– Какую? – вяло соображая и буквально плавясь не то от жары, не то от прикосновения некроманта, я совершенно не понимала, о чем он говорит. – Ту, что я сделал, – терпеливо сказал он, словно и не понимая, какой раздрай вызвал в душе. – Кэтрин, ты слишком небрежно относишься к подаркам. Тон у Боннера был серьезный, но мне почудилась улыбка в его голосе. И тут пришло раздражение. Мой адвокат хоть и паршивец, но далеко не дурак, и он точно понял, почему инкуб, пытавшийся меня соблазнить, вдруг преобразился в этого самодовольного гада. И издевается теперь! – Взяла! – рявкнула я, разворачиваясь и гордо возвращаясь в авто, громко хлопнув дверью. – Пожалей машину. – Гад уселся рядом и, не глядя в мою сторону, тронулся с места, одновременно включая магнитолу и мурлыча под нос незамысловатый мотивчик. А я вся кипела, разве что пар из ушей не валил. Потому что все мужики – гады и им надо от нас только одно! Но это всегда не то, чего нам хочется… Так мы ехали долго. Какое-то время я еще очень злилась, сама не понимая, что меня бесит больше: его безразличие или мое желание обратить на себя внимание? Кроме того, я себя не узнавала, понимая, что с каждым днем все больше превращаюсь в другую женщину с необъяснимыми поступками, странной логикой, вспыльчивую и даже взрывоопасную. Стараясь усмирить себя с помощью разглядывания видов из окна, я смотрела на открывающиеся пейзажи. Мы мчались в центр по широкой шумной трассе, минуя порт и пригород. Что меня поразило, – даже в самом сердце Афула-аль-Бад был зелен, свеж и шумен в отличие от серых холодных городов севера, переполненных безликими высотками. В конце концов, мне удалось победить в себе сумасшествие гормонов, я задышала ровнее и даже улыбаться стала, наслаждаясь видами. Но в тот же самый момент, когда я, казалось, пришла в себя, Боннер, зараза, снова замурлыкал что-то, подпевая незнакомой группе, качая головой в такт музыке и поводя широкими плечами. «Ар-р», – подумала я, бросая на некроманта испытующий взгляд и мечтая испортить ему настроение. Сама не знаю зачем. Наверное, от него же и заразилась этой ерундой – желанием вредить. Раскрепощенный до неприличия, Адам пробуждал во мне такие эмоции, о которых я давно позабыла. С самой первой нашей встречи он заставлял меня чувствовать себя неуютно, сомневаться в себе и… чего уж там, много думать о нем. Потому что второго такого прямолинейного, наглого, напористого и харизматичного мужчину я никогда не встречала. И он манил меня, притягивал, как магнит. А я сопротивлялась изо всех сил, при этом мечтая, чтобы он постоянно усиливал напор… – Красота, – вдруг сказал предмет моих нехороших мыслей. Моргнув, я было решила, что это обо мне, но он показал в сторону обочины. Едва не шипя и отчетливо чувствуя, как превращаюсь в змею обыкновенную, подколодную, повернулась. И обомлела. Теперь мы снова мчались где-то по пригороду, мимо величественных гор, забираясь все выше и все дальше от Афула-аль-Бад. И именно сейчас проезжали укромную бухту, буквально врезавшуюся в скальный массив. Море цвета лазури, гонимое усиливающимся ветром, нападало на высокие берега, чтобы, встретившись с ними, тут же успокоиться, набраться сил и повторить все сначала. Я замерла от восторга, а Боннер слегка сбавил скорость, понимая мое состояние. Он по-прежнему не говорил со мной, но иногда косился, и краешек его губ слегка дергался, будто некромант прятал улыбку. – И правда, невероятно, – переборов гордость, сказала я, вдыхая полной грудью знойный живительный воздух юга. – Спасибо. – За что? – Некромант сделал музыку чуть тише и удивленно вскинул светлые брови. – За это. – Я показала на море и искренне улыбнулась, забыв про обиды. – Моя мама очень расстраивалась из-за нашего переезда на север, но для карьеры отца это было очень важно. И для семьи, соответственно, тоже. А потом, уже после обустройства на новом месте, через пару-тройку лет они несколько раз летали в родные места, но меня уговорить не смогли. Мне так нравился наш новый дом, обставленный по последнему слову техники… и новый электрокар, и стильная одежда… – Все любят комфорт, – философски заметил Боннер. – Да, но то, что радует тело, часто является отравой для души. Вот же оно, море – лекарство от любой болезни! Как я могла забыть его и променять на возможность носить шмотки подороже? – Это