У меня вырвался всхлипывающий вздох, но он еще не закончил. — Я потерпел провал по всем пунктам, — его голос был мягким, но диким в своем отвращении к самому себе. — Я уничтожил нашу связь. Забрал твои клыки. Уничтожил мою способность освобождать гибридов. Я чертовски презираю себя, но все равно люблю тебя еще больше. — Не надо… — Я люблю тебя так сильно, что едва могу это вынести. Ужасный спазм моего сердца угрожал превратить меня в мяукающее разбитое месиво. Он был не единственным виноватым в этом. Я плохо к нему относилась. Вместо того чтобы превратить его в пыль, я превратила его в безвольную тень мужчины, который пытался заставить меня ненавидеть его. Потому что он не хотел, чтобы я уничтожила себя. Я любила его. Я все еще любила его, и каждый кровоточащий вздох моего тела хотел сочувствовать ему. Мне пришлось заставлять себя злиться на него, потому что, черт возьми, я охереть как сильно хотела его. Мужчина, демон, его нежность и жестокость — я хотела всего этого. Я жаждала насилия. Жертва моего собственного безумия. Но я ему этого не прощу. Он ушел к другой женщине вместо того, чтобы прийти ко мне. Он сломал нас самым ужасным образом. Сама мысль об этом злила меня. Так чертовски злила, что я позволила гневному жару ненависти скручиваться и скручиваться, пока все не взорвалось. — Ты отвратителен, — закипела я. Он кивнул. — Я не заслуживаю тебя. — Ты никого не заслуживаешь, — я заерзала на кресле, хватаясь за обидные слова. — Ты — вирус тупости. Он взял меня за подбородок и посмотрел прямо в глаза. — Я знаю. — Не смей пытаться смягчить мой гнев. — Вовсе не пытаюсь. Я с тобой согласен. — Ты не можешь соглашаться. Ты не имеешь права на мнение. Ты… Ты… — мой голос дрогнул. — Ты трахнул мое доверие в задницу. Ты… ты, бл*дь, разбил мне сердце, — воздуха нет. Не могу дышать. Вверх, вверх, пока не утонула. — Я не могу поверить, что ты такой жестокий. — Мне очень жаль, — он обхватил мое лицо ладонями, глаза его были пусты и остекленели от слез. — Твои слова ничего не значат, — я вырвалась из его объятий, и каждый дюйм моего тела боролся с болью. — Ты — высший класс жестокости. Мета-жестокость. Транс-жестокость. Сверхчеловеческая жестокость. — Ты закончила? — Нет. Ты настолько катастрофически жесток, что выходишь за рамки научных законов жестокости и попадаешь в совершенно иной ад жестокости, — слезы текли по моему лицу. Мне было так больно, что я даже не могла придумать хорошего оскорбления. — Ты канцероген жестокости и… — Ты закончила. — Развяжи меня. Он уставился на мои запястья, поколебался, а затем перегрыз веревку. — Куда мы пойдем отсюда? — Мы никуда не пойдем, — я встала и поискала среди обломков свои теннисные туфли. — А вот я пойду. — Нет, — раскаявшийся мужчина исчез, и на его месте стоял похититель, который обманывал, лгал и манипулировал. — Я не позволю тебе бежать. — Мне нужно восстановить силы, — я нашла туфли и надела их. Затем я выбежала за дверь. Большую часть следующей недели я провела, бегая по коридорам. Приводя мягкие мышцы в тонус. Выгоняя свою боль упражнениями. И думая. Иногда он бегал со мной. Большую часть времени он оставлял меня в покое. Он не прикасался ко мне, не давил на меня, но всегда спал рядом. По непонятным мне причинам я принимала все предложения присоединиться к нему в столовой. Я не стала наряжаться. Гибриды продолжали игнорировать меня. Женщины были там, но все лица были новыми. Остальных он отослал прочь. Я старалась не позволить продуманности этого поступка проникнуть в мою решимость. Я застряла в петле между летаргией и действием. Я перешла от полной отключки к острому осознанию, мой разум был поглощен бесконечной гонкой за истиной. Возможно, он предал меня по правильным причинам. Может быть, он любил меня так сильно, что это повредило ему мозг. Возможно, мне не хватало какого-то потрясающего ответа на все вопросы. Любовь должна была победить все. Пророчество должно было спасти будущее человечества. Я чувствовала себя полностью уничтоженной обеими этими вещами. Я думала обо всем этом. Потом мы с ним бесконечно говорили об этом. Соглашаясь, споря, мы снова и снова вели одни и те же разговоры и никогда не могли отойти от холодных твердых фактов. Наша метафизическая связь была прервана. Мои клыки и способность видеть его вены были потеряны. Я не могла его простить. Он отказывался отпустить меня. Поэтому я бегала по коридорам. Я бегала, чтобы направить эмоциональную боль, очистить голову и убежать от источника моих страданий. Но как бы далеко я ни убегала, он был со мной, рыскал где-то на краю моего сознания. Когда он физически находился рядом, мое тело воспламенялось, гудя и пульсируя от вспомнившегося