— Если наши похитители бросили нас возле особняка, — сказала я, — то мы находимся к западу от моего лагеря, может быть, в трех-четырех днях ходьбы. — Что это за лагерь? — Маленький забаррикадированный городок. Когда мы его нашли, там жило несколько человек. Мы помогли им укрепить стены, а взамен они позволили нам использовать его как временный штаб в течение последних двух месяцев. Салем кивнул и пошел дальше. Я не ставила под вопрос его решение отправиться на юг. Следы на снегу в месте, где мы проснулись, вели на север. Миссия номер один состояла в том, чтобы создать дистанцию между нами и нашими похитителями. Как только мы сориентируемся, я отправлюсь на восток, к своему временному центру, с Салемом или без него. Моя грудь сжалась при мысли о расставании с ним. Я выбросила это из головы, отказываясь сосредоточиться на всяких «а что, если». — Что это такое? — я кивнула на странную деревянную дубинку в его руке. — Это дубинка тотокия, — Салем поднял ее передо мной, давая мне возможность рассмотреть его поближе в темноте. — Иногда ее ошибочно принимают за ананасовую дубинку. Она напоминала мне страуса с длинной шеей, переходящей в круглую голову с заостренным клювом. Только голова ощетинилась деревянными шипами, а клюв превратился в смертоносный шип. — У нее есть история? — спросила я. — Мой друг, человек, о котором я тебе рассказывал, Уайатт… — он поднял дубинку и положил ее себе на плечо, перешагивая через упавшее бревно. — Человек, который был тебе как отец. — Да. Он был антикваром до вируса и имел эту дубинку в своей коллекции. Когда он дал мне её, то сказал, что она с острова Фиджи. Видишь шип? Он рассчитан на то, чтобы проделать аккуратную дырочку в черепе. Громоздкая голова придает ему вес, поэтому, когда вбиваешь шип в кость, тебе не нужно сильно замахиваться. Местные жители были известны как людоеды. Можешь представить себе ее полезность. — Это… — я кашлянула в кулак. — Весьма пугающе. — Зато эффективно, — Салем одарил меня клыкастой ухмылкой. — Ну, здесь она тебе вряд ли понадобится. За те долгие часы, что мы шли, я не заметила ни малейшего намека на жизнь. Я внимательно следила за его шеей, ожидая появления фосфоресцирующих вен. Не то чтобы я ожидала встретить случайного врага или бродягу. В старом мире Юкон был малонаселен. Теперь он стал во сто крат более пустынным. — Ты знаешь, сколько людей погибло в последнюю мировую войну? — я остановилась, чтобы завязать и согнуть ветку, которая висела у меня на пути. Его брови нахмурились. — Думаю, очень много. — Больше шестидесяти миллионов, — я стряхнула снег с перчаток и догнала его. — В 1940 году это составляло три процента мирового населения. Ты знаешь, сколько людей погибло, когда вирус поразил их? — Людей? — Да, Салем. Сколько людей погибло за эти первые несколько недель? — Девяносто процентов, — его взгляд был устремлен куда-то вдаль, за деревья. — Да. Это более шести миллиардов человек. Умерло. Вот так запросто, — я уставилась на замерзшую скелетообразную местность. — Нас осталось не так уж много, особенно здесь, в этом арктическом аду. Шансы, что мы наткнемся на кого-то, кто сможет помочь… — Смотри, — Салем схватил меня за руку и указал на тускло освещенную поляну впереди. — Может быть, мы увидим какой-нибудь ориентир или что-нибудь, что поможет нам ориентироваться. Мы бросились вперед и резко остановились. Перед нами простиралась река шириной около тридцати пяти метров, замерзшая и блестевшая в лунном свете. Мое сердце подпрыгнуло от волнения. — Это что… — Река Юкон? Да, — он указал на север, на неясную горную вершину на фоне бледнеющего серого горизонта. — Если это Миднайт-Доум, то мы находимся к югу от старого Доусон-Сити. Мой разум метнулся к образам карты, которую я изучала месяцами. Мы зашли дальше на север, чем я думала, но я знала, как добраться отсюда до лагеря. Всего лишь пятидневная прогулка. По моему лицу расплылась улыбка. Салем повернул меня к крутому скалистому утесу, возвышавшемуся над противоположным берегом реки. — Там есть пещера. Видишь? Известняковый