как раз вполне нормально. – Адам внезапно свернул к обочине и остановился, нажав на кнопочку, отчего машина тихо затикала. – Раньше я и сам ездил сюда очень часто. Не ради моря, а по делам. А потом нужда во мне отпала, и я осел на севере. Там для меня самое место. – Почему? – Потому что я живу работой. Потому что мне нравится мой офис в отдалении от чужих глаз. Да и люди там спокойнее. Другого такому, как я, не дано. Море для романтиков. Я засмеялась и, легко пожав плечами, ответила: – По-моему, ты гораздо более романтичный мужчина, чем думаешь. Ляпнув эту фразу, едва не откусила кончик языка, мечтая, чтобы Адам на минутку оглох и не услышал сказанное. А то еще напридумывает себе бог весть что… В смысле поймет правду. Он не сказал ничего, только посмотрел на меня сквозь стекла темных очков. Глаз его я не видела, но взгляд чувствовала всем своим существом, до мурашек на коже. Чтобы избежать неловкости и не сказать еще что-то, отвернулась, глядя на голубую гладь, убегающую далеко-далеко, до самого горизонта. – Я взял с собой все документы для оформления вашего развода, – вдруг сказал Боннер. – Они в чемодане. Мне нужны твои подписи и кое-какие уточнения, после чего мы сможем послать их по адресу постоянного проживания Поука и в суд Хорсеса. Я посмотрела на Адама. Он уже избавился от очков и теперь осторожно поглаживал дужки длинными пальцами, положив их на гладкую панель авто. Невольно залюбовавшись этим зрелищем, я не решалась посмотреть в черные омуты глаз некроманта. – Кэтрин, – он чуть склонил голову, – ты передумала? Я встрепенулась, удивленно уставилась на него. – Разводиться? Нет, что ты! Оставаться женой этого чудовища ужасно. Где бы он ни был, нас все еще связывает брак, и я хотела бы расторгнуть эту фикцию как можно скорее. – Скорее вряд ли получится, если он не объявится. Главное, чтобы ты понимала, что фактически уже свободна от него. – Я понимаю, – кивнула как болванчик, слушая Боннера и невольно соскальзывая взглядом к его губам. И вот вроде не маленькая уже, тридцать лет недавно стукнуло, а сижу перед мужчиной, к которому тянет невероятно, и не могу ничего поделать, кроме как злиться на тупиковость ситуации. Мне бы потянуться вперед, замереть в миллиметре от него, дождаться ответа и… А если не ответит? Я рвано выдохнула, чувствуя, что вот-вот лопну от досады и бессилия. И тут он сам притянул меня к себе. Обхватил ладонью затылок и шею, чуть сжав. На миг замер, глядя глаза в глаза… Наверное, ждал от меня сопротивления или хотя бы кокетливого «Не надо». Но… не в этот раз. Ощутив наконец его губы на своих, я просто воспарила от счастья. Поцелуй на фоне морского пейзажа в голубом кабриолете с шикарным мужчиной… Он действовал напористо, страстно, без намека на отступление, а я обхватила ладошками его щеки, покрытые короткой щетиной, и никак не могла насытиться этим поцелуем. Руки Адама прижимали меня плотнее, пальцы гладили спину, крались ниже, скользя по ткани платья. Спрятались под подолом, касаясь голой кожи, горящей от долгожданной встречи. Я жадно вдыхала его запах, прикрыв глаза, отдавалась на волю ласкам… Как вдруг сменилась музыка в магнитоле, внезапно заиграв громче прежнего. Я вздрогнула, разорвала поцелуй, чуть отстраняясь от Адама и глядя на него помутневшим расфокусированным взглядом. – Ох, – только и выдохнула, понимая, что мы по-прежнему припаркованы на обочине, а мимо проезжают авто с любопытными пассажирами. – Не вини себя, – с улыбкой шепнул Боннер мне на ушко, даже не думая смущаться и очень неохотно убирая руки с внутренней стороны моих бедер, – просто я весьма очарователен, если не сказать – сногсшибателен. Ты не можешь сопротивляться моей бешеной сексуальности. Я закашлялась, глядя на этого наглеца. – Скромник… – Это моя отличительная черта. Да. А поцелуи можем повторять, когда захочешь. Я всегда «за»… – Он легко коснулся губами моего виска, подмигнул и вырулил на трассу, внимательно глядя в зеркала. Такой серьезный и сосредоточенный, холодный и собранный… И лишь брюки под ширинкой топорщатся, подсказывая, что произошедшее было приятно не только мне и кое-кто тоже жаждал продолжения. Боннер… Его поцелуи… Я думала о них почти весь оставшийся путь, иногда отвлекаясь на короткие реплики и тайком глядя на губы, захватившие все мое внимание. Как случилось, что грубый, бестактный