались, что она выстрелит и нападет на них. Черт, Блажка сама точно так же подходила бы к возбужденному свину. Она оставалась на месте и наблюдала за самцом, когда самки начали немного расходиться в стороны, отдаляясь друг от друга. Старшая продолжала свой поток слов, главным образом успокаивающих, но приправленных испугом. Они остановились на расстоянии плевка. Старшая несколько раз повторила одну и ту же фразу. И еще медленнее, чем прежде, они приблизились и потянулись… К Нежке! Блажка дернулась, попыталась отстраниться, но внезапное движение заставило ее споткнуться, лишившись той немногой устойчивости, что у нее оставалась. Она начала падать. Кентавры метнулись вперед, схватили Нежку за ноги и плечи, поймав ее. Лишившись ее веса, Блажка почувствовала головокружение и позволила земле приветствовать свой зад. Самка, подогнув передние ноги, положила Нежку себе на спину. Блажка села, и гордая мысль о смерти стоя больше не казалась ей такой важной. Она останется сидеть здесь на заднице, когда полетят копья, и это не ухудшит ее мнения о себе. Старшая самка что-то сказала, затем резко защелкала языком, отправив младшую, чтобы та забрала корзины и поскакала в рощу. Послала привести убийц. Самец тоже получил какое-то указание, но его лицо от услышанного помрачнело, и он будто бы захотел возразить. Самки ответили уже строже и изобразили жесты, не допускавшие никакого неповиновения. Он отправился прочь. Оставшаяся самка-кентавр осторожно подогнула ноги, приопустив свое большое лошадиное тело. Затем указала на Нежку и со скорбным лицом произнесла несколько слов. Черт, она думает… – Я знаю, что она мертва, – прохрипела Блажка. – Я не сошла с ума. Не сошла с ума. Не умерла. Самка протянула руку и медленно, очень медленно приподняла Блажкину рубашку. Та не попыталась ей помешать. Теперь, сидя на земле, она могла только оцепенело смотреть перед собой. Самка зашипела, увидев ее колотую рану, и отпустила рубашку. Затем вернулся самец – с собой он принес немного дров. Затем, присев так же, как самка, принялся разводить костер. Когда дрова были выложены, он снял с плеча висевший у него рожок и извлек оттуда что-то слабо дымящееся. Высыпав это на ладони и сложив их лодочкой, он тихонько дунул, и тлеющий сверток разгорелся. Кентавр осторожно подложил его под дрова. Вскоре огонь набрал силу, и самец стал подкладывать больше дров, раздувая его сильнее. Затем вернулась младшая самка, ее корзина теперь была полна желудей, которые она высыпала перед старшей, прежде чем ускакать снова. Старшая, взяв плоский и острый камни, принялась разбивать их кожуру и перемалывать плоды. Наблюдая за всем этим, Блажка стала понемногу соображать своим ослабленным умом. Они помогали ей. Очередная шутка ее ада. Иначе быть не могло. Лошаки были кровожадными убийцами, рыщущими в своих разрозненных, обходимых стороной землях, пока Предательская луна не звала их сеять смерть и насилие. Не сошла с ума. Не умерла. Очевидно, солнце нагрело ее мозг и ее обуяла жажда так, что она впала в бред. Поняв, о чем она думает, мираж младшей самки вернулся с бурдюком воды и дрожащей рукой предложил ей. Блажка схватила его, заставив кобылку, вздрогнув, отскочить от нее, перевернув бурдюк, она жадно направила воду себе в рот. Вода была теплой, илистой и восхитительной. Она ожидала, что вода превратится в пыль, задушит ее, что сам бурдюк растворится в воздухе. Но жидкость все лилась ей на язык, а она алчно ее глотала. Наконец, оторвав губы от бурдюка, она упала рядом с Нежкой, предавшись блаженному миражу. Открыв глаза, она увидела звезды и услышала стрекот сверчков. На дубах вокруг играл свет костра. Сев, она ощутила пульсацию в голове и поняла, что все еще находится в роще. Нежка была еще рядом, еще мертвой, но теперь покоилась на ладно сложенном незажженном погребальном костре. Ее тело было очищено. Блажка поднялась и почувствовала под рубашкой что-то липкое. Осмотрев себя, обнаружила, что ее рану покрыли некой блестящей мазью. Если кентавры ей привиделись, это значит, что Блажка сейчас спала, а они забрались в ее сон. Теперь их было семеро, они собрались у самой кромки рощи. Там горел другой костер, более крупный, и они стояли вокруг, каждый держал в руках по кольцу из плетеного тростника. Распевая песни на своем странном языке, кентавры держали эти кольца у себя над головой. Блажка проследила за их устремленными вверх взглядами, и ее охватило дурное предчувствие, когда она увидела луну. Она светила только четвертью и казалась вполне нормальной, но глаза лошаков все равно были обращены к ней. Блажка погрузилась в отчаяние, ожидая, что луна сейчас растворится у нее на глазах и ее спасители обратятся в хищных зверей. Но луна оставалась прежней. Опустив тростниковые кольца, кентавры поднесли их к огню. Как только те зажглись, они снова потянули кольца к небесам и держали до тех пор, пока пламя не стало обжигать им руки. Тогда каждый кентавр подбросил свое кольцо вверх так, чтобы оно закрутилось в воздухе, потом поймал и подбросил снова. Они касались горящих венков ровно настолько, чтобы подбросить их снова, и повторяли это действие, пока те не развалились и тлеющие стебли не улетели в ночь. Пение прекратилось, и кентавры на миг замерли. Затем они разошлись с мрачными лицами – все, кроме самки, которая первая села на колени и колола желуди. Она повернулась, увидела, что Блажка наблюдала за ней, и подошла к ней с головешкой из костра. Заговорив, она указала на корзину, стоявшую рядом и накрытую куском шкуры. Блажка заглянула внутрь и обнаружила там хурму, козлятину, инжир и ощутила всю силу собственного голода. Самка сняла с себя еще один бурдюк и передала ей. – Спасибо, – сказала ей Блажка. Самка сдвинула брови, словно пыталась вспомнить ответ на загадку. Затем, без всяких слов и жестов, передала головешку Блажке, а потом повернулась и убежала в глубь рощи, куда уже не проникал свет костра. Блажка положила головешку в маленький костер. И начала есть. Трудно было не проглотить все содержимое корзины сразу, несмотря даже на то, что пищи в ней оказалось немало. Но она все же немного оставила – на следующий день. За нынешней ночью последует день – в этом она была все более уверена по мере того, как наедалась. Это был не сон, не видение, не ад. Ужасы, загадки – все это было реальным. Блажка не сошла с ума, хотя еще недавно в пустошах ей и казалось, что она теряет рассудок. Иначе почему она взгромоздила на себя мертвое тело, а не еду и оружие?