Ничего. Но пустота казалась другой, обширной, как будто она простиралась вокруг меня на многие мили. И воздух стал острее, свежее. Зверски холодно. Легкий альпийский ветерок щекотал мой горящий нос. Не жжение. Замерзание. Я приоткрыла один глаз и увидела непроглядную тьму. Где Салем? Мой пульс участился. «Не паниковать». Мои пальцы сжались в холодном, рассыпчатом… снегу? У меня перехватило дыхание, а голова закружилась под тяжестью остатков транквилизатора. Теплая мягкость покрывала верхнюю часть моего тела и ступни. Неуклюжими движениями я ощупала все вокруг и обнаружила знакомые текстуры своего тела — плащ, медальон, сапоги, шорты. Срань господня, мой лук! В отдалении хрустнула ветка, и что-то пронеслось над головой. Мое сердце подскочило к горлу. Я находилась на улице. Ночью. Накачанная наркотиками. В шортах. Как я сюда попала? Были ли мои похитители поблизости? Салем? Мне вернули все, что у меня было с собой при поимке, за исключением… Я порылась в складках меха, лихорадочно ища кинжал матери. Когда я обнаружила его пристегнутым к бедру, облегчение сорвалось с моих потрескавшихся губ струйкой пара. В нескольких футах от меня раздался ответный вздох. Салем? Перекатившись на бок, я напрягла зрение и заметила неясное пятно размером с человека, лежащее на снегу. — Салем? — прошептала я. Тень шевельнулась. — Доун? «Ох, слава бл*дским богам». Я поползла к нему, царапая голые ноги о мокрый снег и сильно дрожа. Мое зрение приспособилось и различало силуэты окружающих деревьев и следы ног, уходящие вправо. Неужели мы все еще на Юконе? Как долго действовало успокоительное? Они не могли отнести нас далеко. Если только они не давали мне транквилизаторы больше одного раза. Я дотянулась до его обтянутого кожей тела и перевернула его на спину. На нем было длинное черное пальто, застегнутое спереди на все пуговицы, кожаные штаны и тяжелые ботинки. Рядом с ним лежал огромный рюкзак и странная деревянная дубинка с изогнутой рукояткой и шипастой головкой на конце. Подцепив пальцем воротник его плаща, я потянула его вниз. Никаких вен. — Я свечусь? — он открыл свои сияющие глаза и уставился на меня. — Ну, только твои глаза. Черт. Ты мог бы осветить небо этими гляделками, — я осмотрелась вокруг, и мое сердце забилось быстрее. — Я только что очнулась. Я не знаю, где мы находимся. Похоже на Юкон. Мы одни, но кто знает, надолго ли. — Ш-ш-ш, — он погладил меня по щеке и слегка улыбнулся. — Ты в порядке? — Промерзла до костей, — я задрожала до боли. — Немного вялая. Очень дезориентированная. А ты? — То же самое, — он сел и тут же начал заваливаться, успев опереться на вытянутую руку. — Тпру. Думаю, мне нужна минутка. — Почему ты очнулся после меня? — я сумела согнуть онемевшие ноги и натянула плащ на голую кожу. — Разве твое тело не восстанавливается быстрее? — Должно… Нет, подожди, — Салем уронил голову на руки. — Я приходил в себя… Меня тащили лицом вниз по снегу и… бл*дь! — он потянулся назад и потер лопатку. — Они стреляли в меня не один раз. — Ты их видел? — я взглянула на следы и насчитала две пары отпечатков. — Сколько их было? — Было темно. Я помню только отдельные проблески. Снег. Пара ботинок. Укол в спину, — Салем огляделся. — Есть идеи, в какую сторону… — его взгляд остановился на моем согнутом положении. — Ты все еще в этих шортах. — Да. Через несколько часов я умру от переохлаждения, — у меня стучали зубы. — У тебя есть свободное место в штанах? — Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, — его глаза блеснули, когда он схватил рюкзак. — Это… — он порылся в нем. — Это мой рюкзак. В этом нет никакого смысла. Они отпустили нас? Надели на нас одежду? — он вытащил охотничий нож и в шоке уставился на него. — Зачем им возвращать наше оружие? — Они хотят, чтобы мы жили? — И поэтому они выбросили нас при минусовой температуре без еды и крова? — Салем достал кожаные штаны на меховой подкладке. — Надень это. Я найду что-нибудь, чтобы подвязать их. Через несколько минут Салем повел нас в противоположном направлении от следов ботинок. Веревка удерживала мои позаимствованные штаны на месте, а меховые перчатки и шапка из его рюкзака добавляли дополнительную защиту от холода. На задание выследить меня он пришел подготовленным, тогда как я убежала в глушь, оставив все свои припасы с Эдди. Глупая, импульсивная я. Сжимая мамин кинжал, я пробиралась сквозь снег, петляя между низко нависшими ветвями и наощупь продвигаясь в темноте. У меня не было ни одной стрелы, и мне нужно смастерить их, как только мы найдем убежище. Салем покосился на компас из рюкзака, но у нас не было отправной точки. Нас высадили в замерзшем лесу без карты и шлепка по заднице. — Знаешь, что меня беспокоит? — он остановился, дожидаясь, пока я догоню его. — Мои короткие ноги? — Нет, детка, — его рука в кожаной перчатке приподняла мой подбородок. — Мне нравятся твои ноги. Я поцеловала его ладонь, ожидая, что он отпрянет от моих зубов. Вместо этого он притянул мою голову к своей груди и заключил меня в теплые объятия. Может быть, он почувствовал, что моя жажда крови уступила место более насущной потребности — пережить ночь. — Что тебя беспокоит? — пробормотала я, уткнувшись в лямки его рюкзака на груди. Я могла придумать тысячу вариантов. Почему наши похитители освободили нас? Потому что у нас был секс? Потому что у меня выросли клыки? Почему бы просто не убить нас, если им не понравился результат? Или, может быть, мы дали им именно то, что они хотели? А что, если я беременна? Что, если мои клыки предназначены для уничтожения человечества, а не для его спасения? «Не думать об этом». — Я не хочу тебя пугать, — Салем приподнял мое лицо, согревая щеки руками в перчатках. — Но ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты не чувствуешь никаких укусов? Никакой боли от возможного… от вторжения силой? Изнасилование. Волосы у меня на затылке встали дыбом. — Давай двигаться дальше, — я поплелась вперед, сосредоточившись и ища приступы боли или дискомфорта, которые могла не заметить. Если бы меня изнасиловали, я бы чувствовала себя изнасилованной? — Кроме твоего укуса на моей шее, я не чувствую ничего подозрительного. — Если наши похитители были гибридами, — сказал он, — почему они не укусили тебя? Гибридный яд мысленно программировал зараженных на неконтролируемую потребность кусать людей и оплодотворять женщин. Если бы я все еще была человеком… вычеркните это. Я все еще человек… и они не смогли бы остановить себя от того, чтобы оттрахать мое коматозное тело и покормиться от него. Я потерла руки под плащом. — Может быть, их отпугнули мои клыки, — я бросила на него косой взгляд. — Ты же сказал им, что эта сумасшедшая сука превратилась в гибрида. Салем смотрел прямо перед собой, и уголок его рта дернулся. — Я обещал тебе, что вытащу нас оттуда. — Насчет этого… — я остановилась и склонила голову. — Откуда ты знал, что это сработает? Он осмотрелся по сторонам, внимательно вглядываясь в лесные тени. — Мы не станем делать это здесь, — не оборачиваясь, он ускорил шаг. — Не станем делать что? — я погналась за ним, крепче сжимая кинжал. — Ты что-то знаешь, да? Чего ты мне не говоришь? — Оставь это, Доун. — Нет… Он резко повернулся ко мне и схватил меня за горло карающей хваткой. — Скоро рассветет, — он ткнул пальцем вправо. — Если мы не найдем место, где можно укрыться… — его лицо напряглось от нехарактерной смеси боли и ярости. Так же быстро его лицо смягчилось. — Я знаю, что ты мне не доверяешь… — Доверяю, — я вцепилась в пальцы на своем горло. — Когда ты, бл*дь, не душишь меня. Его рука ослабла, но не отпустила меня. — Ты мне не доверяешь, и мы поговорим об этом. Мы поговорим обо всем, как только окажемся в безопасности. Салем опустил руку и зашагал прочь, оставив меня потрясенной и безмолвной. При условии, что мы все еще находимся вблизи реки Юкон на крайнем севере Канады, то до рассвета оставалось всего четыре-пять часов. Но откуда он знает, который час? Я уставилась на кроны ветвей над головой и черное небо, проглядывающее сквозь них. Это могло быть девять вечера или девять утра. Мое чувство времени и направления было испоганено до неузнаваемости. Широкий горб его рюкзака растворился в темноте, и густые тени подлеска поползли вокруг меня. Я скучала по теплому солнечному свету на моем лице, по его запаху на моей коже и по проникновенному зрелищу того, как свет разрушает мрак ночи. Рассвет (прим. Имя «Доун» переводится как «рассвет»). Это слово моя мать прошептала на последнем издыхании. Последнее, что она видела перед тем, как отдать мне свою жизнь. Жизнь, которую я не стану растрачивать впустую. Салем хотел, чтобы мы нашли безопасное место, и это важнее его секретов. Я не доверила бы ему информацию о миссиях Сопротивления и не верила, что его действия направлены на благо будущего человечества. Но я доверяла ему свою жизнь. В глубине души я верила, что он защитит меня. Мы молча брели бок о бок по бесконечным лесным просторам. Салем украдкой поглядывал на восточный горизонт, но, судя по компасу, держал курс на юг. Я продолжала искать следы присутствия моих отцов. Они будут отчаянно охотиться за мной. Может быть, они ищут в этом самом лесу? Я отсутствовала по меньшей мере десять дней. Беспокойство, должно быть, съедало их заживо. Я высматривала трещины в ветвях деревьев и сложенные камни — любой из их знаков, указывающих на то, что они проходили через этот район. Я оставляла свои хлебные крошки, связывая веточки на деревьях, мимо которых проходила, и сгибая их в направлении, в котором я двигалась. — Что ты делаешь? — Салем следил за моими руками. Я привязала черную еловую ветку и сложила ее так, чтобы она согнулась, и конец смотрел на юг. — Этому меня научил Джесси, — я отпустила ветку и продолжила свой путь на юг. — Когда я теряюсь, я сгибаю ветви, чтобы они, как стрелы, указывали на мой путь. Если кто-то из моих отцов увидит это, он поймет, куда я пошла. — А если деревьев нет? — его голос звучал скептически. — У нас есть отличительные метки для каждой ситуации. — Они действительно находят тебя через эти метки? — Всегда, — я сделала неуверенный вдох. Юкон простирался на сто тысяч квадратных миль. Искать меня было все равно что искать иголку в горе сосновых иголок. Но Эдди знал, что я направилась на запад — в противоположную сторону от нашего лагеря.