некромант стал лучшей терапией от тоски и забвения? Он будоражил, возрождал меня к жизни, пробуждая от смертельно опасного сна, при этом оставаясь бесконечно далеким и не желая подпускать меня ближе. Ближе не физически – морально. Боннер по-прежнему не отвечал на большинство интересующих меня вопросов, много хмурился и наслаждался моим замешательством. Наглый и самодовольный, этот гад был очень далек от моего представления об идеальном мужчине, но я продолжала думать о нем снова и снова. Хорошо ли, плохо ли, с интересом, с ненавистью, с возмущением и любопытством… Постоянно. За всю дальнейшую дорогу мы перекинулись буквально парой фраз ни о чем: что-то о дороге, о самочувствии, о желании перекусить… Я отвечала, пожимая плечами, кивая невпопад. Он хмурился все сильнее, поджимал губы, крепко сжимал руль. Остановившись у небольшого придорожного гипермаркета, зашел и купил еды, закинув пакеты на заднее сиденье. И все молча, даже не уточнив, чего хотелось бы мне. Впрочем, аппетита все равно не было. После того поцелуя у обочины что-то пошло не так, хоть Адам и отшутился, а я улыбнулась в ответ. Прикрыв глаза, я какое-то время делала вид, что уснула, медленно перебирая вопросы, хаотично кружащие в голове, нанизывая их один за одним на нить, словно бусинки. Хотелось навести порядок в той свалке, что давила изнутри на черепную коробку, и понять, чего я хочу на самом деле. Разобраться в себе было чертовски тяжело. Еще тяжелее было понять, чего ждать от Боннера. Сегодня, например, выяснилось, что просто целовать его мне уже недостаточно. Тело предавало, стремилось навстречу к едва знакомому мужчине податливо и безвольно. Я не помню, чтобы когда-то так же целовала мужа… Конечно, сказывалось одиночество, да и пустоту, образовавшуюся после ухода Роджа и выяснения правды о нас, хотелось заполнить. А Адам умело меня встряхивал, пусть и не совсем понятными и приемлемыми методами. И его поцелуи мне безумно нравились. Настолько, что я забывала о моральной стороне вопроса и об обещании больше не ввязываться в отношения с мужчинами. В какой-то момент я все-таки открыла глаза, повернула голову, посмотрела на профиль Боннера и тут же была поймана в плен его глаз. И мне бы отвернуться, скрыть от него смятение, творящееся в душе, но я не стала. В конце концов, мне уже тридцать. Позади юношеские страсти, стеснительные признания невпопад, неудачные опыты с мужчинами, один из которых и вовсе длился восемь лет… Что может случиться от маленькой, незначительной связи с адвокатом? – Кэтрин, мне не нравится, когда ты долго молчишь. – Адам свернул с трассы, съехав на более узкую дорогу, посмотрел на небо, вдаль и только потом – на меня. Выжидающе. – Ты хочешь, чтобы я постоянно говорила? – Чтобы озвучивала иногда свои мысли, – прямо сказал он. – В свете имеющихся проблем не думаю, что тебе стоит погружаться в себя. – Я не вспоминаю прошлое, – отвернувшись, стала разглядывать высокие заборы – мы въезжали на территорию частных построек. – Вижу. Ты смотришь на меня с ненавистью, значит, прокручиваешь в голове события настоящего. Я закатила глаза: каким нужно быть тугодумом, чтобы спутать ненависть с вожделением? Я тут мечтаю о короткой интрижке с интересным любовником, а он недоверчиво щурится и головой качает. Хотя, может, это у меня проблемы и я совсем разучилась кокетничать? – Ты не прав, – только и сказала, тяжко вздыхая. – Ну, хорошо, – легко согласился он, раздраженно передернув широкими плечами. Не поверил. Эх, как бы я хотела на минутку стать менталистом и считать его мысли или хотя бы их отголоски. Тогда бы точно знала, что делать дальше. – Мы скоро приедем, и ты сможешь отдохнуть, – снова заговорил он. – Я не устала. – Значит, я смогу отдохнуть. И так – всю дорогу. Сам начинает говорить и сам злится, даже бесится. – Скажи, чем я тебя обидела? Не выдержав, развернулась к нему вполоборота, нахмурилась и тронула за запястье, требуя внимания. Он сбавил скорость, но не посмотрел на меня. – Послушай, я понимаю, мы постоянно вместе все это время, а ты привык к одиночеству. И, должно быть, я жутко тебя раздражаю своим присутствием. Но ведь ты сам позвал меня. Зачем? Объясни хоть что-то! Какое-то время в воздухе висела вязкая тишина, от которой было тяжело дышать, и я уже решила, что не дождусь ответа, когда он спокойно сообщил: