В другое время не миновать схватки, но сейчас нам всем было не до того. Коридор между тем наполнился гулом сильных солдатских голосов. Раздавалось звонкое пощелкивание металлических сосков в умывальниках, плеск, смех, беготня. — Рота, строиться на ужин! — раздался зычный приказ дневального. Краткий топот — и снова тишина окутала нас. Вдруг в замочной скважине заскрежетал ключ — дверь распахнулась. На пороге стоял усатый старшина. Глаза прищурены. — Ну, что будем с вами делать, граждане-шпионы? — Никакие мы не шпионы! — возмутился Акрам. — Отпустите нас домой, — хныкнул Рахмат. — Отпустите, — поддержал я. — Мы ж ничего такого не сделали. — Ишь вы как, — хмыкнул старшина. — А зачем пробрались на военную территорию? Знаете, что объект охраняется. — Ничего мы не знали, дяденька, — соврал Акрам. — Не дяденька, а товарищ старшина, — строго поправил усатый военный. — Да, мы не знали, товарищ старшина, — попробовал убедить и я. — Просто пушки хотели поглядеть. — Вот как, поглядеть!.. Ну, ладно, хватит! — отрезал старшина. — В пионеры давно приняты? — Давно. — Дайте клятву, что никогда впредь не повторите подобных нарушений. Мы втроем, не сговариваясь, дружно, в один голос, гаркнули: — Честное пионерское, не будем нарушать! Старшина улыбнулся. — Ничего, бойцы, получается. А теперь… шаго-ом марш домой! Рахмат первым кинулся в дверь, но споткнулся о выступ и упал. — Отставить, — строго сказал старшина. — В шеренгу по росту стройсь! Построились. Акрам, я, Рахмат. — Напра-аво! Ша-а-гом арш! Мы затопали во двор. Оттуда повернули к железным воротам с огромными красными звездами, но старшина остановил: — Левое плечо, ша-а-гом арш в столовую, — и мы пошагали к светлому зданию, укрывшемуся под густыми деревьями. В столовой нас посадили за отдельный стол. Отужинавшие солдаты с любопытством разглядывали незнакомых пацанов. Повар в белом колпаке, которого мы видели еще днем, поставил перед нами котелок с гречневой кашей, Добродушно подковырнул: — Небось проголодались, друзья-шпионы! Ух, что это была за каша! Просто объеденье. В другой раз мы бы не одолели по полтарелки, а тут на дне котелка осталось лишь масляное пятнышко. Потом усатый дежурный по части повел нас к орудиям и показал их вблизи, не разрешил только ничего трогать руками. За воротами старшина подарил нам по звездочке, «На память», — сказал. Теперь эта облупившаяся звездочка вместе с реликвиями моей армейской службы перешла во владение сына. ПРО ЮНУСА-ГЛУХОГО И КЛАД Ну какое же детство или рассказ о нем без клада, верно?.. — Кисля-пресня маляко-о! — вместе с утренним ветерком в открытые окна домов врывался хриплый голос Юнуса-глухого. — Кому кисля-пресня маляко-о? Из калиток выглядывали смуглые и румяные хозяйки в атласных и ситцевых платьях, подростки, малыши. С кастрюлями, банками, чашками-косами… Торопились навстречу. Иногда за хозяевами семенили псы. Лохматые и гладкие, разношерстные, с ушами острыми, обрубленными и длинными. Для них Юнус-глухой был «свой». Они никогда не гавкали на него. Подходили, обнюхивали — здоровались. Глухоманной жил неподалеку от кожевенного завода в саманном домике. Держал огромную лобастую корову и продавал молоко и простоквашу. Руки Юнуса-глухого пахли молоком и сеном. На вечно небритом подбородке молочника торчали пучками волосы, точно колючки. А глаза были похожи на коровьи. Темные, влажные и грустные. Мы, мальчишки, считали Юнуса-глухого личностью загадочной, таинственной. И для того имелись основания. Жил он сам по себе, замкнуто. Ни родичей, ни друзей-приятелей. А тут еще кто-то пустил слух: этот Юнус-глухой, мол, только притворяется бедным да несчастным. На самом же деле он скряга. И во дворе у него зарыт сундук с золотом, дорогими вещами. Называлось даже точное местонахождение скрываемых ценностей: под старым грушевым деревом. Кто не мечтал в детстве найти клад? Для чего? Известное дело: купить сколько угодно мороженого или съездить в гости к индейцам… Двор богача Юнуса был огорожен плохо. Через провал в низком, осевшем дувале свободно проходили соседские овцы, козы, запросто гуляли по двору, щипая бедную зелень. Лазили и мальчишки. Играли в «чилляк» — азиатская разновидность русского «чижика». Никого Юнус-глухой не прогонял. Наоборот, когда отыскивалось свободное время, стоял в сторонке и с каким-то странным для взрослого интересом наблюдал за игрой. Может, наши игры напоминали ему его детство? Этого никто не мог знать. Как-то вечером Акрам вдруг сказал: — Клад — это здорово! Но чужое брать нельзя. — Может, Юнус-глухой закопал, а после о нем вовсе и забыл, — с надеждой предположил я. — Вот и хорошо, — подхватил Рахмат. — Ему все равно не нужен никакой клад. Пусть себе торгует молоком. Интересно, что там спрятано, в этом зарытом сундуке? Жгучее детское любопытство явно пересиливало наши представления о том, что можно и чего нельзя… Словом, мы подгадали, когда Юнус-глухой отправится в очередной раз разносить молоко, и, притащив с собой лопату, принялись, пыхтя от спешки и напряжения, рыть по очереди вокруг груши. Ладони наши сразу взбухли мозолями: земля была сухой, неподатливой. Старались в основном мы с Акрамом. Рахмат же деловито поплевывал в горсти, приплясывал вокруг нас и лихорадочно подгонял: — Поднажмите, ребята! Еще, еще… Когда земля была хорошенько взрыхлена, Акрам с досадой швырнул лопату. — Вранье все, нет никакого клада! — Э-э, может, он зарыт под другим деревом?.. — теперь Рахмат схватил лопату и принялся долбить землю под черешней. Увы, под черешней тоже не ждала нас пиратская удача. Но клад, клад! Одна мысль о нем разжигала воображение, заставляла до крови натирать ладони. Мы вскопали и под урючиной, и под орешиной, но вожделенного сундука с драгоценностями, словно в издевку, нигде не оказалось. Сердитые и до изнеможения уставшие, мы расселись в тени под виноградником и тут… со скрежетом распахнулась калитка. Показался с коромыслом и пустыми ведрами хозяин. Мы привстали и плюхнулись обратно. Бежать было бессмысленно. Все равно обнаружены, остается лишь ждать законного возмездия. Хозяин с подозрением посмотрел на непрошеных гостей, потом растерянно окинул взором двор. Вдруг легкая улыбка скользнула по утомленному его лицу.