удовольствия. Я всегда буду желать его, и хотя я достигла уровня вежливости в наших отношениях, я не буду, не смогу заниматься с ним сексом. Он не получит эту часть меня. Конечно, он мог взять ее силой, но не сделал этого. Быть с ним и в то же время не быть с ним — это особый вид ада. Я любила его, но не могла простить. Он любил меня и говорил мне это по сто раз на дню. Я была несчастна. Он был несчастен. Нужно было что-то менять. Месяц спустя тьма рассеялась. Он отпустил меня. Глава 32 Я прижала дрожащую ладонь к огромной двери в гараже и впитывала тепло стали. Четыре месяца назад я оставила своих отцов под темным холодным небом в поисках правды. Казалось весьма уместным, что я вернусь к ним при дневном свете, поцелованная солнцем и светящаяся ответами. Вот только у меня не было ни ответов, ни лекарства, ни моментальных решений для будущего человечества. Я настолько отклонилась от своего пути, что уже не знала, кто я и что я. Мое время с Салемом изменило меня. Моя кожа сделалась бледной. Под глазами залегли синяки. Я потеряла свои клыки, надежду и сердце. Я никогда не буду прежней. Я и не хотела быть прежней. Та наивная девочка мертва. Позади меня работал двигатель. Мой транспорт уже готов. Я испустила прерывистый вздох, который ощущался как сплошное облегчение. Где я? Как далеко мне придется ехать? И вопрос, который тяжелее всего давил на мой разум… Достаточно ли я сильна, чтобы сказать «прощай»? Разбудив меня этим утром, он только и сказал, что: «Одевайся и иди в гараж». А потом ушел. Я прибыла через несколько минут и увидела, что мои вещи лежат в рюкзаке, в котором мы приехали из Канады. Я проверила сумки, вооружилась луком и кинжалом моей матери и стала ждать, когда придет успокаивающее ощущение полноты. Оно так и не пришло. Эребус сидел на водительском месте, бесстрастно наблюдая за мной. Салема нигде не было видно. Он отпускал меня на свободу. Последний месяц я требовала, чтобы он меня отпустил. Теперь я этого добилась, и вместо того чтобы заорать на Эребуса, чтобы он побыстрее увез меня из этого проклятого места, я избегала грузовика. Высматривала в гараже Салема. Сдерживала слезы. Я не могла дышать. Я только чувствовала эту скручивающую боль в животе вокруг узла это-ощущается-неправильным. Мичио сказал мне прислушиваться к своей интуиции. Моя интуиция доверилась Салему четыре месяца назад, когда я покинула канадский лагерь. Он изменил мне, а моя интуиция хотела дать ему еще один шанс. Ни за что. Я не могла так поступить, потому что… Выучила! Свой! Урок! Раздался громкий лязг, вибрацией прокатившийся по полу. Я отдернула руку от стали. Гибридные охранники отперли замки и откатили внутренние ворота в сторону. Я шаркающими шагами отошла назад, широко раскрыв глаза и задержав дыхание. С тяжелым металлическим стоном стальная дверь начала подниматься к небу, складываясь на направляющих под потолком. Застыв в шоке, я уставилась на полоску света вдоль пола, наблюдая, как проем становится все больше и светлее. Я мельком глянула на грузовик возле себя и нашла стально-голубой взгляд Эребуса. Никакой повязки на глаза? Он не шевелился, не моргал. Они позволят мне увидеть местоположение их дома? Если я узнаю ландшафт, я могу привести своих отцов. Может, они не сумеют поймать Салема, но они убьют его друзей и разрушат его дом. Во мне вспыхнуло желание защитить. Вопреки всему случившемуся, я не была заинтересована в мести. Я буду сражаться с каждым, кто попробует на него напасть. Я повернулась обратно к поднимающейся двери. Если я узнаю, где он живет, я смогу вернуться. Поэтому…? — В старом мире существовала популярная поговорка, — низкий рокот тембра Салема раздался поверх скрежета двери. Я резко развернулась и обнаружила его стоящим в тени на расстоянии трех метров от меня. Его руки были засунуты в передние карманы кожаных штанов, рубашка туго натянулась на накачанной груди. Локти отведены от боков, плечи сгорбились вперед. Его поза была напряженной, неловкой, столь ужасно неестественной. Такой не в духе Салема. Солнечный свет и жар лились позади меня, постепенно поднимаясь по моим ногам сзади. Как бы мне ни хотелось увидеть пейзаж снаружи, я не могла отвести от него взгляд. — Согласно поговорке… — он смотрел на желтый свет, растягивающийся по бетону и устремляющийся к его ботинкам. — Если любишь ее, отпусти. Если она вернется к тебе, то останется твоей пленницей навеки. Оковы применять по желанию. Мою грудь сдавило, губы дернулись в чем-то среднем между улыбкой и рыданием. — Поговорка звучит вовсе не так. — Сойдет, — он отступил на несколько шагов, гонимый подступающим светом. Его взгляд не отрывался от моих глаз. — Я буду ждать тебя.