карст был величественным изображением эрозии ветра, льда и воды. Тени цеплялись за пористые гребни и выступы скал, но лунный свет подсвечивал узкую трещину в ребристой поверхности скал. Если бы река не замерзла, трещина была бы недосягаемой. Салем проверил поверхность льда, топнув ботинком. — Лед по меньшей мере тридцать сантиметров толщиной. Должно быть безопасно идти дальше, — он бросил еще один взгляд на восточный горизонт. Учитывая блеклые оттенки неба, солнце могло взойти в любую минуту и осветить покрытый снегом пейзаж, испещренный елями и разделенный замерзшей рекой. Рекой, которая приведет меня на юго-восток, прямо к лагерю. Трепет переполнил мою грудь. — Я собираюсь пересечь реку первым, — сказал он. — Когда я пройду половину пути, следуй за мной. Когда он вышел на лед, я собрала четыре плоских камня и сложила три из них на берегу, где он вошел. Я положила четвертый камень рядом с кучей так, чтобы он как бы указывал на 1 час на циферблате — и в направлении пещеры. — Доун! Шевели задницей, — Салем стоял посреди реки, высокий и свирепый под тяжестью рюкзака. — А твоя людоедская дубинка не пробьет дыру во льду? — я зашагала по поверхности с помощью цепких подошв своих ботинок. — Мы могли бы заняться подледной рыбалкой. Он взял меня за руку и повел к утесу. — Я гораздо лучше умею охотиться на бобров. — Это был пошлый намек? — Нет, — он фыркнул от смеха. — Поймать бобра чертовски легче, чем пронзить рыбу копьем. — Бобры не любят, когда их ловят. Он покачал головой, улыбаясь мне. — Вот это точно пошлый намек (прим. английское слово beaver (бобер) также обозначает женские гениталии, заросшие волосами). Я пожала плечами, улыбаясь ему в ответ. Впереди скалистый склон уступил место расщелине и, как мы надеялись, пещере внутри. Салем присел на корточки и просунул голову в щель шириной в шестьдесят сантиметров. — Салем, — я потянула за наши переплетенные пальцы. — А что, если там живет полярный медведь? — Тогда мы его съедим, — он сбросил рюкзак, достал керосиновую лампу и зажег ее с помощью встроенного высекателя искры. Я смотрела на него широко раскрытыми глазами и поражалась. Что еще у него имелось в рюкзаке? — Что? — Салем посмотрел на лампу и снова на меня. — Я сам делаю керосин из горючего сланца… — Я тоже, но у тебя, кажется, бесконечный запас полезных вещей. Просто любопытно, вот и все. — Я живу в этой местности, помнишь? Я также знал, что слежка за тобой… — Преследование. — Слежка. — Ловля бобра, — я поджала губы, борясь со смехом. — Бл*дь, — Салем не выдержал первым, расхохотавшись и потирая голову. — Ты победила. Я знал, что выслеживание и отлов бобра не будут похожи на увеселительную прогулку. Я отправился в путь с запасами на целый сезон. — Ладно, грязный ты бойскаут, — я кивнула в сторону пещеры. — Продолжай. Вместо того чтобы пролезть в щель, Салем встал во весь рост и притянул меня к своей груди. — Я как раз собирался тебе сказать, — он поцеловал меня в уголок рта. — Твои клыки, — поцелуй в другой уголок, — чертовски сексуальны. Когда Салем отстранился, мои губы обдало потоком ледяного воздуха. Я хотела вернуть его рот. И его руки, его зубы, его член… я хотела, чтобы он соединился со мной в теплом коконе блаженства. — Ты не боишься, что я тебя укушу? — я протянула руку и стала теребить пуговицу на его кожаном пальто. — Я узнаю уровни жажды крови. Прямо сейчас твое тело нуждается во сне и пище. Салем повернулся обратно к расщелине и нырнул внутрь, потянув меня за собой, сжимая мою руку. Тусклый свет лампы провел нас через узкое отверстие к зияющему пространству диаметром с нашу бетонную тюрьму в особняке. Я пристегнула мамин кинжал к бедру и повернулась кругом. Известняковые стены пропитались влагой. Мягкие белые минералы образовывали сочащиеся отложения на низком потолке, а рядом с узким входом располагалась заброшенная яма для костра. Поставив лампу на пол в центре комнаты, Салем присел на корточки возле груды окаменевших дров и принялся перебирать золу и древесину. Я скрестила руки на груди, чтобы отогнать холод.